Нидерландцы строят так тесно, что не могут себе позволить отвести под жилье хотя бы часть дома. Если даже использовать каждый квадратный сантиметр, вряд ли останется место, где можно было бы пошевелиться. Неужели мы должны предпочесть такое? У моих друзей в Гааге обеденный стол после еды опрокидывают к стене, иначе через гостиную не пройти. Да и у нас не всегда можно пройти через гостиную, но это потому, что мебель была изготовлена для великанов, а вазы — для взрослых деревьев.
Все чаще приходится с сожалением констатировать, что молодежь начинает стесняться нашей национальной манеры проживания. Но если бы мне пришлось выбирать между lochting — огородом с грядкой лука-порея, штабелем старых досок, яблоней и курятником — и городским сквером, где по весне, 30 апреля, вдруг как по команде распускаются все тюльпаны, я выбрал бы порей.
Не то чтобы мы, бельгийцы, кучка неряшливых, дружелюбных, недалеких садовых гномиков, но в нас есть что-то умилительное. Наверное, я изобразил нашу манеру проживания в слишком идиллических тонах. В ней есть и немало такого, чего нам следовало бы стыдиться.
Свободное пространство Фландрии загружено под завязку. Ужасает степень безразличия к тому, как во Фландрии и Валлонии относятся к природе. Площадь охраняемых заповедников в Бельгии в десятки раз меньше, чем в Нидерландах. Реки и водоемы пугающе грязные. Существует масштабная программа по очистке воды во Фландрии, но люди из фирмы «Аквафин», на которую возложено задание снова сделать наши воды чистыми, сидят схватившись за головы: слишком мало домов подключены к канализационной сети по той простой причине, что мы десятками лет раскидывали наши домики, как имбирные пряники, направо и налево. То есть «Аквафину» нужно перекопать землю на десятки километров вокруг, чтобы уложить в нее дорогие канализационные трубы. А там, где дома оборудованы канализацией, как в Брюсселе, грязная вода стекает в реки. До августа 2000 года в Бельгии не было централизованных очистных сооружений.
Бельгийский культ кирпича обнаружил также и другие минусы. В области отделки квартир Бельгия долго отставала от Нидерландов. В начале «золотых шестидесятых», райского «периода процветания», три четверти бельгийцев мылись в ушате, 90% согревались от старомодной печи и испражнялись в ведерко или садились на дырку в доске, потому что около половины квартир были без водопровода и приходилось заполнять свое ведерко доверху.
А сейчас, когда воды хватает, любой слабый ливень способен затопить несколько десятков деревень. Это следствие всеобщего правила строить где заблагорассудится. В итоге частное жилье возводят на зимних руслах рек, на торфяниках, заболоченных землях, участках с повышенным уровнем грунтовых вод, где в прежние времена даже самый тупой скотник ни за какие шиши не поставил бы свинарник.
В те же 60-е в Бельгии половина квартир была заселена их владельцами, и в этих квартирах было гораздо больше комнат, чем допускалось национальными нормативами. А в Нидерландах тогда больше 80% жилплощади сдавали в наем. В Нидерландах был дефицит жилья, и по нашим понятиям дома и квартиры там были до невозможности тесными.
Сейчас в наших квартирах почти такой же комфорт и такое же оснащение, как в нидерландских. Но они, конечно, остались просторнее голландских. Объясню в скобках, почему нам незнакомо понятие «дефицит жилья». Причина очевидна. В 1940 году в Бельгии и Нидерландах было примерно равное количество жителей, в Бельгии чуть побольше. Теперь у нас десять с небольшим миллионов, а в Нидерландах — 16. Наше население имело глупость медленнее расти.
Бельгию крепко терзает проблема лачуг. Особенно в Валлонии жилфонд устарел и давно уже не состоит только из красивых, добротных домов, построенных еще перед Первой мировой войной. Люди, живущие на крохотную пенсию, мигранты, гастарбайтеры и хронические безработные попадают на рынке жилья в самые бедные трущобы. Когда обновляются старые кварталы, то всю бедноту опускают еще ниже. Вообще жилищный климат довольно мягкий, а организации по снабжению жильем прилагают усилия, чтобы предоставлять гражданам с низкими доходами приличные квартиры, которые те могли бы оплатить, но доля таких квартир в жилфонде по сравнению с Нидерландами заметно ограничена.
У нас дóма приятные жилищные условия, но вне дома, снаружи мы всё испортили.
Когда я был маленьким, мама пела мне песенки про полевые часовенки, где в мае месяце толпятся светловолосые малыши и крестьянские детишки. В школе мы пели, как шагаем по фламандским дорогам, про старый хутор, дом и пень и как навстречу нам идет Дева Мария. Тогда фламандская земля состояла из колышимых ветром, как море, лугов, тихих деревенек и городков. Это была страна безмятежной, просторной природы. Но теперь фламандская сельская местность воняет жидким навозом сотен тысяч свиней. А деревни систематически уродуются. И это продолжается уже больше полувека.
Однажды я ехал со своим нидерландским другом и знатоком Бельгии Бенно Барнардом из Брюсселя в Антверпен по старой дороге, от деревни к деревне. У него отвисла челюсть. Я не знал, что все так скверно, сказал он. Друг жил тогда в Антверпене и пользовался нашими автострадами. Но тут стояли дома — один за другим, один за другим без перерыва, их сменяли магазины — один за другим, один за другим без перерыва, а потом предприятия — одно за другим, одно за другим без перерыва. Взять хотя бы трассу А12 (Бомсестенвег). То, что здесь встречаешь, вполне может тягаться с первыми образцами американского коммерческого разгильдяйства. Или поезжайте из Мехелена в Лёвен, из Алста в Гент, из Диста в Беринген, совершите тур по окрестностям Ла-Лувьер: везде торжествует ленточная застройка. Эта форма застройки очень стара, но, особенно в 60-е, она перешла в метастазы: дома, супермаркеты, мелкие предприятия, гаражи... точь-в-точь как в Америке. С начала 90-х опухоль, похоже, стала разрастаться быстрее. Или это завершающая фаза? Болезнь день ото дня протекает все острее, смерть уже не за горами, но пока еще не наступает.
Следствием этих отвратительных манер является не только пагубный эстетический урон. Возьмем безопасность движения. Ведь, собственно говоря, все дороги — это еще и улицы. Всегда и повсюду стоят дома, но машины здесь мчатся намного быстрее, чем в населенном пункте. Раньше вдоль дорог проходили также велосипедные дорожки из щебенки, присыпанные песком. Теперь вместо них сооружены бетонные гоночные полосы с минимальными тротуарами по бокам или вообще без тротуаров. Слышите ли вы протестующие голоса Союза законодателей по общественным работам? Расширяются ли тротуары в ваших деревнях? Увеличивается ли у вас число «лежачих полицейских»? Браво, дамы и господа! Как я понимаю, содержание дорог влетает вам в копеечку. В Бельгии 460 километров дорог на 100 квадратных километров территории; эта цифра во всем мире сопоставима только с городами-государствами Гонконгом и Сингапуром. Совокупная дорожная сеть Бельгии вдвое протяженнее, чем дорожная сеть более густонаселенной соседней страны — Нидерландов. В среднем бельгиец ежедневно тратит на поездки, прежде всего автомобильным транспортом, больше времени, чем любой европеец — это говорит само за себя. А число жертв ДТП в год на миллион жителей в Бельгии вдвое выше, чем в Нидерландах.
Вас интересуют причины? Одна из них — никуда не годная бельгийская форма «упорядочения пространства», ленточная застройка. Из каждой двери может выбежать ребенок, а дверей множество. Прокладка велосипедных дорожек не по карману властям, потому что придется выкупать землю у владельцев выходящих к самой дороге палисадников. Всюду дома — значит всюду дороги. Ленточная застройка смертельна, как курение.
А теперь о вещах не столь трагичных, но тоже неприятных. На площадях наших деревень мы выкорчевали деревья, залили эти площади асфальтом, прихватив даже церковные дворы, так что машины могут парковаться почти что у стен храма. Здесь же приходский центр — приземистое здание из голубых панелей, а теперь из грубого сельского кирпича, кафе «Рустикана» и минимаркет. Прогулочные тропинки между полями и живыми изгородями, такие удобные, чтобы быстро пройти сквозь деревню, не боясь транспорта, мы хитроумно ликвидировали, а теперь под давлением «зеленых» избирателей пытаемся восстановить за большие деньги. Тропинки стали элементами структуры окружающей среды, деревья — ценными, но уязвимыми элементами ландшафта. Если зазеваешься, их тотчас же посрубают.
Фламандские деревни приходят в запустение согласно воле и желанию самих сельчан. По отношению к ранее идеализировавшимся селениям «матушка Фландрия», а нередко и «мамаша Валлония» проявляют себя с худшей стороны: бесформенность и безвкусица; главное — выгода; безразличие зашкаливает; кругом неотесанность и хамство.
Я вовсе не эстет и не пурист. Стилизованные реконструкции прошлого, которые обычно бьют мимо цели, такие как Большой двор бегинок в Лёвене, действуют мне на нервы, хотя их детали бывают просто великолепны. Я люблю небрежность и неряшливость, они часть нашей жизни, и нет более организованной системы, чем смерть. Но бессердечие, превратившее фламандские деревни в жуткие, как метлой выметенные пустоши, так что осталось разлечься на бетонке и ждать, когда тебя переедут, — нечто подобное в таких же масштабах я наблюдал только в безнадежно модернизированных деревнях бывшей ГДР.
Внутри наших городов всё более или менее в порядке. Иногда мне не нравятся торговые променады, где натыкаешься на кадки с цветами, в которые любят мочиться собаки, и где играет музыка, которую мне не хочется слушать. По мне, города должны выглядеть строже, даже пугающе.
Эволюция наших городов не слишком отличается от эволюции городов Западной Европы. Наибольший ущерб здесь был причинен в 50-х, 60-х и 70-х годах. Еще старше брюссельская узловая станция Север-Юг. В Брюсселе все еще наталкиваешься на злокозненные попытки сноса домов, но бдительный гражданин становится на дыбы, и это помогает.
Сначала, словно после ковровой бомбардировки, исчез квартал у Северного вокзала; теперь силы разрушения оцепили Южный вокзал. Дела выглядят хуже, чем при строительстве торгового центра «Хог Катарийне» в центре Утрехта.