— Двое молодых арабов, которые числятся в штате «Аль-Кармель».
— Журналисты?
— Не могу знать, сэр. Одного недавно видели в порту. Он фотографировал склады.
— Никому ни слова, Брэдшоу. Пока мы все не выясним, ни одна живая душа не должна ничего знать. Упаси вас Бог спугнуть всю эту банду.
16
Эйхман и Хаген доехали на поезде до румынского порта Констанца и там сели на пароход «Румыния», отплывавший в Хайфу.
Большую часть времени Эйхман оставался на верхней палубе, думая о том, как ему повезло: он один из всего отдела получил личное приглашение в такую экзотическую страну, как Палестина. Значит, он стал важным человеком. Никто уже не вспомнит, что он был каким-то там коммивояжером. Теперь его повысят в чине. Но для этого надо будет правильно составить отчет о поездке.
В Хайфе на пристани гостей из Германии уже ждал Домет, которого послал Кляйншток. Домет держал в руке немецкую газету. А невдалеке от него за сходящими по трапу пассажирами с рассеянным видом внимательно наблюдали переодетый в штатское лейтенант Брэдшоу и инспектор полиции.
Эйхман и Хаген сошли на берег и увидели человека с немецкой газетой. А Домет увидел двух мужчин в клетчатых шляпах и помахал им газетой. Эйхман шагнул к нему и чуть было привычно не вскинул правую руку, но в последнюю секунду опомнился.
— С приездом, господа! — негромко сказал Домет. — Наш общий друг попросил меня вас встретить.
Домет помог Эйхману и Хагену уложить чемоданы в такси, и они поехали в контору Кляйнштока. Брэдшоу с инспектором полиции последовали за ними.
Брэдшоу доложил майору Маккензи о прибытии двух иностранцев, скорее всего немцев, которые встретились с Дометом, и все трое отправились на такси в контору Кляйнштока.
На коротком совещании у наместника было решено выслать обоих немцев: если они — шпионы, и говорить не о чем; если нет, тоже хорошо: чем меньше немцев будет крутиться в Палестине, тем лучше. А действия мандатных властей не подлежат обжалованию: в стране чрезвычайное положение.
Водитель такси принес чемоданы. Кляйншток заплатил ему, и тот ушел.
— Азиз Домет. Выдающийся арабский драматург и главный редактор «Аль-Кармель» — самой влиятельной прогерманской газеты на всем Ближнем Востоке, — представил Кляйншток Домета и попросил его свозить гостей на Кармель, пусть посмотрят на Хайфу, а потом поехать с ними в Иерусалим.
— Когда мы встретимся с Чечкисом? — спросил Эйхман.
— Я с ним договорюсь, — ответил Кляйншток и попросил секретаршу принести бутылку коньяка.
Хаген похвалил немецкий язык Домета, а Эйхман начал рассказывать, каким замечательным было их морское путешествие. За коньяком разговор шел о всякой всячине, после чего Домет с гостями отправились на Кармель.
Эйхман никогда не был в горах, и на Кармеле у него перехватило дыхание. Какая панорама! А где-то внизу ползают жалкие людишки.
— Кто живет там внизу? — спросил он.
— Ближе к нам — христианский район, за ним мусульманский, А еще дальше — еврейский, — объяснил Домет.
— И сколько в Хайфе евреев? — поинтересовался Эйхман.
— Чуть ли не половина города.
— Как много евреев живет в разных странах! — удивился Хаген.
Домет хотел что-то сказать, но не успел: их окружил наряд полиции под командованием офицера.
— Ваши документы, господа, — сказал офицер.
— В чем дело? — спросил Эйхман по-немецки.
— Не волнуйтесь, обычная проверка документов, — успокоил его Домет и обратился к офицеру по-английски: — Господин офицер, это — туристы. Они только что приехали в Палестину.
— А вы кто такой? — спросил офицер. — Ваши документы.
— Я — житель Хайфы, редактор газеты. Вот мои документы. Меня тут все знают. Я показываю этим господам город. Вы наверняка обознались.
— Не обознался, — отрезал офицер.
Он проверил документы у всех троих.
— Все будет в порядке, — быстро сказал Домет по-немецки Эйхману и Хагену.
— Говорить только по-английски, — приказал офицер и вернул Домету его документы. — Вы свободны, а эти двое на основании закона о чрезвычайном положении в двадцать четыре часа должны покинуть страну.
— Но почему? — спросил Домет.
— Я же сказал, по закону о чрезвычайном положении. — И офицер приказал полицейским увезти немцев.
Домет перевел Эйхману и Хагену приказ офицера.
— А наши чемоданы? — заволновался Эйхман. — Наши вещи!
Домет спросил офицера, куда привезти чемоданы.
— На пристань, — бросил, уходя, офицер.
— А когда отплытие? — спросил Домет.
— Скоро, — не оборачиваясь, ответил офицер.
Домет привез на пристань чемоданы. Увидев под конвоем Эйхмана и Хагена, он закричал полицейским по-английски:
— Вот их чемоданы!
Конвой остановился. Офицер жестом велел открыть чемоданы, немцы поняли и открыли. Небрежно перебрав пижамы, сорочки, носки и нижнее белье, он показал, что можно взять.
Как только Эйхмана и Хагена увели, Домет бросился звонить Кляйнштоку.
Весь визит Эйхмана и Хагена в Палестину продолжался шесть часов. Их посадили на пароход, отплывавший через час, который на следующий день причалил в Александрии. Они были не на шутку расстроены: миссия провалилась! Как будто проклятых англичан кто-то предупредив!
На пароходе немцы познакомились с египетским адвокатом, который, к счастью, говорил на немецком. Он предложил им остановиться в его доме, и они с радостью приняли приглашение.
Первым делом по приезде в Александрию Эйхман с Хагеном отправились в английское консульство и попытались добиться пересмотра решения мандатных властей Палестины об их депортации. Но в консульстве им сказали, что решение пересмотру не подлежит.
Тогда они решили поездом выехать в Каир. Через три дня они приехали в Каир, остановились в итальянской гостинице «Норанди» и договорились о встрече с агентом немецкой разведки, работавшим в Каире под видом сотрудника Немецкого информационного бюро. Через него Эйхман и Хаген передали Кляйнштоку, чтобы Чечкис срочно прибыл в Каир.
Чечкис приехал через два дня. Встречу назначили в кафе «Гроппи».
— А как же мы будем сидеть за одним столом с евреем? — спросил осторожный Хаген. — Ведь Нюрнбергские законы это запрещают.
— Нюрнбергские законы действуют только на территории рейха, — ответил Эйхман, — а мы за границей. Это раз. Мы при исполнении специального задания. Это два. Так что у нас есть право в случае необходимости преступать закон.
Обершарфюрер Хаген успокоился.
— А вот и он, — тихо сказал Эйхман, кивнув в сторону входа.
После взаимных приветствий Чечкис извинился за действия мандатных властей и заверил, что ХАГАНА не имеет никакого отношения к получившемуся скандалу.
— Мы в этом не сомневаемся, — сказал Эйхман. — Нам известно, что вы враждуете с англичанами.
Чечкис начал с вопроса о еврейской эмиграции из Германии, который его больше всего интересовал. Между властями нацистской Германии и Еврейским агентством уже было подписано соглашение, по которому иммигрант из Германии имел право перевести свои капиталы в Палестину только в виде немецких товаров и по прибытии туда получить за них английские фунты, что привело к промышленному расцвету ишува. Казалось бы, лучше быть не может, но вопрос упирался в то, что американское еврейство вылезало из кожи, чтобы добиться бойкота немецких товаров, а Палестина была ими забита.
Поэтому Чечкис предложил другие условия выезда евреев из Германии: ежегодная квота составит пятьдесят тысяч евреев, у которых есть собственность на сумму не менее тысячи английских фунтов, и они смогут иммигрировать в Палестину без специального разрешения мандатных властей или сертификата.
— Еврей с тысячью фунтами в кармане считается «капиталистом» и автоматически получает заветный сертификат, — пояснил Чечкис.
Хаген сказал, что они не уполномочены решать такие вопросы и передадут предложение герра Чечкиса по инстанции.
Далее Чечкис предложил открыть на территории Германии тренировочные лагеря для еврейской молодежи, которая будет в них проходить необходимую подготовку перед иммиграцией в Палестину, и авансом сообщил Эйхману и Хагену важную информацию:
Всемирный панисламский конгресс, который собирается в Берлине, непосредственно связан с просоветскими арабскими лидерами. И что вас особенно заинтересует, — Чечкис прищелкнул языком, — так это мощный радиопередатчик, вещающий на Германию. Немецкие коммунисты установили его на грузовике, курсирующем во время трансляции вдоль границы Германии с Люксембургом.
Хаген и Эйхман переглянулись.
— Это в самом деле очень важная информация, герр Чечкис, — сказал Хаген.
— Поэтому, — продолжил Эйхман, — вам полагается за хорошую работу пятнадцать фунтов в месяц. Будете их получать от нашего человека в Палестине, а пока, — Эйхман достал деньги, — напишите, пожалуйста, расписку. Вот бумага и ручка.
— Спасибо, у меня есть и бумага, и ручка, — сказал Чечкис, пересчитав деньги.
Эйхман аккуратно сложил расписку и убрал в бумажник.
Они распрощались. Чечкис торопился вернуться в Палестину, а Хаген с Эйхманом — в гостиницу, где Эйхман по свежим следам записал подробности беседы с Чечкисом и составил отчет о поездке в Палестину, в котором, в частности, написал:
«Предложения Чечкиса об увеличении еврейской эмиграции из Германии в Палестину мы считаем неприемлемыми по следующим причинам: 1) Германия не заинтересована в переводе еврейских капиталов за границу. 2) Ежегодная эмиграция пятидесяти тысяч евреев будет способствовать созданию в Палестине еврейского государства, что противоречит нашим интересам. 3) Вывоз немецких товаров в Палестину приведет к сокращению притока валюты в Третий рейх и продлит срок действия соглашения с Еврейским агентством об эмиграции евреев, которое так горячо поддерживает Министерство экономики рейха и против которого мы боремся. 4) Тем не менее мы сочли разумным поощрить Чечкиса передавать нам информацию и с этой целью выдали ему пятнадцать фунтов. Расписка прилагается».