Прямо на окраине мы сыскали колодец, впервые за пару дней умылись и ополоснулись, но тут нас догнал посыльный с приказом выступать по дороге на Устиколину, в сторону Горажде. Только и успели поменять подозрительно набухшую красным повязку на голове у Марко, пристроились к небольшой колонне партизан и пошли.
Звякало оружие, ржали лошади, по дороге два механика пытались раскочегарить брошенный хорватами «Опель-Блиц», под ним растекалась радужная бензиновая лужица. Дождь прибил пыль, но кончился, стоило нам выйти из города и зашагать по вьющемуся вдоль Дрины шоссе.
Через час пути, вдосталь налюбовавшись красотами Боснии и неспешным течением реки среди каменистых отмелей из крупной белой и серой гальки, я услышал сверху гудение майских жуков и задрал голову.
На почти прямую дорогу медленно, словно на параде, заходили бомберы. Со стрекозиной башкой из стекла, с раздвоенными рулями — вроде Дорнье, но следом тащились и незнакомые мне бипланы. Авиация тут у немцев-итальянцев так себе, старье всякое, но нам и такого с лихвой.
Летели низко, демонстрируя крупные черно-белые балканкройцы и желтые тактические знаки на крыльях. Вдоль дороги как судорога прошла — колонна бросилась врассыпную, несколько возчиков нахлестывали коней, торопясь уйти под деревья. Спереди затарахтел и тут же заткнулся после окрика пулемет.
— Воздух!!!
Мы залегли в кювете и смотрели, как из брюха головной машины посыпались черные точки. Справа Глиша вцепился пальцами в землю, словно желая зарытся.
— Ложись!
Вздрогнула земля, просвистели первые осколки. Я собрался в комок и прикрыл себя рюкзаком — защита фиговенькая, но лучше, чем ничего. Потом грохнуло ближе, все заволокло дымом и пылью, земля тряслась от разрывов, свистели бомбы, вставали столбы воды в реке, шрапнелью летела размолотая в острые осколки галька. Вспыхнула крона дерева справа от дороги, в воздух взлетели обломки телеги и медленным градом осели Дрину.
Под откосом, у самой воды хрипел раненый, впереди билась в постромках и страшно кричала лошадь, в отряде впереди нас не переставая звали санитара. Бедро скрутил спазм, но разум словно отключился и не реагировал, только губы шептали «Скорей бы. Скорее».
Но в этом бедламе нашлись люди, знающие, что делать — снова ударил пулемет, к нему присоединился еще один, потом еще, и вот уже десяток, включая Бранко и Глишу, бил туда, откуда сыпалась на нас смерть.
Предпоследняя машина в строю качнулась, из правого мотора повалил дым, встреченный радостным ревом на земле, но бомберы уплыли так же спокойно, как заходили на цель.
И все, только разбитая дорога, дым от воронок и горящего дерева, несколько трупов, задранные в небо оглобли повозки, а от всей лошади — только задняя нога с перебитой костью и рваными сухожилиями.
Второй раз попал под бомбежку, как в Ужице. Тут же вспомнил мастера Франьо — где он сейчас? Ладно, надо заставить себя двигаться дальше.
Но едва я попытался встать, как нога подогнулась и я снова упал на землю. Попробовал опять и опять упал, и только тогда накатила боль.
— Э, Владо, да у тебя вся штанина в крови! Санитар! Носилки!
Оперативная группа дивизий (вернее, уже 1 и 2 Пролетарские корпуса) после прорыва через Ротатицу, где заодно начисто снесла изрядный кусок путей и саму станцию, вышла на Романийское плато. Очередное антипартизанское наступление повалилось и меня переселили с носилок в госпиталь. Туда же попал и Марко, получивший при бомбежке крупным осколком камня буквально в лоб и вторым по голени. Хорошо еще голова в бинтах была, повязка смягчила удар, а то могло и до самого худшего дойти. С нами в условной палате оказался и Ромео, тоже попавший под раздачу с воздуха, остальные койки, собранные из чего попало, занимали разнообразные командиры и комиссары, числом пять человек.
Мне больше всего досаждала лежачесть — осколком бомбы вырвало кусок задницы и хождение отменилось до полного зарастания, прямо как у Луки. Но вообще я везунчик, малость в сторону и острый чугун вполне мог вспороть печень или перебить позвоночник. А так — Альбина и Живка перевязки делали, а я лежал, ел, пил, смотрел сны…
Шли они косяком, несколько ночей подряд я переносился в XXI век и успевал прожить там несколько дней, пока на рассвете не начинали орать настырные петухи. С чего мне такое счастье, я так и не понял, как ни крутил, нигде не мог найти такой уймы спасенных. Может, в небесной канцелярии или кто этим заведует, что-то испортилось?
Днем же бесил только Ромео — у него много ума и мало совести, с его раной в плечо он шлялся по всему госпиталю за Алей. Одно счастье, что на гитаре играть не может, но надолго ли…
Ликвидировал проблему братец — поймал Ромео за полу халата и потребовал научить его итальянскому. Герой-любовник не сильно обрадовался, но тут палату навестил Джилас и я прямо потребовал ввиду грядущих событий натаскать и меня тоже.
Против партийного начальства Ромео оказался слабоват и со вздохами принялся делать из нас римлян и миланцев. Начали с самого простого — здрасьте, до свидания, руки вверх, бросай оружие. Вцепился я в него, как клещ, уж лучше пусть он меня своей буонасере учит, чем за Алей волочится. Понемногу к нашей образовательной программе подключились еще несколько пациентов и Ромео стало не до гулек, вырывался только если у меня визитеры.
Наши приходили поодиночке и каждый хвастался успехами. Под командой Бранко они провели демонстративную атаку на Сараево для отвлечения сил и облегчения перехода партизанской армии на Романию. Добрались прямо до окраин города и в наглую обстреляли Белую крепость, так что четыре домобранских бригады из города даже носа не казали.
Был и Лека, и Крцун с дополнительными вопросами, но больше всего я удивился визиту английского полковника Бейли, главы военной миссии — принес и прицепил ту самую Военную медаль. Не забыли, значит, островитяне.
Заходил Махин, и принес удивительную весть:
— Вас хочет видеть генерал-майор Корнеев.
Я наморщил мозг, вспоминая среди известных мне белых генералов человека с такой фамилией, но мне даже в голову не пришло, что это глава только что прибывшей советской военной миссии.
Историческая справка №3
Критическое положение, в которое попала Оперативная группа дивизий на Сутьеске, стало в определенной мере результатом настойчивого желания Верховного штаба (читай — Тито) прорваться в Сербию.
Несмотря на разведданные о концентрации итальянских и немецких войск, ОГД до последнего момента готовилась к штурму Колашина и потому начало операции «Шварц» застало ее врасплох. ОГД имела 18–20 тысяч бойцов в строю и 3–4 тысячи больных и раненых в госпиталях против группировки в 90–130 тысяч.
Спешный отход в Боснию через труднопроходимую горную местность привел к потере всего тяжелого вооружения, отчего не удался штурм Фочи (несмотря на некоторые тактические успехи, например разгром 4-й горной бригады домобранов). После чего Верховный штаб приказал переправляться на левый берег Тары, на плато Вучево и дальше через каньон Сутьески на северо-запад.
ОГД на марше оказалась растянута в узком коридоре длиной 35 и шириной 4–5 километров, где попала под фланговые удары.
В ходе месяца непрерывных боев дивизии потеряли до 50% состава, Центральный госпиталь был захвачен немцами, а раненые расстреляны.
Тем не менее, ценой крайне высоких потерь ОГД сумела выполнить задачу. Несмотря на очевидное тактическое поражение, битва стала моральной победой партизан, сохранивших ядро армии. Именно после Сутьески кратно возросла поддержка НОАЮ населением, произошло признание союзниками, начались поставки оружия, снаряжения и боеприпасов. Также полностью утратили инициативу четники.
Фадиль Ходжа — албанец, югославский коммунист с довоенных времен. Командант Главного штаба НОАЮ в Косово и Метохии. С 1945 по 1981 год занимал ряд крупных постов, вплоть до вице-президента Югославии. В 1987 году исключен из СКЮ за симпатии к косовским националистам. С 1990-х — сторонник независимости Косова, поддерживал Армию освобождения Косова и вторжение НАТО. Умер в 2001 году в Приштине.
Маркос Вафиадес — один из руководителей Компартии Греции и партизанской армии ЭЛАС. Работал в подполье, подвергался арестам и ссылкам. С 1941 года — организатор Сопротивления, с 1942 — командующий частями ЭЛАС в Македонии, с которыми 30 октября 1944 года освободил Салоники.
Участник гражданской войны 1946−49 гг, антисталинист, из-за чего потерял все посты и был исключен из партии в 1950 году. Жил в СССР, его дважды восстанавливали в компартии, вернулся в Грецию в 1983 году, стал членом ПАСОК. Умер в 1992 году в Афинах.
Махин Федор Евдокимович — «генерал трех армий», участник Гражданской и обеих Мировых войн. Из казаков, кадровый военный, полковник Генерального штаба, в ПМВ штабной офицер. Член партии эсеров, по ее приказу вступил в Красную армию, командарм-2 Восточного фронта. Перешел на сторону Народной армии Комуча, сдал чехословакам Уфу, командовал Актюбинской группой войск. После переворота Колчака оказался в оппозиции, эмигрировал в Париж, а затем переехал в Белград. Участвовал в ряде русских изданий и организаций, хранил партийный архив эсеров, постепенно перешел на просоветские позиции.
Член Компартии Югославии с 1939 года. В 1941 году командовал отрядом четников, затем перешел к Тито, в 1944 году в составе военной миссии в звании генерал-лейтенанта НОАЮ посетил СССР. Умер в июне 1945 года в Белграде.
Основные отличия в мире «Юнака» к маю 1943 года:
— налажена координация действий югославских, греческих и албанских партизан;
— вышедшая после Неретвы с гораздо меньшими потерями ОГД получила восьминедельную передышку, в ходе которой пополнила дивизии и вернула в строй большую часть раненых;
— в результате мер доктора Папо заметно снижена заболеваемость тифом, дававшая до четверти пациентов в госпиталях;
— четники не существуют больше как самостоятельная сила;