мя слыл почитаемым среди рыбаков и людей, связанных с морем. Современное название появилось в XIII веке тоже в честь святого – на этот раз Секондо. Некогда здесь красовались монастыри. Приезжали монахи из разных конфессий. Крошечный участок суши полнился легендами и оказался даже связан с военными событиями. Не зря рядом монумент с пушками, они тоже бросаются в глаза, когда едешь на поезде в Венецию.
Но лучше изучать острова на лодке. В такие моменты всегда случаются открытия. Новые истории, места, осознания, а иногда даже неожиданные находки. Например, раньше во время охоты с луком для удобства использовали не стрелы, а мячи. Их я периодически нахожу среди воды, тины и песка – так ведется увлекательный диалог с прошлым и памятью Венеции, так Светлейшая разговаривает со мной.
Но как бы хорошо я ни знал ее, всегда остается загадка.
Поймать, ухватить, подчинить Серениссиму невозможно. Стать обладателем своенравной Царицы не получится. Венеция, как истинная женщина, не будет твоей до конца. Что-то незримо постоянно будет ускользать из-под контроля, манить и прельщать. В этом не только очарование, но и сила, пьянящая привлекательность, которая заставляет людей рваться в ее объятия снова и снова. Не зря, по одной версии, в названии города заложены пророческие латинские слова, определяющие суть и магию места – Veni etiam, что переводится как «возвращайся еще».
6. Скуолы и Тинторетто
«Человек, который читал, грезил, который знает историю того города, куда он приехал, человек, пропитанный мнениями всех тех, кто посетил этот город раньше него, – этот человек приезжает с почти готовым впечатлением: он знает, что ему надо любить, что презирать, чем восхищаться».
Венецианские окна
Скуолы – настоящие венецианские сундуки с сокровищами. Переполненные богатствами, заполненные шедеврами, поражающие роскошью отделки даже искушенного посетителя. Помещения с масштабными фресками, позолоченной резьбой, темным деревом, эффектными деталями, широкими лестницами, собранием драгоценных реликвий, просторными залами, великими именами в истории и загадочной тишиной.
С их стен смотрят святые в массивных рамах, покрытых сусальным золотом, потолки изобилуют медальонами, а полы удивляют мраморными, многоцветными, причудливо выложенными орнаментами.
Когда-то скрытые жемчужины предполагались для услады глаз определенного ограниченного круга людей, но сейчас редкие шаги доносятся из пустых комнат с экспонатами, вызывающими у музеев жгучее желание обладания и зависти. Так кто заправлял здесь?
Когда-то они пользовались влиянием и уважением, а на значимые городские праздники гордо выпускали своих участников в специальных отличительных костюмах с личной символикой для украшения шествия на площади Сан-Марко. Это давало определенный почет и статус.
Место объединения и общения, фактически музеи, для которых творили великие живописцы Светлейшей, и они же наиболее неизвестные для современных путешественников достопримечательности Венеции, название которым скуолы.
– С моей точки зрения, феномен идет еще со времен далекой Византийской империи. Возможно, есть греческие и латинские корни, – объясняет мой собеседник – Никола Бергамо – историк, преподаватель, специалист по Византии и участник одной из самых крупных нынешних скуол – Сан-Рокко. – На итальянском это звучит как «школа», но по факту не имеет ничего общего с привычными нам образовательными структурами для детей и молодежи. Скорее, объединение братьев, чем-то похожее на гильдию, в сердце которой главное место занимает религия. Это не столько союзы или ассоциации, сколько именно братства. Я особенно подчеркиваю данный термин.
На зыбких почвах Венеции скуолы обосновались во времена Средневековья и постепенно превратились в настоящие форты собранности, коллективности, искусства. Независимые от государства, но ревностно привязанные к церкви. Каждая выбирала себе святого и, помимо основного помещения для собраний, располагала храмом для литургических торжеств и месс.
Имелась и специализация. Скуолы могли быть привязаны к районам или профессиям и принимать в свои ряды представителей определенной деятельности. Существовали скуолы парфюмеров, сапожников, резчиков, парикмахеров, медиков и прочие.
Национальный признак также наличествовал. В Венеции до сих пор сохранилась скуола для жителей Далмации, созданная в честь святого Георгия, хранящая живопись легендарного художника Витторе Карпаччо, любовно и детально донесшего сквозь века историческую Венецию, ее мосты, архитектуру, костюмы, праздники и события.
Украшение данных объединений – особый предмет для гордости. Скуолы соревновались между собой и привлекали, сообразно имеющимся ресурсам, наилучших творцов своего времени. Создать заметное произведение искусства во имя своего святого и для родной ассоциации – заветная мечта большинства.
Фортуна же благоволила самым крупным и состоятельным – Сан-Марко, Мизерикордия, Сан-Джованни-Эванджелиста, Карита, Сан-Теодоро, Кармини, Сан-Рокко. Для них творили небожители художественного Олимпа республики – Тинторетто, Тициан, Тьеполо, Виварини, Сансовино, Ломбардо, Беллини – живописцы и архитекторы, без которых немыслимо даже на миг представить себе искусство Италии.
Помимо этого, авторитет скуол в обществе оставался достаточно высоким и значимым. У них имелись свои политические взгляды и интересы, влияние на горожан. Это центры культуры, религии и общественной жизни, опирающиеся на крепкую веру, но не подвластные напрямую официальным властям.
Несмотря на прекращение деятельности большинства объединений во времена Наполеона, великолепные здания и их шедевры в городе сохранились. Однако среди нескольких сотен скуол, функционировавших некогда в Венеции, сейчас доступны в качестве музеев менее десятка.
К счастью, зачастую музейная деятельность – не единственный способ выживания в современном мире. Ряд скуол умудрился сохранить свою изначальную суть – быть братством, местом встречи людей со схожими взглядами и интересами.
– Я с удивлением обнаружил факт существования скуол в наше время, – продолжает Никола. – Это произошло в 2009-м, когда я переехал в Венецию с ее островной части – Местре. В тот год я женился. Особый интерес представляла для меня скуола Сан-Рокко – крупнейшая во времена республики и наиболее красивая благодаря самому большому в мире собранию картин эмоционального Тинторетто. Все его работы остались, их не вывезли в другие страны и музеи. Причина в том, что господин художник создал произведения огромного масштаба и транспортировать их казалось весьма неудобным.
Как бы то ни было, я подал заявку на вступление и с тех пор уже более десяти лет состою в братстве Святого Роха – влиятельной скуоле, олицетворявшей собой Венецию.
Она появилась в XV веке, а через столетие удостоилась статуса Большой – Гранде, то есть наиболее престижной. Большие отличались влиянием, богатством, размерами, статусом участников. Малые считались скромнее по всем параметрам.
На момент признания в Сан-Рокко насчитывалось несколько сотен братьев, а один из них прославил ее своим именем и шедеврами – это Тинторетто, яркий живописец с непростым характером, но неподражаемым талантом.
Его настоящее имя Якопо Робусти. Первенец в семье, где затем появилось еще двадцать братьев и сестер. По этой причине детство неординарного художника не назовешь беззаботным. Прозвище Тинторетто, закрепленное в веках, означает «маленький красильщик» и происходит от деятельности многодетного отца. Тот именовался tintore и занимался окрашиванием тканей.
Особый стиль в творчестве будущего гения сформировался благодаря двум величайшим деятелям Возрождения, вызывавшим восхищение и трепет. От каждого он позаимствовал лучшее. «Рисунок – как у Микеланджело, колорит – как у Тициана», – гласила надпись, якобы находившаяся в его мастерской.
Любопытно, что одного из кумиров он не только застал в живых, но и удостоился чести быть его учеником. К сожалению, всего на десять дней. Почивающий на лаврах Тициан, принявший юное дарование, увидел колоссальный творческий потенциал Якопо. Это могло спровоцировать ревность. Возможной виной расставания двух светочей искусства стала разница в стилях или конфликт характеров: нрав Тинторетто считался притчей во языцех.
Тем не менее техника Якопо достигла невероятных высот. Таких, что сам великий Тициан видел в нем серьезного конкурента и неповторимого живописца, которого исследователи в дальнейшем признали последним из выдающихся художников Возрождения. По сути, страстный, блистательный всплеск светотени, драматичной динамики и закрученных эффектных композиций «Маленького красильщика» ознаменовал собой одновременно пик и красивое окончание бесподобной эпохи торжества живописи в Венеции.
«Подлинный преемник искусства Микеланджело», по словам австрийского историка Макса Дворжака, достиг своего апофеоза в Сан-Рокко. Взаимодействие же с этим объединением началось весьма оригинальным образом. Как раз в духе Тинторетто.
В 1564 году правление братства объявило конкурс на украшение здания. Желающими оказались многие видные мастера, в том числе Паоло Веронезе – еще один признанный титан венецианской школы живописи. Однако всех участников обошел Якопо, прибегнув к хитрой уловке.
Пока конкурсанты выполняли эскизы, затребованные комиссией, Тинторетто произвел замеры потолка, где должна была располагаться будущая картина, и принялся творить. В отличие от остальных он не стал уделять внимание небольшим подготовительным наброскам, а сразу принялся писать полотно «Святой Рох во славе» в сложном ракурсе по требуемым размерам панели. Готовая работа оказалась тайно размещена художником на потолке, что стало сюрпризом в дальнейшем.
Когда заказчики собрались в этом зале и спросили, что Тинторетто представит на их суд, он просто указал пальцем наверх, устремив глаза заседающих на предварительно закрепленную картину. В ответ естественным образом вырвалось удивление и некое возмущение: готовый образ никто не требовал, согласно конкурсу, от участников ожидали только эскизы. На это маэстро ответил, что методы его работы таковы, иначе он не умеет.