– Сейчас все меньше людей хочет продолжать ремесло, – резюмирует с тоской Энрико.– Деятельность выматывающая, ответственная, нужно быстро соображать и так же быстро двигаться. Молодежь предпочитает другие профессии с удобными условиями. Конечно, приятнее сидеть в офисе с кондиционером, чем бегать туда-сюда в духоте у полыхающей печи с высокими температурами.
Несмотря на славу венецианского стекла и неутихающую популярность, желающих освоить мастерство все меньше, туристический бум и интерес путешественников не способствуют привлечению кадров. Молодые люди все реже приходят на работу в цех, а из новеньких задерживаются далеко не все.
– Поколения должны сменяться, дело обязано продолжаться, иначе рано или поздно все встанет на месте, забуксует, а потом умрет, – грозно констатирует Афро. – В том числе и поэтому я так ответственно подхожу к работе и следую творческому настроению. Художник, даже если создает нечто по чужому рисунку и шаблону, всегда что-то добавит от себя. Я поступаю именно так. Мастер не копиист или робот, а создатель, поэтому обязан привнести нечто ценное и личное в мир.
– А мне практически ничего не нравится из того, что я делаю, – сетует Энрико. – Да, я неплохой специалист, но мне постоянно хочется улучшить, довести до совершенства. И это возможно! Даже если ты делаешь одни и те же вещи день за днем, ты оцениваешь их по-разному, иначе смотришь на процесс, становишься гуру. А значит, даже в повседневности и рутине есть шанс поднять качество и однажды создать шедевр.
Из-за спин мужчин начинают слышаться голоса и шумы – это мастера в цехе. Без Афро и Энрико сложные и неординарные процессы не идут, к тому же в самом разгаре изготовление арт-объектов для одного дизайнера, а значит, каждая секунда на счету, пока материал горячий.
Мастерам с Мурано не впервой сотрудничать с признанными гениями художественного мира: в прошлом столетии Пегги Гуггенхайм – галерист, меценат, коллекционер и учредитель одноименной коллекции в Венеции – предложила известным творцам XX века создать авторские проекты, используя стекло. В их число попали Пикассо, Ле Корбюзье, Фонтана, Шагал, Карден и Дали.
К счастью, современное искусство не забывает о пластичности стекла, его ценности и красоте.
Голоса коллег становятся все громче и слышнее, мои собеседники спешат откланяться и вернуться к работе. Уверенной твердой поступью Афро направился к обдаваемой жаром печи, ухватился за инструменты и стал раздавать команды. Энрико занял свое место в отдалении от других и принялся украшать объемную вазу, тихо и деликатно направляя ассистентов.
Этим двум таким разным, но одинаково талантливым людям доверяют крупные и ответственные проекты. Они в состоянии собрать изделие габаритами более двух метров, соответствовать высоким стандартам брендов и известных творцов.
Они трудились для Йоко Оно и Хайнекен, но остались простыми работягами, что среди адской жары у старинных печей мечтают лишь о том, чтобы их дело не сгинуло в водах лагуны, а продолжило сиять и вызывать восхищение, как Афродита – совершенство, вышедшее на берег из пены морской.
5. Мистика и Альберто Тозо Фей
«Легенды представляют собой самую раннюю форму поэзии».
Мистическая дверь
Мистика – ее вторая кожа, легенды – альтернативная история, а тайнами пропитан весь воздух Серениссимы уже несколько веков подряд. Предания, поверья, сказки впечатаны в стены ее кирпичных узких переулков, эхом отскакивают в каменных дворах с колодцами, а пустые набережные, где гулко гуляет ветер, рисуются идеальными сценами для постановки народных поверий из далекого полумифического прошлого.
Мистика полноправно правит Венецией, внося долю чуда в каждый новый день, играя событиями, людскими судьбами и необузданными стихиями. Вода, тишина, история, рефлексы отражают предания о неупокоенных душах, призраках, про`клятых палаццо и всепоглощающей любви, оказавшейся сильнее фатума и смерти. Отрицать бессмысленно: в этих легендах и мистериях незримо прячется душа Венеции – самого загадочного города на планете.
И с кем же обсуждать тонкие материи, как не с любителем сказаний, известным в Италии и России писателем Альберто Тозо Феем, венецианцем по рождению, духу и призванию.
– Поговорим о тайнах? – улыбается мне Альберто – приветливый, открытый, воспитанный человек без пафоса и давления от заслуженного статуса популярного в мире писателя. Мы усаживаемся на диване в роскошном палаццо Ка Сагредо на Большом канале, где встретились в день презентации его нового проекта, традиционно посвященного Венеции. Альберто как истинный итальянец заказывает кофе и среди парчи, фресок и достопочтенной обстановки медленно, c интонацией начинает рассказывать: – У Серениссимы тысяча лиц. Одна ее часть солнечная, открытая, яркая и радостная. Имеется и другая: отстраненная, манящая, темная и меланхоличная, если хотите. В их единстве заключается очарование. Несмотря на то что я много пишу о мифах и легендах, тем не менее не даю им оценку и не ставлю целью объяснить природу этих явлений. Моя функция исключительно литературная – рассказать публике истории, донести информацию как писатель, а верить в них или нет – это решает уже тот, кто читает. Задача раскрыть город с мистической стороны и влюбить в Венецию, ведь она моя мать.
Альберто родился в квартале Каннареджо – это один из самых спокойных и тихих районов города. По иронии судьбы именно в нем он живет в настоящий момент. Привлекает автора безмятежность, задумчивость и обилие дворцов, площадей и мест, окутанных тайнами и загадками. Притом что появился на свет будущий писатель в Венеции, до тридцати четырех лет его жизнь была целиком и полностью связана с островом стеклодувов Мурано.
– Это может удивить, но я из потомственной семьи мастеров, производивших великолепное стекло – гордость и достояние республики, – добродушно рассказывает Альберто, потягивая эспрессо из небольшой чашки. – Первые зафиксированные упоминания о моих предках относятся к 1351 году, это спустя шестьдесят лет после грандиозного переезда индустрии из Венеции на Мурано. Все мужчины до меня шли в вековую профессию, особенно выделился дед – он работал в так называемой «Кузнице Ангелов» – проекте середины прошлого века, объединившем знаменитых художников Пабло Пикассо, Шагала, Ле Корбюзье для создания шедевров из стекла. Идея принадлежала Эджидио Костантини, а сама деятельность попала под крыло великой американской ценительницы искусства Пегги Гуггенхайм. Такие вещи, несомненно, накладывают отпечаток на формирование личности.
Конечно, расти в творческой атмосфере – волшебно. Жить среди огня и воды для юного и пытливого отпрыска – привилегия. Традиция, красота, стекло проникают, заполняют ДНК, становятся частью тебя не только физически или в виде материи вокруг, но и занимают ум и душу.
Несмотря на все это, жизненный путь Тозо Фея оказался другим. К счастью, давления от родственников не последовало, и ему не только предоставили свободу, но и поддержали решение идти в новом для семьи направлении. Однако стоит отдать должное Мурано – взросление на острове определило характер, темперамент, увлечения и помогло Альберто стать тем, кем он является сейчас.
Ведь помимо феерии огня, воды и всех видов искусства, островную жизнь дополняли истории, легенды, сказания, услышанные от бабушек, дедушек, дальних родственников, друзей, знакомых, пожилых людей с большим опытом за плечами. Они рассказывали детям, зачарованно слушавшим их с горящими глазами, о мифах из глубины веков, сплетающихся воедино с Серениссимой, лагуной, ее жизнью и дыханием.
Иногда предания виделись нереальными, иногда имели под собой подтвержденные исторические факты, но фольклор во всей своей яркости и великолепии отпечатался в сердце Альберто и остался с ним на долгие годы.
В университете, склоняясь над книгами о Венеции, будущий литератор осознал, что загадочные тайны из муранского детства, окутанные флером магии, практически не присутствуют в литературе, мало того – их больше никто не рассказывает. Даже друзья и сверстники в Венеции не имели понятия о легендах, связанных с их родным городом, а традиция слушать истории и передавать их из уст в уста исчезла.
– Когда я уяснил это, то решил собирать, записывать то, что помню, – признается Альберто. – Даже не для книги, а для того, чтобы просто сохранить услышанные рассказы. Ведь это часть живой памяти, дух самой Венеции. Помню, как сел за компьютер, открыл файл и начал писать. В тот момент мне двадцать три года, совсем юнец. Затем я интервьюировал венецианцев, островитян, людей, которые могли вспомнить что-то из культуры, бытовавшей в моем детстве. Конечно, последовала работа и с архивом, ведь иной раз рассказ связан с эпохальным фактом, его породившим. По сути, я занимался проверкой и реконструкцией. В результате 2000 год стал для меня знаменательным – вышла первая книга о Венеции и ее тайнах. Она переведена в том числе и на русский язык, до сих пор пользуется популярностью и переиздается. Меня, как автора, этот факт несказанно радует.
Та книга изобилует баснями о духах, таинственных фактах, мистических явлениях, фантастических историях. Все они о паранормальной реальности, иллюзорном мире, иных измерениях, которые невозможно пощупать и проверить на подлинность с помощью привычных доказательств. При этом венецианские небылицы из недр прошлого – часть культурного кода города, его идентичность и корни.
– Даже если я записываю рассказ о привидениях, то не ставлю задачи разобраться, правда ли это произошло. Как писатель я беру информацию и доношу ее, – поясняет Альберто. – А потом, если мы зададим банальный вопрос, что такое призрак, то поймем, что он не настолько прост и элементарен, как может показаться на первый взгляд.