— Когда немцы разгромили четников после ликвидации Гиммлера, — рассказывал албанец Фадиль, командант бригады, добравшийся до нас во главе небольшой конной группы, — тут равногорское движение затихло, многие перешли к партизанам.
При упоминании Гиммлера Джилас бросил быстрый взгляд на меня, но промолчал.
— Отряды стараемся создавать смешанные, из сербов и албанцев, но пока идет туго, большое взаимное недоверие. Считаю, что надо выделять Главный штаб Косово, — закончил командант.
— А кого назначить командантом Главного штаба? — слегка наклонил голову вправо Джилас.
— Ну, это как Верховный штаб решит, — скромно потупил глаза албанец.
Понятненько. Командир самого крупного соединения в Косово — вторую бригаду только-только создают, до дивизий вообще еще семь верст и все лесом, — первый кандидат на пост начальника Главного штаба. А там и на пост главы края, когда война закончится, губа не дура.
И что-то мне опять генерал Бобетко вспомнился — интересно, а с этим Фадилем что будет в девяностых? Вполне может дожить, он ведь тоже из молодых, на вид ему никак не больше тридцати, а скорее двадцать пять. Будет за независимое Косово топить или останется коммунистом-интернационалистом?
— Как идет формирование?
— Да с этим проблем нет… Но опыта маловато, один блок-пост никак сковырнуть не можем, три раза уже пытались… А взять его — считай, вся долина Ибара наша.
Милован снова поглядел на меня — ну ясное дело, у нас спецгруппа, пулеметы, снайперы, что нам этот блокпост, есть шанс отличиться. Только я едва заметно помотал головой из стороны в сторону. И после разговора Джилас чуть ли не за грудки меня взял:
— Не хочешь косовским товарищам помочь, да?
Все-таки он не военный, несмотря на должность члена Верховного штаба, Арсо бы такую глупость предлагать не стал.
— Нам разницы нет, что наступать бежать, что отступать бежать, только у нас задача другая. Вот доложим наверх результаты встречи, тогда с милой душой.
— Сколько ждать, неизвестно, можем пока провести акцию. Считай, что я приказал.
Ладно, поиграем в субординацию:
— У тебя рация есть, свяжись с Калиновиком, будет приказ помочь, так встанем и вынесем блок-пост.
— Владо прав, — неожиданно поддержал меня Ромео, — ты не можешь отменить ордине… нет, как это… а, приказ! Верховного штаба, а в армии всегда выполняют последнюю легитимную команду.
Ну вот и польза от коминтерновца, а то все клинья к Альбине подбивал. Милован надулся, но чтобы показать, кто тут главный, настоял на отправке разведки к блок-посту во главе лично с собой.
В лагере тем временем закончилась движуха с ужином и наступило короткое затишье — все сыты, командиры не гоняют с чисткой оружия, комиссары не нудят с политпропагандой, скоро спать… Местные затянули протяжную и печальную песню:
Стани, стани, Ибар водо,
Куда журиш тако?
И ја имам јаде своје,
Мени није лако.
Ее вполголоса подхватили остальные, кто знал слова.
Красота, прямо турпоход, как в школе. Только школьники сильно небриты и обвешаны оружием.
— Ибар водо, Ибар водо, — пробормотал Джилас. — Нет, настоящий Ибар у нас, в Черногории…
— Это почему же? — встрепенулся Фадиль.
— Здесь ровный, спокойный. А у нас мчится между гор, в узких каньонах, сила!
Встреча задержалась — к вечеру подошла греческая группа, Йоргос и Маркос с охраной, а вот албанцы во главе с Кочи поспели только к утру.
Пока их ждали, Маркос чуть ли не строевой смотр моей группе устроил, все проверил, всюду засунул свой громадный орлиный нос, затмивший Глишин рубильник. И выспрашивал, что да как — он командовал в Македонии и волей-неволей выучил эдакое славянское койне, полуболгарский-полусербский язык.
Но так, на четверку максимум — рассказать о том, как они пробирались мимо «батальонов безопасности» получилось, а вот толком обсудить послевоенные перспективы не очень. Но судя по комментариям Джиласа, Маркос тоже не сторонник поголовной национализации. Монополии — да, крупные системообразующие компании — да, а мелкий бизнес лучше не трогать, и тут я с ним полностью согласен. Ладно, может выучу греческий, поговорим предметнее. Или дождусь, когда Маркос на сербском заговорит.
Вообще, давно я столько не молол языком… То по дороге спорил, то на встрече, когда добрались албанцы, выдал презентацию «Союзники в Италии и смещение Муссолини». Слушали со скепсисом, но Джилас добавил, что моя «аналитика» сбылась вся — и успех под Москвой, и поражение летом 1942, и победа зимой и даже почти точные сроки окружения в Тунисе.
Нельзя сказать, что убедил с ходу, но очень кстати вспомнил князя ди Поджи-Суазо, как пример отношения к Муссолини среди высших кругов. Простые же солдаты, кроме чернорубашечников, при попадании в плен тут же заявляли, что они антифашисты и ненавидят дуче. Конечно, это попытка смягчить свою участь, но сквозь нее проглядывало катастрофическое падение популярности режима.
Еще бы — в Африке разгром, на Дону разгром, партизаны не дают жизни, союзники бомбят Италию… А если еще и высадятся на Сицилии, то до переворота останутся считанные дни. Но греки уверяли, что союзники нацелились на Элладу, пришлось даже побиться об заклад с Маркосом, поставив свой «вальтер» с глушителем против его патронташа — уж больно нам эти вещицы приглянулись.
Затем большие начальники выперли меня за дверь и долго совещались в узком партийном кругу, но по окончании оповестили о решении: сместят Муссолини или нет, в любом случае надо тщательно разведать итальянские части и тихо-тихо, никому не раскрывая цели, сроки и задачи операции, готовить разоружение.
И разъехались в разные стороны.
А мы с подпрыгивающим от предвкушения Милованом отправились разглядывать русский блок-пост.
— Форма немецкая, — удивленно констатировал Марко.
— Ну да, теперь они Вермахт, — зло сплюнул Небош, оторвавшись от оптического прицела.
Блок-пост, окна заложены где кирпичом, где мешками, вынесенная пулеметная точка, колючая проволока, мост. Все просматривается, бомбашам с гранатами не подобраться. Ну не артиллерией же их выносить, да и нет у нас артиллерии… Смены каждые два часа, как предписано уставом. Состав пополам напополам, молодняк и седые. Как бы в однокашников своих не влететь — скажем, Левченко я пристрелю, рука не дрогнет, а вот насчет остальных не уверен.
На крылечко поста вышел человек, взял в зубы сигарету и полез по карманам. Я протянул руку, забрал у братца бинокль и подкрутил окуляры.
Навел на крыльцо — точно, форма немецкая, нашивки тоже, никаких вольностей с русскими погонами, из оружия винтовка и штык.
Человек прикурил и поднял голову, выпуская первую струю дыма.
Твою мать, это же полковник Чудинов, мой воспитатель в кадетском корпусе…
Глава 11…и обратно
Что ни говори, а идти через мост грудью на пулемет так себе развлечение. И, главное, сваливать уже поздно — раз пошел, то обратного пути нет.
С каждым шагом подкованных ботинок по деревянному настилу кровь все громче стучала в ушах, заглушая журчание Ибара. Спокойствие, только спокойствие, надо отвлечься. Сжал зубы, рассматривал невысокий мост, поглядывал на небо, на встающий рассвет, на бункер из мешков с песком, где опешили от моей наглости ровесники. Вроде лица незнакомые — наверное, из болгарского пополнения. Во всяком случае, конопатого с погонами унтера точно раньше не видел.
Спохватились они когда я прошел почти половину моста, унтер привстал и крикнул, дав петуха:
— Стой!
Я сразу же замер, чтобы они с перепугу палить не начали, а он зачем-то поправился:
— Стани!
И добавил:
— Хальт!
Хотя мог бы командовать и «Fermare!» — во всяком случае, пилотка у меня итальянская.
— Ша, уже никто никуда не идет, — широко улыбнулся я и выставил вперед пустые ладони.
— Бросай оружие! — строго по уставу потребовал конопатый, вскинул винтовку, но от волнения еще не въехал, что мы общаемся не на сербском.
— А нету, — задрал я клапан кобуры и показал расчету в пулеметном гнезде, что внутри пусто.
Соврал, конечно — в рукаве пистолет на резинке. Дурных нема совсем без оружия соваться, и без того все поджилки тряслись, хоть я и знал, что у меня за спиной Небош и все ребята.
Тем временем сюрреализм ситуации, наконец, дошел до караульных: неизвестный хрен в немецкой зимней куртке, с красной звездой на головном уборе, с белым флажком за поясом и говорит на русском!
— Чего надо? — не переставая целиться в меня спросил старший.
Я вытащил флажок и помахал им, как школьник на утреннике:
— Парламентер. Вызови полковника Чудинова.
— А ты кто такой? — чуть-чуть опустил он винтовку.
Я самую малость подождал, не спросит ли он «с какова раена», но не дождался и поддал малость джемсбонда:
— Сабуров. Влад Сабуров.
За стенкой из мешков с песком завозились, унтера снизу дернули за рукав, а когда он наклонился, горячо зашептали на ухо. Затем прожужжала ручка полевого телефона, конопатый бросил в трубку несколько слов и повернулся ко мне:
— Ближе не подходи, стой там.
В этот блудняк я вписался из-за непозволительной для боевика сентиментальности. Милован рвался раскатать блок-пост прямо сразу, уповая на наше огневое превосходство. Едва угомонили его втроем с Ромео и Фадилем: акцию невредно бы спланировать, а не мчатся вперед, размахивая шашкой. Да и партизан косовских тоже подтянуть, как минимум для блокирования дороги из Митровицы.
Пока ругались да расписывали диспозицию, не замечал, а как только закончили, понял, что тянет сердце, не лежит душа вот сразу убивать русских:
— Надо бы предложить сдаться.
— Белогвардейцам? — желчно бросил Джилас.
— Не нуди, там мой учитель.
— Ой-ой-ой, какие мы нежные!
— Скажи, Мило, я хороший боец?
— Ну… да… — несколько растерялся член ЦК.
— Вот он меня как раз и выучил, так что хотя бы из чувства благодарности.