На следующий день вместо того, чтобы порекомендовать агентство и преспокойно уйти, сделала вид, что смогу все организовать самостоятельно. До сих пор не могу понять, откуда взялась та смелость? Ведь не было даже представления, за что браться. Успокаивало одно: проект о театре, костюмах и истории, а это стезя с детства, с тех самых карнавальных шествий, к которым готовила мама меня и моих маленьких друзей.
Первым делом начала с костюма слепого дожа Энрико Дандоло, затем в дело пошла сценография, создание механизмов для перемещения правителя, крестоносцев, кораблей. Очень помог мой драгоценный детский опыт. Безусловно, хоть решение и оказалось спонтанным, я весьма серьезно подошла к процессу и понимала возложенную ответственность.
Сейчас я часто говорю своей команде, состоящей из двухсот человек: нет ничего, что нельзя сделать. Никогда не существует проблемы, которую невозможно решить. Всегда есть выходы и способы. Часто они появляются и приходят в жизнь спонтанно, словно из воздуха. Важно уметь пользоваться моментом и ухватить возможности, не пуская все на самотек и не идя на поводу у страхов. К тому же сама команда, окружающие люди невероятно ценны, они уже являются большой помощью и ресурсом.
Тогда для фильма BBC я задействовала всех друзей-венецианцев. Гондольеры помогали с деревом для кораблей, подруги трудились над костюмами, иные даже специально приехали из-за границы. Но ни один человек не догадывался, для какого большого проекта он трудится. Это придавало нашим взаимоотношениям легкость, все воспринималось как некое развлечение. В тот момент я четко поняла, как на самом деле создается магия.
В конце съемок режиссер был невероятно доволен, он пожал руки актерам и работникам, обвел всех победоносным взглядом и прокричал: «Это же бал дожа!» С того момента и с той фразы в 1994 году все и началось.
Друзей и помощников настолько захватил процесс, что они спросили меня, когда мы сможем все повторить. С тех пор игра под названием «Бал дожа» – наша ежегодная деятельность. Когда просят объяснить, что это за мероприятие, я отвечаю, что это мой личный сон, мое дитя, моя жизнь и миссия, а также призвание для всех тех, кто с балом работает. Многие делают это уже не одно десятилетие.
Конечно, требуется изрядная доля вдохновения. Но ведь оно повсюду! Это гениальный миг, когда через расслабление и некую рассеянность концентрируешься на деталях. Иногда даже не понимая, для чего это нужно и к чему приведет. Подталкивает что угодно: камень, фриз, роспись, брошь, платье, свет, рефлекс, отблеск ткани, даже отдельная фраза. Это может изменить жизнь.
Вдохновение – это знать о существовании нескончаемых территорий для исследования, что запускается с впечатлившей тебя мелочи. От одной вещи рождается другая, так говорила моя мудрая мама, привившая в том числе женственность и понимание своего достоинства смолоду.
Кстати, как часто дамы задумываются об этом? Что значит быть женщиной? Это хорошо знали когда-то венецианки. Все представительницы прекрасного пола в душе королевы, колоссальная сила, идентичность и потенциал скрыты внутри у каждой.
Природа девы не имеет ничего общего с силой или доминированием. Быть женщиной – это стараться в любую минуту жизни вести себя как королева. Но не носить корону, задрав нос, а быть хозяйкой самой себе, полноправно управлять подаренной жизнью. Наш пол действительно в состоянии изменить мир, если вспомнит о своем прекрасном, поистине божественном свойстве.
– Венеция – тоже женщина. Она всегда великолепно держала себя, гордо несла в мир, чаруя силой, красотой, величием, хитростью. Держала интригу, оставалась непокорной и самовольной, в особенные моменты прибегая за помощью под крыло любимого святого Марка, – продолжает Антония. – Время идет, но годы над ней не властны: Светлейшая продолжает оставаться бесстыдно прекрасной.
Во время локдауна, когда на улицах гуляли одни венецианцы, все считали это идиллией и поначалу радовались, что схлынули лишние толпы. Мы словно снова почувствовали себя хозяевами в родном городе. С одной стороны, это приятное и давно забытое чувство, ничего подобного давно не приключалось в истории.
С другой стороны, наша Венеция – мировое сокровище и достояние. Запретно думать, будто она личная гостиная. Серениссима должна быть открыта миру, следует щедро ею делиться. Безусловно, стоит поработать над туристической политикой и привлекать более изысканных гостей, которым интересно не только селфи на площади Сан-Марко и быстрый забег по городу без понимания, где ты находишься, но и нечто большее – серьезное погружение во Вселенную под названием Венеция, главный козырь которой царское великолепие.
Красота не может существовать для единиц. Она действительно спасает мир, являясь истинной терапией для души и тела. И если красота Венеции способна менять человеческие жизни, переворачивать вверх дном внутренние миры, вызывать слезы на глазах и дрожь в коленях, то нам стоит встать на защиту этой хрупкой, но великолепной женщины – Царицы Адриатики – и добровольно сдаться в ее сладкий плен наслаждения, изящества и чувственности. Уяснив тем самым давнюю истину, доступную лишь некоторым, – сама Венеция, как настоящая королева и верховная правительница сердец, стоит даже больше целого рая.
15. Последний герой, отбивающий золото
«Венеция – это только безделушка, странная, очаровательная художественная безделушка, потускневшая, полуразрушенная, но гордая прекрасной гордостью, воспоминанием о своей древней славе».
Тициан. Король живописцев и живописец королей
Я с внутренним трепетом стою перед воротами дома Тициана Вечеллио, больше известного просто по имени, величайшего художника Венецианской республики. Творец жил в отдалении от центра и шума, в уединенном районе Каннареджо, где ничего не мешало создавать шедевры. Из окон мастер видел просторы лагуны, синеющие при хорошей погоде горы в дымке, а вода с серебристым отливом плескалась у самого входа. Парадный фасад и главная дверь в Венеции – всегда с воды, так принято в знатных палаццо. Это показатель статуса, а наличие гондолы в таком случае – и роскошь, и необходимость.
Когда-то здесь толпились почетные гости: заказать картину у Тициана считалось весьма престижным и дорогостоящим делом. Среди клиентов мастера были аристократы, кардиналы, папы римские и даже император.
Тициан не просто гений, это титан живописи, неизменный и восхваляемый авторитет, вольготно расположившийся на венецианском Олимпе. Король живописцев и живописец королей. Он оказал на искусство не меньшее влияние, чем Микеланджело или Рафаэль, Леонардо или Брунеллески, в связи с чем гордо дополняет золотую галерею гениев эпохи Возрождения. Он первый художник Венецианской республики, прожил почти век, за который создал множество великолепных полотен, радующих глаза любителей искусства в музеях, галереях, на выставках, под сводами церквей Серениссимы и в роскошных скуолах. Все создавалось здесь, в большом дворце с мастерской, где волны бились о каменные ступени.
Но с XVI века многое изменилось. Устойчивые улицы заняли место зыбких каналов, появилась набережная для променадов Фондамента Нове, выстроились ряды палаццо, заслоняющие дорогой сердцу вид. Теперь из окон не разглядеть ни зелено-голубую лагуну, ни горную гряду на горизонте – разве что соседние дома. Да и подступающих вод у парадного входа как не бывало.
Дом изменился, но узнаваемый профиль корифея живописи даже через века напоминает, кто здесь хозяин, а табличка с именем у двора с колодцем развеивает последние сомнения – «Здесь жил и скончался Тициан Вечеллио в 1576 году».
Однако посетить дворец нельзя. Тут обитают и работают люди, и нет ни одной комнаты, отведенной под музей некогда знаменитого владельца. Перед темными дверьми тяжелого портала, не отводя взгляда от профиля Вечеллио, я загадываю желание посетить палаццо во что бы то ни стало.
Удивительно, но ровно через два дня оно сбывается. Похоже, старик Тициан оказался благосклонен к влюбленной в Венецию иностранке, и не случайно – гений живописи слыл любвеобильным мужчиной с арсеналом любовных историй. Он крутил романы с натурщицами, посещал куртизанок и всячески ценил женскую красоту. Галантность маэстро и незримая симпатия обернулись знакомством с представителем исчезающей профессии, последним ремесленником города, что отбивает золото. Его мастерская как раз располагается в доме художника.
– В Венеции я последний, – говорит шестидесятисемилетний Марино Менегаццо. – Больше никого не осталось. Я в профессии уже сорок пять лет, и работа – моя страсть. Возможно, на мне все закончится, продолжать некому. Это печально, ведь именно Республика Святого Марка стала первой в Европе, где начали создавать листовое сусальное золото.
Однако если копнуть глубже в историю, то драгоценные следы мы обнаружим в глубокой древности. Например, в египетской культуре, обильно украшавшей предметы культа искрящимся металлом. Египтяне аккуратно отбивали золото на папирусной бумаге, чтобы потом перенести его листы на саркофаги, украшения, утварь и предметы быта. Оно церемониально сопровождало мертвых в загадочный загробный мир и своим светом, достойным солнца, дарило радость живым, имеющим высокий социальный статус.
Любовь к золоту испытывали инки и греки, троянцы и римляне. Но особым трепетом перед желтым металлом отличалась Византия, через переливающиеся фоны своих икон и мозаик отражавшая вечность, духовность и божественность.
Именно из Византии в начале XI века ремесло по отбиванию и созданию листов сусального золота вместе с искусством мозаики пришло в Венецию. Под крылом льва Евангелиста Марка республика практически два столетия жадно и уверенно держала монополию, оставаясь единственным местом в Европе, создававшим драгоценный товар. С начала XIII века золотая лихорадка по производству сусальных листов широкой безудержной волной растеклась по Старому Свету, чтобы покрыть блеском рамы и картины, мебель и декор, церкви, дворцы и общественные здания Европы.