– А тебе идет красная помада… Только вот зубы чуть-чуть. Вытри.
Пока Аня скребла по эмали салфеткой, Мара заказала им обеим тар-тар с вином:
– Дороговато, но я такой вкусный тар-тар и в Москве не ела.
После казино тут было тихо, приятно. Никто Аню не торопил, не подначивал. И вино, хоть и из сербской винодельни, было пряным, отдавало шоколадом и изюмом. Стоило – как годовой абонемент в библиотеку, который еще утром Аня не смогла себе позволить.
Мара ела жадно. Отправляла в рот такие порции, что Аня удивилась, как ей удается их пережевывать, не теряя облика красивой женщины.
– Младан, еще вина, – Мара махнула официанту и уставилась на Аню, доставая мохнатыми ресницами почти до бровей. – Ну? Долго будешь меня мариновать? Забросала сообщениями, просила срочно встретиться – и молчишь сидишь. Хорошо, что я тут обедаю регулярно. Рядом была.
– Если Руслан спросит, скажи, что ты мне обменяла на рубли тыщу евро.
– А на самом деле?
Аня глотнула вина, тепло от него растеклось по всему телу.
– Заначку распотрошила, мне зарплату задерживают, – Аня то ли хмелела, то ли смелела от того, как ловко придумала. – Иначе и правда пришла бы к тебе с рублями; непонятно, куда их теперь девать. Ни вывести, ни потратить.
– Почему? Мне как раз рубли нужны. Ну, точнее, маме переведу. Зарплата у нас теперь в евро… В общем, можешь мне кидать на карту, как придут.
Аня надеялась – тем разговор и закончится, но Мара вдруг приосанилась, как на работе:
– Так когда у тебя зарплата?
– Э-э-э, ну, наверное, через месяц.
– После январских напомню. – Мара подняла свой бокал, на дне которого вино чернело и не просвечивало. – Ну, за нас?
– Слушай, а что у вас там в офисе с деньгами творится?
– Ты всё про деньги… Ну, задерживают оформление, финансирование сейчас тоже не быстро идет с этими санкциями. Думаю, рассосется.
Доев свой тар-тар, Мара принялась за комплименты от шефа: гренки, паштет, мягкий сыр, оливки…
– А пока, как говорится, зубы на полку.
Когда Мара поднялась, Аня ждала, что у той вывалится живот из-под топа. Но нет, пресс Мары был идеально плоским, золотистым, как гренок, которым она только что хрустела.
– Я освежусь пойду и еще кофейку с десертом, ага? Тут была «Анна Павлова». Младан!
– Давай лучше счет попросим, мне еще ужин готовить.
– Да ладно, я угощаю.
Аня, которая после этого дерганого дня не могла в себя впихнуть ни куска, смотрела, как Мара ломает воздушное безе: тончайшие сахаринки облепляют ее губы, и она незаметно их слизывает. За кофе Мара болтала об осеннем путешествии на Бали (где и успела загореть), оплатила счет, подсунула в папку чаевые наличкой, сложив указательные и большие пальцы, послала «сердечко» бармену за стойкой, красиво нырнула в поданное Младаном пальто. Заявила, что в Белграде нечего делать на Новый год – и потому она, скорее всего, улетит на каникулы.
– Одна? – спросила Аня.
– Ну, зачем же.
Мара уже присела бочком в такси – Аня и не заметила, когда та его вызвала, – подняла руку овалом, чтобы Аня вплыла туда для объятий, скрутилась по спирали на сиденье, захлопнула дверь. В открытое окно донеслось:
– После январских встретимся!
Аня проверила сумку с евро.
Страшно захотелось, чтобы вокруг, как на картине в Русском доме, лежали сугробы: скатать снежок и швырнуть Маре вслед.
6Мясо
Косовске девойке. Косовской девушки. Эта короткая улица была совсем близко к Русскому дому. Район Врачар в центре Белграда – единственный более-менее знакомый Ане. Раз уж Руслан, 31 декабря сажая ее за руль, разрешил выбрать, – попросилась туда.
– Губа не дура, – встрял Андрей Иваныч. – Я сейчас Димке отвезу медичку – и поскачу, куда останется.
– Чего он там, совсем пластом? – Руслан, не отрываясь от планшета, переходил по парковке от машины к машине, раскидывая задачи русским из своей команды.
Аня была десятой.
Деньги на зарплату и премию так и не поступили – и сербы-водители скопом не вышли на работу. У них, мол, праздники, и вообще такого от «братьев» они не ждали. Руслан прикидывал так и сяк. В итоге вывел всех: финансистов, операторов, менеджеров. Умеющие водить – и те, кто ездил с грехом пополам, как Аня, – должны были до трех развезти все заказы.
– Пакеты с мясом уже того, пованивают, – щуплый финансист дергал Руслана за локоть.
– А кто виноват?
– Ну, знаешь, Рус, я тебя предупреждал, что не успеем. Нефиг демпинговать. Сейчас бы два-три заказа отгрузили пешочком или деньги вернули.
– Ты в следующий раз в менеджеры проектов переходи. Посмотрю, как ты в чужой стране раскрутишься.
– Это не мое дело, – щуплый даже попятился.
– Вот и не лезь, бери ключи – и вперед. На тебе Земун: раньше всех отстреляешься.
Садясь в «Hyundai Getz» с новенькими золотыми иконками на приборной панели и прожженным кое-где водительским сиденьем, Аня скривилась. Горечь сигарет, которые Стефан смолил тут одну за другой, перебивала кислый болотистый запах потекшего мяса. Заднее сиденье было завалено бумажными сумками с надписью «BULKA», местами промокшими. Углы и ручки пакетов лезли на заднее стекло.
Ладно.
Аня покрутила, настроила под себя зеркала. Завелась, поехала.
Небо хмурое, в тяжелом облачном киселе. Народ разгуливает в ветровках, кедах. Бахают нетерпеливые салюты.
Миновав пробку на Бранковом мосту, Аня принюхалась – и открыла окна: пусть лучше в уши надует, чем мясо совсем сквасится. У нее не было времени глянуть, что́ там в заказах. Из крайнего пакета торчали свиные копыта и блеклая водянистая мякоть. Увесистый кусок вырезки на повороте шмякнулся под сиденье; Аня, заехав в дорожный «карман», скорее достала его и, сдув прилипший к пищевой пленке сор, сунула назад. Убедилась, что сербы заказали фрукты и шампанское в другом месте. Демпинговал Руслан именно мясом, и, если бы не стачка, устроенная водителями, – он бы выиграл.
Он не спал всю ночь, крутился, аж пружины кровати хрустели. Потом тихо встал, ушел на кухню. На рассвете сидел на диване в гостиной, запустив пальцы в волосы, словно Мюнхгаузен, вытягивавший себя из трясины. Он не видел Аню: она смотрела на его отражение в створе шкафа. Узкое зеркало показывало ей мужа, который ошибся.
Утром Аня готовилась резать салаты и смотреть мультики.
– Может, и меня за руль посадишь в честь праздника? – пошутила она.
Закрепила на стене гирлянду в форме елки. Стена порой оживала, помаргивала.
– Да, возьмешь «Getz», он автомат; остальные механика.
Потом они вместе искали в папке с документами ее права. Руслан наставлял, чтобы она правильно держала руль, обеими руками, не отвлекалась на музыку и не превышала.
То, что она должна стать курьером, как-то не обсуждалось.
Отдав заказ на Косовске девойке какой-то зареванной женщине, оставившей пятьсот динар на чай, Аня медленно ехала по Кралице Натальи. Отвернувшись от Русского дома, словно ее могли узнать за рулем и ткнуть пальцем, едва не сбила человека. Он в национальном расшитом костюме с гитарой вдруг выскочил из-за капота отклячившей зад «скорой». Аня придавила тормоз. Гитарист весело забренчал, замелькали розовые шарики… Аня поняла, что это роддом. Повеселела: вот он, Новый год, новая жизнь, девочка родилась… Даже захотелось набрать матери – спросить, как их встречали из роддома. Кто встречал?
Повернув на широкую улицу Князя Милоша, Аня отметила в приложении: курьер будет через десять минут. В глаза бросилось красно-кирпичное здание: фасад уступами спускается к улице, но обрывается рваной дырой. Перекрытия в ране – точно пожеваны; вокруг запеклось что-то черное. Показалось, что внутри скрещиваются пыльные лучи фонарей, курится дымок…
Бахает взрыв, еще один.
Аня выкручивает руль и утыкается бампером в бордюр.
Передние номера валяются на тротуаре возле двух обгорелых петард, похожих на зажаренных крыс. Их некстати швырнул пацан, которого и след простыл.
«Ру́шевине Гене́ралштаба», – пищит навигатор.
Аня включает аварийку. Стоит возле машины, не зная, что делать дальше.
«КОСОВО JЕ СРБИJА» – на заборе возле раненого Генштаба. Через дорогу, словно кривое отражение, – здание-близнец со сбитыми уступами, прикрытое гигантским плакатом с женщиной в форме. Пронзительный взгляд и что-то про страх и смелость.
Аня звонит Руслану – недоступен, Андрей Иванычу – не отвечает. Этот его сосед откосил, вовремя заболел. Если не ковидом – считай, повезло.
Телефон разрывают уведомления от клиентов, к которым она опаздывает. Мелькает мысль: а не разнести ли заказы пешком? Но пакеты на заднем сидении слишком тяжелые… Положив номер под лобовое стекло, закрыв иконы, Аня заводится, едет дальше.
Потом тащит по темным лестницам подъезда пакет со свиными ногами, мякоть, чевапчичи и кур в обсыпке. Впереди на улице Делиградска – русское посольство, охраняемое вооруженными парнями; Аня со своим оторванным номером от греха припарковалась в переулке. Свиные копыта взбрыкивают в такт шагу и пахнут паленым. На второй звонок дверь открывается – в проеме усатый мужик с автоматом наперевес. Аня визжит и роняет пакет.
Из-за спины мужика выскакивает теть Наташа.
– Вот дурында, – теть Наташа протянула Ане, сидевшей в прихожей прямо в куртке, потому что ее трясло, стакан воды. – Пей давай. Может, чего покрепче?
– О́на за ру́лем, – пробурчал усатый мужик, уже безоружный.
– Душан, иди уже, мы сами, – проводив его взглядом, теть Наташа накинулась: – Ну а чего ты орешь-то, не знала, что сербы оружие хранят? С девяносто девятого. У Душана брат погиб тогда в телецентре. Видела телецентр?
– Да… Нет. Это ступеньками?
– Ступеньками – Генштаб. Нарочно не чинят, албанцев носом тыкать.
– И он вот так с автоматом по квартире…
– Да прям. Разобрать решил, почистить, традиция: дела в порядок под Новый год. Вы, кстати, где встречаете, а то, может… – теть Наташа вдруг оценила Анин вид, потекшую тушь, испачканную куртку – и осеклась.