И все же старейшим актом, составленном на языке, из которого станет развиваться современный французский, была валлонская «Шьеврская хартия Геннегау» 1194 года. Никогда не подвергалась сомнению культурная и вполне возможная политическая связь с Францией. Отчетливо видно и классовое различие в языках. В рождественских песнопениях пастушки болтают на валлонском, ангелы говорят на французском.
Валлонская литература — это народная литература, она зарождается в XVII веке на ежедневную потребу: люди поют cramignons — народные песенки. Отсюда понятно, почему валлонам были невдомек фламандские требования во второй половине XIX века. Французский был для них официальным языком королевства, языком мира, языком цивилизации. При этом он обладал кучей очаровательных диалектов. Не имело значения, фламандец ты или валлон, для приличного общества они одинаково не годились, кто бы в этом сомневался.
Мне Валлония по душе. Это в одно и то же время исконная промышленная территория и древнейшая культурная область — сочетание, которое редко встретишь.
Золотой денек 27 сентября 1984 года. Я еду в Шарлеруа, серый, грязный, зачуханный промышленный город. Мне нужно попасть на угольную шахту «Ле-Ротон». Широкая бетонка между двумя рядами приземистых домов, переулок. Вот и шахта.
Чернокожий человек кормит четырех тощих кошек между кучами хлама и ржавых железяк. В окне рабочий подтягивает на цепочке чистое белье к потолку. За подъемником вагонетки с углем катятся вниз по путанице рельсов на промывку. Это последний уголь Валлонии. Завтра будет закрыта последняя шахта «Черной страны». Завтра завершится каменноугольная эра Валлонии. Она продолжалась более семи столетий.
Валлония была первым регионом Европы, где люди использовали каменный уголь; три столетия она оставалась единственным таким регионом на континенте. Одно из двух французских названий каменного угля — houille — взято из льежского диалекта. Оно происходит от hoye или hulbe, что, в свою очередь, имеет франкское происхождение. Кстати, на брабантском мы называем каменный уголь oele.
В 1195 году некий монах из Хеспенгау делает запись о черной земле, из которой можно получить огонь. В 1248 году сообщается о трех угольных колодцах в Генегау, а в Боринаже в конце XIII века есть уже около тридцати trous (ям), в частности во Фрамри, Кареньоне и Дуре. Много веков спустя в этих поселках среди рабочих прочные позиции будут занимать социалисты. Залежи угля, длиной 170 километров, тянутся через всю Валлонию от французской границы до Льежа, прерываясь только в Намюре.
Валлоны изобрели водяные насосы и хитроумные вентиляционные шахты, потому что в XVI веке закончилась добыча открытым способом и надо было углубляться в землю, по крайней мере до уровня грунтовых вод. Капитал поставляли крупные землевладельцы, близлежащие монастыри и жители Льежа. В XVIII веке льежцы прорыли первые шахты в немецкой Рурской области. В XIX веке Валлония становится одной из новоявленных промышленных областей Европы, сравнимой только с Центральной и Северной Англией и с Чехией. В 20-е годы прошлого века несколько шахт закрывается, например в Берниссаре, где было найдено около тридцати скелетов динозавров и игуанодонов. После Второй мировой войны добыча угля в Валлонии была обречена на умирание. Все шахты, а их 151, теперь закрыты.
Металлургия в Валлонии старше угледобычи. Еще до римлян нервии[47] между Самбером и Маасом разжигали дровами печи своих маленьких кузниц, чтобы плавить найденное железо.
Все Средние века эта железоделательная индустрия сохраняла свое значение. В 1340 году в Марш-ле-Дам началась эксплуатация настоящей печи для отливки чугуна. Хороший чугун получается при карбонизации руды. Этот способ ранее называли валлонским методом (la methode wallone).
Изготовители гвоздей (les clawetiers) и оружейные мастера завоевали европейскую известность. Льежский регион не хочет терять сомнительную славу изобретателя этой точной механики. Гражданские войны в Африке велись и продолжаются с использованием огнестрельного оружия, произведенного Национальной фабрикой боевого стрелкового вооружения в Эрстале, на расстоянии выстрела из лука от Льежа. Валлон Луи де Гер добирается через Дордрехт и Амстердам далеко на север и учит шведов, как отливать сталь на валлонский манер. Одновременно он был крупнейшим пушечным заводчиком, поставщиком орудий для протестантских войск Германии и для Голландской Ост-Индской компании. Короче, валлоны открывают путь черной металлургии, нашедшей признание во всем мире благодаря высокому качеству продукции.
Король Объединенных Нидерландов Вильгельм I был большим покровителем валлонской металлоиндустрии. У него всегда найдутся деньги на железо, говорил он льежскому сталелитейному магнату с английским именем Джон Коккериль. В период с 1820 по 1830 год 40% помощи из государственной казны Объединенного Королевства Нидерландов предназначались исключительно Коккерилю. В 1850 году его сталелитейная фирма была самой крупной в мире.
Но и в других частях Валлонии появляются предприятия холодного и горячего проката, литейные цеха и домны, выпускающие сотни тысяч тонн стали: трубы, рельсы, жесть, проволоку. Производство стали — сердцевина Валлонии. Десяткам тысяч людей обеспечена работа, даже если через пару лет все угольные шахты закроются. Судьба такого города, как Льеж, была тесно переплетена со сталелитейными фирмами «Эно-Самбр» и «Триангль», которые позже сольются с Льежем и образуют концерн «Коккериль — Самбр».
Отпочкование стальной индустрии несет с собой истощение промышленных поселков, которые вместе формируют отчасти валлонское, отчасти бельгийское, а при моросящем дожде почти североанглийское Шарлеруа. Точно так же выглядят и пригороды Льежа. Поезжайте в Серен или Угре. Вдоль дороги там километрами тянется свалка металлолома в виде труб, вышек, пакгаузов, лифтов, штабелей гофрированного листа — везде сталь, одна сталь. Поразительное сходство с заброшенными комбинатами ГДР. Но видимость обманчива.
Валлоны ожесточенно боролись за свою металлургию, хотя она все эти годы приносила одни убытки, а с учетом азиатской конкуренции и сокращающегося европейского рынка эту битву можно было заранее считать проигранной. Но не забудем, что валлоны на протяжении столетий обладали шестым чувством на технические новшества. И это снова их спасло.
Когда в 1967 году на нидерландской границе вдоль канала Гент-Тернёзен вырос гигантский металлургический комбинат, валлоны сначала не могли этому поверить. Это было грубое покушение на слывшую неприкосновенной промышленную монополию. Этот современный сталелитейный комплекс рядом с глубоководьем и к тому же в руках фламандцев означал ниспровержение насчитывающей столетия славной индустриальной истории. Он возвестил обрушение одного из двух регионов Европы, где индустриальная культура была выкопана из земли, а затем выкована. Но рыночная экономика не знает снисхождения.
В 1980 году валлонские сталелитейные предприятия еще обеспечивали работой напрямую 38 тысяч человек, а косвенно 80 тысяч. Санация и финансирование накопившихся с годами миллиардных убытков — этой проблемой бельгийской политике хватило бы заниматься долгие годы.
Проблему отягощали фламандско-валлонские конфликты. Нужно ли было фламандцам всаживать миллиарды в осточертевшую бездонную яму, называемую валлонской сталью, когда всего один французский менеджер мог бы все уладить. Когда в 1983 году из Франции был приглашен пятидесятилетний политехник Жан Гандуа, его взору предстало одно из самых загнивающих сталелитейных предприятий Европы. За десять лет численность персонала сократилась вдвое, а выпуск продукции заметно снизился.
«Коккериль- Самбр» резко похудел: в Льеже было занято только три тысячи человек. В феврале 1999 года была совершена сделка по продаже «Коккериля» французскому стальному гиганту «Узинор», а в 2002 году происходит слияние «Узинора», люксембургского «Арбеда» и испанской «Асералии» в «Аселор», крупнейшую в мире металлургическую фирму. В 2006 году после агрессивного предложения эта группа объединяется, в свою очередь, с индийским стальным гигантом «Миттал», в результате чего создается «Арселор-Миттал».
Ныне валлонская сталь — мирового уровня. Последние десять лет были революционными. Кому хочется увидеть старое железо или пыльные пакгаузы, адские плавильные печи, кряжистых сталеваров, сквозь зубы насвистывающих «Интернационал», тому придется долго искать. Вся отрасль насыщена новейшими технологиями и электроникой, большинство производственных процессов скрыты от глаз, а специализация в области плоской листовой углеродистой стали и химически стойких антикоррозионных покрытий осталась за льежским отделением «Арселор-Миттал», потому что благодаря этому мы можем назвать «Коккериль-Самбр» мировым лидером.
В общем, у валлонов ни в чем не было недостатка.
Перед Первой мировой войной их заводы были самыми продвинутыми в мире. Валлоны стали жертвой франкоязычных финансовых групп из холдингов, заправлявших Бельгией. Те превосходно заботились о своих собственных интересах, будь то предприятия в Зелзате или в Серене. Бельгийский капитализм выбросил валлонскую индустриальную структуру на свалку, когда она стала приносить меньше прибыли, чем разного рода финансовые спекуляции. Валлония погибла от капиталистического финансового пренебрежения.
Когда в 1976 году металлургическая драма начала принимать все более угрожающие формы, акции металлургических компаний составляли 26% в портфеле банка «Сосьете женераль».
Четверть века спустя, когда большинство акций, выбрасываемых на рынок, 53%, было акциями металлургических компаний, «Сосьете женераль» уполовинил свой интерес к этому сектору. У банка «Брюссель-Ламбер» доля акций этого сектора сократилась с 71 до 12%. Одновременно возросла доля чисто финансовых пакетов.
Теперь о стекольной промышленности. В XIX веке она была одной из самых значительных в Европе. Сейчас она тоже находится на последнем издыхании. Иными словами, Шарлеруа теряет и вторую свою знаковую отрасль.