К счастью, мне было в чем выходить в свет, у меня имелся шикарно сшитый фрак, достался от одного родственника-дипломата. Эти римские семь лет обернулись множеством приключений и драгоценного опыта (так, я прожил даже полтора года в монастыре в качестве послушника, занятное было время) и были полны как беспробудного отчаяния, так и зашкаливающего счастья.
Но по прошествии семи лет я подустал от Рима и его бестолковости. Безвольного человека, а я таков, Рим легко способен окончательно растлить, подмяв под себя бессодержательностью своей сладкой и полой жизни, а в нее я окунулся с головой. В римском расслабленном воздухе как-то отсутствуют стимулы к труду, он не располагает к концентрации, а я все-таки больше люблю работать, чем развлекаться. Наконец я взял себя в руки, благодарно отчитался перед Вечным городом, написав по нему путеводитель, стряхнул прах Рима со стоп своих – и перебрался в 1999 году в Венецию.
– Почему именно в Светлейшую?
– Во-первых, я – существо неразумное, выбирающее не по расчету, а по любви. Царица Адриатики меня устраивает эстетически, и в ней прекрасно работается.
Во-вторых, тут мало светских искушений. Отсутствуют отвлекающие обстоятельства в виде бурной культурной и социальной жизни. Для меня это хорошо, надо много чего успеть доделать, пока длится моя Болдинская осень, а не шляться по вернисажам.
В-третьих, в этом городе удивительно тихо, особенно ночью («тихо, как в поле», – выразился Чехов о венецианской тишине), а это огромная роскошь для наших неусыпных городов, где даже ночью не утихает гул звукового загрязнения.
Наконец, меня в кои-то веки устраивает локация – тот старинный дом, где обретаюсь.
– Расскажите про него два слова.
– Одно время, работая над исследованием об Элизиуме (так называется рай в греко-римской религии), я много времени проводил в старинной библиотеке Кверини-Стампалья, где иногда отвлекался на книги о Венеции – их там несколько залов – бери, листай. Как-то разглядывал старинные карты города и обнаружил свое нынешнее жилье – оно было помечено как штаб-квартира тамплиеров, рыцарей-храмовников! До тех пор, пока орден не извели в XIV веке, эти таинственные господа сидели здесь. Палаццо занимает целый мини-квартал, это сложный конгломерат разных средневековых построек, во дворе радует глаз превосходной сохранности византийская колонна с замысловатой капителью.
Согласитесь, приятно знать, особенно когда поднимаешься с покупками из продуктового магазина, что взбираться приходится по ступеням, где наследил сам Данте.
Дело в том, что великий Алигьери приятельствовал с тамплиерами, это известный факт, и в «Божественной комедии» имеется ряд мыслей, навеянных философией сего благородного братства. И, значит, к ним захаживал, когда бывал в Венеции. Правда, научная добросовестность велит признать, что про мою лестницу это гипотеза, в доме несколько входов, и нет полной уверенности, что Данте поднимался к рыцарям именно по этой. Надеюсь, я когда-нибудь установлю истину! Но сейчас важнее, чтобы тамплиеры, а они были несметно богаты, заначили где-нибудь в моих стенах-простенках свои сокровища и чтобы я достукался до клада… Ха, это стало бы оптимальным решением моих финансовых проблем!
Упоминание о денежных реалиях озадачило меня. Ведь от Глеба у всех давно сложился образ этакого мудреца-эпикурейца, ведущего в Венеции легкий, привольный и беспечальный образ жизни. Полный вечеринок, веселого общения, поэзии. В атмосфере всяческой беззаботности. Любопытствующие теряются в догадках и предположениях. Так и тянет задать конкретный и практический вопрос об источнике его благосостояния, однако напрямую такое спрашивать не принято.
– Окружающих почему-то прежде всего распирает любопытство, на какие это шиши он тут благоденствует, – опережает меня мой проницательный собеседник. – Посмотришь на него – вроде как живет в прекрасном месте и делает что соизволит.
Точно хотите знать, как я живу и выживаю? Да чудом и духом святым! Сам удивляюсь.
И, наверное, ведь кто-нибудь даже завидует… Признаться, все далеко не так бархатисто и нежно, и на самом деле моя якобы беспечная идиллия весьма аскетична и скромна в быту. До благосостояния тут далеко. Даже поддержание более чем простого уровня жизни стоит мне, скажем так, некоторой самоотверженности, так что вряд ли господа завистники захотели бы поменяться со мной местами! На пару недель, возможно, до первых счетов и платежей.
– А ваши книги? Они же хорошо разошлись и должны бы обеспечить своему автору сносный дивиденд.
– Чистая душа! Что вы, книги мои, как это ни противоестественно, ничего не приносят. Несмотря на то что «Метафизика Венеции» хорошо продавалась и вышло аж несколько тиражей, я от издательства получил ровно ноль рублей, хотя и бился с ним за справедливость, но у этих ребят челюсть крепкая, хватка бандитская, своим барышом с авторами они не делятся. Что касается других моих вещиц, то там дела обстоят лучше: отчислений хватает на утренний кофе!
Единственный источник дохода – это индивидуальные знакомства с городом. Или сводничество с ним, грубее говоря. Разумеется, я не являюсь официальным гидом, да и по самой сути им не являюсь. Откровенно говоря, это совсем не «экскурсии» по памятникам и достопримечательностям, а эдакие гедонистические прогулки по вершкам и корешкам европейской культуры, и это всегда импровизация – как разговор ляжет. Во время таких прогулок я даже не рассказываю особо про Венецию. То стихи вспомнятся, то анекдот, то притча.
Я вожу желающих по закулисной Венеции, потаенной и малоизвестной. Делюсь своими находками. А я люблю обращать внимание на поросшие мраморные порталы, залезать в закрытые отдаленные садики, набредать на неожиданные подворотни.
Какие места, вы спрашиваете? Их много. Например, хороши уголки вокруг церкви Мираколи, что, опять же, по-итальянски означает чудо, район у приземистой Санта-Мария-Формоза, благородно-палладианская базилика Сан-Франческо-делла-Винья и монастырский клуатр при ней, Кармини и живенькая площадь Санта-Маргарита, немного запущенные углы у Мизерикордии, парк на острове Сан-Джорджо с греческим театром под открытым небом, одинокий фонарь на задворках Гильдии Святого Роха.
Мне нравится въедливо смотреть в церквях или в музее на полотна старых мастеров, – смотреть интенсивно, чтобы оживить их пониманием, – эти летаргические картины надо изредка расшевеливать. Как жаль, что далеко не все люди владеют навыком смотреть картины! Но научиться этому навыку довольно легко. Да, у некоторых картин приходится проводить немало времени, прежде чем они расколдуются. Зато когда вдруг выпорхнет понимание – это надолго! Это всегда такой маленький факт биографии.
– Любителям чудес искусства в этом городе, конечно, рай. Венеция дала миру несравненную школу живописи – от Беллини и Карпаччо к Тициану, Веронезе и Тинторетто и дальше Гварди, Лонги и Тьеполо, если брать только первые величины. В чем ее специфика?
– Давеча как раз подумалось, что одна из причин триумфального всплеска и развития живописи в Венеции связана с тем, что здесь в лагуне какой-то другой свет. Он объясним физически, то есть геофизикой: таково следствие близкой и удачной комбинации гор и лагуны. Создается определенный микроклимат (если не микрокосм), где воздушные потоки в световых лучах преображаются самым причудливым и нежным образом. Сама по себе создается дымка, в которой видны вдалеке Доломиты. По сути, в воздухе Венеции всегда присутствовало так называемое сфумато, которое, будто некий беспредметный клей, связует вещи на холсте. Изобретение сфумато приписывают Леонарду да Винчи, и оно хлынуло в венецианскую живопись, начиная с картин Джорджоне (вот кто истинный гений, как жаль, что так рано ушел из жизни). Кстати, Леонардо провел некоторое время в Венеции, так что и он сам, быть может, вдохновился сфумато из лагуны… Этот вопрос интересно расследовать!
– Живя так долго в Венеции, вы все еще воспринимаете город как чудо, как это было в начале вашего романа, часто ли предпринимаете исследовательские прогулки?
– Если совсем честно, последнее время я выбираюсь из дома неохотно и почти не выхожу в город, только ради упомянутых выше меркантильных променадов, и, конечно, приходится ходить в магазин за провиантом, – да-да, ведь как ни странно, у поэтов тоже есть живот.
Но, невзирая на мое домоседство, чудеса настигают и в моем логове. Вот, например, ваш любознательный визит – из их числа. В чем в чем, а на сказки мне всегда везло, на всякие невероятные и неправдоподобные истории. Когда живешь в режиме чудес, они то и дело вынуждены происходить. Так, вдруг упадут на тебя деньги, чем не чудо! Но бывают происшествия и посерьезнее. Одно из них – совсем недавно. Стояла у меня в бутылке уже недели две как засохшая роза, даже без воды. Иногда засохшие розы бывают очень красивыми, не так ли? И вдруг одним прекрасным утром я обнаружил, что на зачахшем цветке появился зеленый росток, а затем из него – новая роза! Потрясенный, я спросил у своей тетушки-микробиолога, возможно ли такое развитие событий. Исключительно в порядке чуда, ответила она.
– Так что же вы делаете целыми днями, как именно живете?
– Да, тоже вопрос, волнующий многих… Знаете (смеется), некоторые уверены, насмотревшись на вечерние мои и вполне галантные танцы с прекрасными гостьями, что я по жизни не занимаюсь ничем иным, кроме как волочусь за дамами. Что я страшный в этом смысле шалун. Если бы! Видит Бог, это занятие слишком для меня трудоемкое. Но разубеждать – только хуже, и верно одна моя мудрая знакомая посоветовала мне максимально поддерживать имидж злостного венецианского жуира. Раз людей это так вдохновляет на разговоры. Пусть бушует фантазия людская, не жалко!
На самом деле ваш волокита либо спит невинным сном, либ