отдать должное художнику, выполнены карикатуры прекрасно. Заинтересовала Домета и таблица физических данных мужчин арийского типа, из которой он с огорчением узнал, что под этот тип его физические данные не подходят.
— Азиз!
Домет оглянулся: Меир Хартинер.
— Куда вы пропали, Азиз?
Домет почувствовал себя неловко, но пожал протянутую руку.
— Здравствуйте, герр Хартинер. Я был в отъезде.
— Что с вами, Азиз? Мы же всегда называли друг друга по имени. С вами определенно что-то происходит. Вы здоровы?
— Не совсем, — соврал Домет. — Старая фронтовая рана открылась.
— Так вам лечиться надо.
— Вот я и уезжал лечиться.
— И как? Помогло?
— Не очень. Скоро опять поеду.
— Ну, ну. А как у вас дела? Как ваша пьеса?
— Какая пьеса?
— Нет, с вами определенно что-то не в порядке. «Трумпельдор» конечно же. В такое время, как сейчас, ваша пьеса помогла бы евреям обрести боевой дух. Ее где-нибудь поставили?
— Герр Гнесин собирался ставить ее в Берлине, но его театр…
— Да, я знаю. Они приехали сюда и скоро закрылись. Вам стоит обратиться в «Габиму». Театр европейского уровня.
— Я подумаю.
— А наши новости вы слышали?
— Какие?
— Про доктора Вейцмана.
— А что с ним случилось?
— На Сионистском конгрессе его сняли с поста президента Сионистского исполнительного комитета и лишили всех полномочий.
«Бог его наказал за то, что он так со мной обошелся», — подумал Домет, а вслух спросил:
— За что же его сняли?
— Он возражал против того, чтобы потребовать создания еврейского государства в Палестине уже сейчас.
— А почему вообще такое государство должно быть создано в Палестине? — холодно спросил Домет.
— Но как же… — начал Хартинер.
— Прошу прощения, я тороплюсь, — сказал Домет.
Хартинер застыл с открытым ртом, а Домет пошел дальше, чувствуя, как его бывший друг сверлит ему взглядом спину.
3
— Я хочу увидеть этого сукиного сына!
Так в машине наместник объяснил капитану Перкинсу свое желание, несмотря на августовскую жару, поехать в Акко, где была назначена казнь знаменитого на всю Палестину арабского бандита из Шхема по кличке «Абу-Джильда», который со своими головорезами застрелил двух английских солдат. Вот тут-то его поимка стала делом чести для всей мандатной полиции. К северу от Рамаллы появился специальный полицейский участок для координации действий различных подразделений, участвовавших в поисках банды. У Абу-Джильды было много кровных врагов, и они помогли англичанам выйти на легендарного бандита.
Абу-Джильду схватили в его доме поздней ночью раньше, чем он успел выхватить из-под подушки заряженный пистолет.
— Вы когда-нибудь присутствовали при казни, Перкинс? — спросил наместник.
— Не доводилось, Ваше превосходительство.
— Зрелище не из приятных, но у нас нет другого выхода: этот чертов араб убил двух наших солдат.
Перкинс вежливо промолчал.
Вдали показалась старинная турецкая крепость, в которой теперь помещалась тюрьма. В ней турки применяли изощренные пытки. При англичанах эта тюрьма стала центральной.
Проехав по мосту, машина остановилась. Перкинс, как обычно, хотел открыть дверцу для наместника, но его опередил начальник тюрьмы. Он сиял от счастья: шутка ли, сам наместник почтил его своим визитом.
— Ваше превосходительство, добро пожаловать! — торжественно сказал начальник тюрьмы. — Для меня большая честь…
Наместник осмотрелся.
— Такая жара, да еще такое пакостное дело, — сказал он, ни к кому не обращаясь.
Начальник тюрьмы пригласил высоких гостей в свой кабинет, где уже был накрыт стол. Гости позавтракали и в сопровождении начальника тюрьмы направились к месту казни.
Узкие бойницы крепости едва пропускали свет. С укрепленной под потолком балки с железными кольцами свисала петля. В дощатом полу, прямо под балкой — люк, открывавшийся книзу. Центр люка помечен крестиком.
Начальник тюрьмы провел наместника в дальний угол, где стояли два стула. Придвинув стул наместнику, Перкинс сел рядом.
Начальник тюрьмы подал знак, и в боковую дверь вошли двое тюремщиков, а между ними рослый человек. На голове — черный мешок. Руки — в наручниках, ноги — в кандалах.
Начальник тюрьмы начал читать приговор. Человек в мешке не шевелился. Начальник тюрьмы читал медленно, с выражением, поглядывая на наместника, как актер — на публику.
Человек в мешке что-то крикнул по-арабски.
— Что он сказал? — спросил наместник.
— Простите, сэр, он крепко выругался и сказал: «Кончайте скорее», — ответил начальник тюрьмы.
— Снимите мешок, — приказал наместник.
— Слушаюсь, сэр, — ответил начальник тюрьмы и подал знак тюремщикам.
Те сняли мешок.
Грубое, усатое лицо с горящими ненавистью глазами.
— Он и есть знаменитый Абу-Джильда? — спросил наместник.
Услышав свою кличку, Абу-Джильда плюнул в тюремщика и что-то заорал. Тюремщик ударил его кулаком по лицу и снова надел ему на голову мешок.
— Что он кричал? — спросил наместник. Начальник тюрьмы помялся.
— «Смерть англичанам!», сэр.
— Кончайте поскорее с этим сукиным сыном, — махнул рукой наместник.
Тюремщики схватили Абу-Джильду, поставили на крестик в центре люка и набросили петлю на шею.
Начальник тюрьмы нажал невидимый рычаг, и Абу-Джильда провалился в люк, не издав ни звука.
— Ваше превосходительство, может, останетесь к обеду? — спросил наместника начальник тюрьмы. — У нас сегодня еще две казни.
— Благодарю, — сказал наместник, глядя себе под ноги. — У меня дела. Идемте, Перкинс.
4
Впервые Домет узнал имя Аз а-Дин аль-Касама от Салима. Брат написал: «Еще когда Аз а-Дин аль-Касам учился в Каирском университете, ему предсказывали большое будущее. В нем видели вождя. Похоже, сегодня эти предсказания сбылись. Мулла и воин — не такое частое сочетание. Говорят, аль-Касам проповедует в одной из хайфских мечетей. Думаю, тебе будет интересно его послушать».
В мечеть набилось народу — яблоку негде упасть. Домет стоял в задних рядах.
Седобородый благообразный человек с ясными глазами говорил убежденно и горячо:
— Для чего Аллах дает нам усладу в детстве, незабвенные годы в юности, различные пути в зрелости? Какие из этих путей мы выбираем? Что ищем на этих путях, и что находим? Ради чего мы живем? Чтобы купить дом? Верблюда? Познать женщин? Разве этого хочет Аллах? Нет. Аллах хочет, чтобы с Его именем на устах и в душе мы освободили нашу землю от неверных, от исчадий шайтана — англичан и евреев. Исполним же волю Аллаха!
По мечети прошел рокот, похожий на гул подземных толчков перед землетрясением. Люди смотрели на аль-Касама как на посланца пророка Магомета и готовы были выполнить любой его приказ.
Вокруг Домета стояли мужчины с черными от палящего солнца лицами. Они привыкли пахать землю, но им пришлось уйти на заработки в город. А в городе они работали в каменоломне, на стройке, в порту, на фабриках. Были и такие, кто пошел торговать на рынок или стал лоточником. В городе они узнали, что такое одиночество среди моря людей, научились глушить тоску вином и синематографом, карточными играми и проститутками. Были среди них и такие, которые попали в арабскую компартию, но оттуда, как и все остальные, — в мечеть. Там седобородый проповедник открывал перед ними пути, на которых они не будут одинокими и ни перед кем не станут гнуть спины. Простые, ясные и убедительные слова проповедника западали в самую глубину души и становились точкой опоры.
У Домета закружилась голова, и он вышел из мечети. У него было ощущение, что он присутствовал при сеансе гипноза. Салим был прав: аль-Касам — вождь. Домет начал расспрашивать об аль-Касаме всех, кто его знал: да ведь он — готовый герой для пьесы! Вскоре Домет узнал, что аль-Касам родился в Сирии в семье учителя.
«Как и я».
Учился аль-Касам в Каирском университете. Окончив его, стал учителем и имамом[10]. В своих проповедях призывал жить по Корану. Когда началась Первая мировая война, аль-Касам служил в турецкой армии неподалеку от Дамаска.
«И служили мы совсем рядом!»
К концу войны аль-Касам вернулся в родную деревню и создал там отряд самообороны. Потом бежал от французских властей сначала в горы, где создавал боевые отряды, потом — в Дамаск, потом с поддельным паспортом — в Бейрут, а оттуда — в Хайфу. Тогда аль-Касаму было за сорок. О его личной жизни Домету ничего не удалось узнать.
Аль-Касам ходил по Хайфе, беседовал с арабскими рабочими, заходил в их жалкие ночлежки, в курильни гашиша, в лачуги, где занимались своим ремеслом проститутки. «Нет такого места, куда ни зашел бы наш имам в борьбе с пороком», — с гордостью говорили хайфские арабы.
Аль-Касам разъезжал и по деревням, не пропускал ни одного дома. Его влияние неизменно росло, и он снискал славу неистового борца за угодные Аллаху дела.
Аль-Касаму не составило труда создать боевой отряд, который он назвал «Черной рукой», а англичане — «бандой» и объявили денежную награду за ее поимку. Вооруженный винтовками и самодельными бомбами, отряд нагонял ужас на евреев. Первыми жертвами стали трое членов киббуца Ягур и сержант полиции Моше Розенфельд. «Черная рука» сжигала еврейские плантации и устраивала взрывы на железной дороге, проложенной англичанами.
Аль-Касам попытался уговорить муфтия вместе с ним объявить священную войну против мандатных властей, а может, и поднять всенародное восстание, но муфтий отказался, сказав, что еще не пришло время. На самом же деле муфтий опасался, что аль-Касам станет влиятельней, чем он.
Англичане начали охотиться за аль-Касамом, и он ушел со своим отрядом в горы близ Дженина. Там они прятались в пещерах, а феллахи[11] из соседних деревень носили им рис, сахар, муку, сыр, маслины, сигареты, чай, мыло.