В то воскресное утро Дино, как обычно, опоздал, и я пошла в «Рифрулло», где заказала капучино и стала ждать, внутренне борясь с раздражением. Наконец, уже почти в полдень, он позвонил.
– Amooorreee, – протянул он. – Катастрофа! Я забыл, что сегодня мамин день рожденья! Представляешь? Mi dispiace[88], но я сегодня обедаю дома.
– Ну ладно, – ответила я, чувствуя внутри пустоту.
– Конечно, мы были бы рады, если бы ты смогла приехать! – добавил он делано беззаботно.
– О, Дино, с удовольствием! – воскликнула я.
– Ах, amore, как здорово! Мне бы та-а-ак этого хотелось! Но знаешь, обед уже готов и гости собрались, я же не могу просить их подождать, все уже за столом. И я не знаю, как скоро ты сможешь приехать…
Дино придумывал оправдания на ходу. Одно вранье за другим. Как это – обед уже на столе? Был еще только полдень, итальянцы так рано не едят. Но я промолчала, – и мое молчание взбесило его.
– Amore dai, только не расстраивайся опять. Увидимся позже, как обычно, я ведь приезжаю к тебе каждый день. – Дино перешел в оборону, и в голосе послышались плаксивые нотки.
И тут я взорвалась:
– Вообще-то, Дино, не каждый. Ты все время говоришь, что приедешь, – и не приезжаешь. И это нормально, ты знаешь, что мне не обязательно видеться с тобой каждый день. Но просто спланируй все заранее и придерживайся этого плана! – рявкнула я. – Давай договоримся, что мы с тобой будем ужинать хотя бы раз в неделю – и будем следовать этому правилу. Все лучше, чем слоняться без дела каждое утро, ожидая, пока ты появишься. Ты пожираешь все мое время, так нечестно!
– Ну, amore, таков уж я, – растерянно забормотал он. – Если тебя это не устраивает…
– Ну а я вот такая, – парировала я.
– Не проси у меня большего, чем я могу тебе дать, amore, – тихо сказал он. – Я же сразу предупреждал тебя.
– Если ты не можешь посвятить мне хотя бы один вечер в неделю, думаю, нам не о чем больше говорить.
Все слышали, как я кричала, – в «Рифрулло» было полно людей, пришедших сюда, чтобы выпить просекко перед обедом, – и я решила уйти подальше от своих соседей и их любопытства. Я отправилась гулять, надеясь унять свою ярость. Но с каждым шагом, закипая от злости, я вновь и вновь осознавала, какой дурой была, когда поверила Дино, когда надеялась, что он останется у меня на ночь и что у нас получатся настоящие отношения.
Несколько часов спустя, придя домой после необычно долгой прогулки, уставшая и изможденная, я обнаружила у подъезда Дино. Он стоял, прислонившись к машине.
– Где ты была? – Вид у него был рассерженный. – Я ждал тебя.
– Как прошел обед? – беспечно спросила я.
– Dai amore, – он шагнул вперед, – mi dispiace, не сердись. – Он склонил голову и раскинул руки. – Поедем за город, сейчас только четыре, dai, такой хороший день!
Прогулка разогнала дурные мысли, и сил ссориться больше не осталось. Я села в машину. Мы выехали за ворота Сан-Миниато. В тишине салона звучала итальянская джазовая песня. Я узнала слово «estate» (лето). Песня была красивая и меланхоличная, мужской голос был полон ностальгии. Дино прибавил громкости и стал подпевать.
– Estate, – пропел он зычным баритоном, положив руку мне на колено.
Я уловила лишь несколько знакомых слов в этой печальной, полной тоски мелодии: baci… perduto… amore… passato… cuore… cancellare[89]. Дино продолжал петь, выразительно играя бровями. Другой рукой он держал сигарету, высунув ее в открытое окно. Рулил коленями. Я поневоле улыбнулась.
Допев, Дино повернулся ко мне с довольной физиономией в ожидании похвалы.
– Ну, голос у тебя ничего, – сказала я.
– Amore, si, в школе меня звали il piccolo Pavarotti![90] – с гордостью произнес он.
Я хмыкнула.
– Это одна из величайших итальянских песен, – объяснил он. – Грустная история любви, случившаяся летом. Песня о том, что лето – пора потерянных поцелуев и ушедшей любви…
Я, прищурившись, посмотрела на него:
– Это пророчество, Дино?
– Amore, все зависит…
– От чего?
– От этого, – наклонился он ко мне. – Baciami, amore![91]
Это уже было, подумала я. Но в тот момент все мысли улетучились. Дино был так близко и целовал так нежно и долго, что у меня закружилась голова. С неожиданной ловкостью он откинул назад спинку моего кресла, чтобы я могла лечь, и одним быстрым движением оказался сверху. Я и сама не поняла, как это произошло – мы остановились на пустыре, у дороги на Кьянти, – и Дино умудрился войти в меня быстро и страстно, прямо в машине, и я, к своему удивлению, ему это позволила.
Потом мы проехали освещенные солнцем холмы и долины Кьянти, его каменные домики с гирляндами красной герани на фасадах, крутые склоны с оливковыми деревьями и виноградниками, поля подсолнухов. Я прогнала прочь свое недавнее раздражение и твердое намерение расстаться с ним. Вокруг было так красиво, а он – так сексуален, и мы были вместе. Наверное, этого было достаточно.
Несколько вечеров спустя зазвонил телефон. Это был Дино, он звонил из машины, по дороге в Пизу. Он ехал в Испанию на шикарную свадьбу – четыре дня роскоши, корриды и балов. Вылетал он следующим утром, очень рано, и на ночь планировал остановиться у друга, живущего неподалеку. По крайней мере, так он мне сказал.
– Amore, не скучай по мне слишком сильно, – промурлыкал Дино в трубку. Я слышала, как он затягивается сигаретой, и представила, как он сидит, выставив локоть в открытое окно, а мимо проносится дорога. – В понедельник я снова буду в твоих объятиях.
– Я потерплю. У тебя там будет ловить телефон?
Я была спокойна. После того вечера за городом Дино стал особенно внимателен, каждый вечер приходил ко мне готовить ужин и проводил со мной полночи, и я почти забыла про нашу ссору недельной давности.
– Я тебе позвоню, – пообещал Дино, и я почувствовала, что он улыбается. – Или напишу. Или выйду на связь в «Скайпе». – При этом голос его стал более вкрадчивым и ободряющим. – В общем, amore, я что-нибудь придумаю, – радостно добавил он. – Если от меня не будет вестей, значит, я умер!
– Я уж думала, ты умерла, amore! – сардонически воскликнула Антонелла, приглашая в свою яркую квартиру.
– Permesso, – по привычке сказала я, переступая порог и вручая ей букет роз из сада Старого Роберто.
Антонелла грациозно взяла их, зарывшись носом и вдыхая аромат. Затем посмотрела на меня, приподняв брови.
– О, Анто, – вскрикнула я. – Прости, что пропала! Я так увлеклась Дино…
– Не будем об этом, – мурлыкнула она, изящно взмахнув рукой. – Я рада тебя видеть. Мы с la mamma по тебе скучали! Проходи, сейчас начнется Calcio Storico!
Мы отправились в ее спальню, где было полно Адонисов. Она налила мне кофе из кофейника, уже стоявшего на подносе, вручила фарфоровую чашечку и блюдце с крошечной серебряной ложечкой.
Адонисы выстроились у открытых окон, из которых доносились голоса, ликующие крики и возгласы, свист и флорентийские ругательства. Они по очереди поцеловали меня и расступились, чтобы мы с Антонеллой могли занять места «в первом ряду» у каждого окна. Это был последний выходной июня, и Флоренция с помпой отмечала праздник своего покровителя, Святого Иоанна.
Calcio Storico Fiorentino – старинная игра в футбол между кварталами Флоренции: Сан-Джованни, Санта-Кроче, Санто-Спирито и Санта-Мария-Новелла. Состязание проходило на временном стадионе, сооруженном за прошедшую неделю на площади Санта-Кроче, с площадкой, засыпанной песком, и высокими трибунами для зрителей. Я знала, что мне повезло – я могла наблюдать за действом прямо из окон Антонеллы, бесплатно; все билеты были распроданы несколько недель назад.
Весь город уже в течение нескольких дней был охвачен возбуждением. В прошлую субботу я увидела первое шествие болельщиков Calcio Storico, когда возвращалась с Сант-Амброджо через центр. Это были мужчины в костюмах; они торжественно двигались по площади Синьории – кто-то даже на лошади и в ливрее – и трубили в длинные трубы, демонстрируя свои ноги в пестрых чулках.
Всю неделю Антонелла звонила, чтобы пригласить меня посмотреть футбольный матч из окна. Она предупредила, чтобы я заранее позвонила ей – тогда она сможет спуститься и провести меня через охрану; как резидент, она могла приглашать гостей.
С самого раннего утра, перейдя мост Граций, я услышала какофонию флорентийских мотивов, счастливо возвращавшихся к своим корням эпохи Ренессанса.
В прошлую субботу я поддалась искушению пробиться мимо нарастающей толпы, идущей от улицы Бенчи до площади Синьории, чтобы увидеть хвост шествия. Помимо мужчин в трико и шляпах с перьями, трубачей с флагами и на нарядных лошадях, там были и женщины. Они придерживали свои длинные юбки при ходьбе; в волосах их были диадемы, талии затянуты в корсеты. Должно быть, это был конец, потому что дальше все рассеивались, болтали с друзьями в обычной одежде, или и вовсе покидали процессию, чтобы попить кофе, или аккуратно клали шляпы с перьями на стол, чтобы покурить.
Я наклонилась вперед, чтобы получше рассмотреть зрелище из окна квартиры Антонеллы. Анто в свою очередь высунулась из другого окна и позвала меня, стараясь перекричать толпу. Под нами была бурлящая масса людей в футбольных шортах эпохи Возрождения – длинных и по фасону напоминающих бриджи, только мешковатых и с завязками на коленях. У одной команды шорты были в фиолетово-белую полоску, а у другой – в фиолетово-синюю.
– Sempre viola[92], – крикнула мне Антонелла через окно.
Ближайший ко мне Адонис