– Глазела на приплывающие лодки с углем и с удивлением обнаруживала, что они приподнимались над водой, освобождаясь от груза. Тогда уголь использовали для отопления дворцов и общественных зданий.
Конечно, не обходилось и без курьезных случаев и бытовых неурядиц, коим я была свидетельницей: однажды девочка поскользнулась на зеленых водорослях и угодила в канал. Ее спас молодой человек, ловко вытянув за хвост. Я искренне переживала и, стоя за занавесками, ожидала благополучного разрешения небольшой венецианской драмы. Все эти сценки из жизни казались лучше любого сериала!
– Мое же детство и окружающий мир воспринимались совсем по-другому, – включается в разговор супруг Патриции Адриано. – Я из района Дорсодуро, родился в доме бабушки. Никаких этикетов и правил мне не навязывали. Тот квартал очень любят творческие люди, богема, кругом много галерей и мест, связанных с искусством. Из окон нашего палаццо открывался вид на сад госпожи Гуггенхайм, и я с любопытством смотрел за собаками, которых она так любила.
А еще рядом протекал канал, поэтому отец решил научить меня плавать. Способ он выбрал брутальный и очень мужской. Родитель повязывал веревку мне на пояс, другой конец держал в руках, а затем сталкивал в воду. Подразумевалось, что, барахтаясь, я и выплыву, и научусь держаться. Если что-то пойдет не так, можно вытащить утопающего за веревку. Да, способ стрессовый и в какой-то мере жестокий, но эффект получился быстрый: плавать я научился всего за несколько сеансов.
А вообще, детство в Венеции – это незабываемо! Тогда не было телефонов и компьютеров, ребятня играла во дворах, бегала, гоняла мяч, придумывала что-то, действовала сообща. Мои родители оба из этого города, их жизнь оказалась связана с антиквариатом, торговлей, бизнесом. Мы простого происхождения, скорее буржуазия. Но я Патриции сразу сказал, что пусть она не переживает за свои дворянские корни. Тем более не стесняется. Я ее люблю и принимаю в любом случае! Неравный брак – это не наша история.
Несмотря на то что Венеция – небольшой город, познакомились Адриано и Патриция не в детстве, а в юности. Ей было восемнадцать, ему – двадцать пять лет. Жизнь свела пару случайно через компанию друзей. Судьбоносная встреча, как истинное волшебство, случилась под Новый год.
– Мы не могли знать друг друга, мы же жили в разных районах! – эмоционально подчеркивает сей факт Патриция, размахивая руками. – Жизнь четко концентрировалась в определенных зонах и не выходила за их рубежи. Идти в другие было нельзя, там тебя никто не ждал. Я и Адриано могли пересечься, только если бы дружили наши семьи или их связывало что-то общее. Но так как мы из разных слоев населения, то и достойного повода не существовало.
– Про отчужденность разных частей Венеции – это не преувеличение. Более того, ребята собирались в банды, чтобы защищать и контролировать свои территории. Иногда устраивали разборки и драки, шли «стенка на стенку», – поддакивает Адриано.
– Например, если ты жил в Сан-Марко, то пойти в Каннареджо у станции мог исключительно по делу, – продолжает удивлять воспоминаниями Патриция. —
Ты, даже находясь в своем собственном городе, в «чужих» районах считался иностранцем. Тебя не особенно ждали и не сильно хотели видеть.
Для того чтобы отправиться в другой квартал, требовалось обоснование, разрешение, рекомендация. Если имелся друг из того сестьере, то он мог тебя провести и представить. А если идти в одиночку, то это вопрос удачи – была вероятность, что развернут и отправят восвояси.
Но даже в пределах одного квартала существовали разделения. Например, гетто. Там у определенной подворотни денно и нощно стояло двое ребят, следящих за пересечением «границы». Даже полиция не смела пройти мимо них, соответствующего авторитета у стражей порядка не имелось.
Конечно, я тоже не могла попасть туда, хотя и жила рядом. Для молодых людей, отслеживающих всех входящих, ваша покорная слуга фигурировала как чужая. Но однажды в горах на отдыхе я познакомилась с боссом оттуда. Он триумфально провел меня, представил всем, кому нужно, и в любое время у меня теперь имелся мотив посещать гетто. Никаких препятствий! Год, два все шло хорошо. Но стоило нам расстаться, как и доступ перекрылся. Как только я перестала находиться в статусе его девушки, ребята на пропускной прекратили считать своей. Я снова превратилась в чужестранку, лишнюю в жизни этого района.
Несмотря на то что мы жили недалеко от станции, моя семья связана и с мостом Риальто. Во-первых, там располагался магазин женской одежды и аксессуаров, где работали и моя мама, и я. К огромному сожалению, аристократам пришлось приобщиться к трудовой деятельности несколько веков назад. До этого ни один дворянин не утруждал себя какой-либо активностью, это просто не требовалось.
Люди благородного происхождения зависели от сельского хозяйства и своих загородных имений, там обязательно строились дворцы и возделывались земли. На лодках несколько раз в год к дверям палаццо на Большом канале поступало все необходимое, настоящий продуктовый запас на месяцы: овощи, мясо, птица, вино, бобовые. Аристократы никогда не ходили на рынок. Это удел среднего класса и ниже.
Кстати, рынок располагался как раз у моста Риальто. Он считался главнейшим с незапамятных времен. Это основной экономический центр города, торговое сердце Венеции, мощные токи которого долетают до самых отдаленных, мирно спящих окраин. Коммерция – душа Серениссимы – расцвела именно на берегах Рива Альто – по легенде, сюда пришли переселенцы с угасающих островов лагуны, чтобы создать то, что со временем превратилось в мощную и гордую Республику Святого Евангелиста Марка.
По документам XI века Риальто фигурирует как общественное место торговли. Через столетие частные дома поблизости стали складами и магазинами, превратив район в необъятный базар с россыпью товаров. Росли улицы, увеличивалось количество лавочек, расширялся ассортимент. Чем дороже изделие, тем ближе к Риальто оно продавалось, чем престижнее марка, тем более удачное положение занимал магазин в пульсирующем районе больших денег и капиталов.
В дополнение к бизнесу имелись дворцы и иноземные посольства, церковь и мессы, бордели и услуги жриц любви, попрошайки и гости из других стран, места, где можно подкрепиться и отдохнуть. И конечно, одноименный мост Риальто – широкий, каменный, арочный, эффектный, вызывающий при одном лишь взгляде приступ эстетического удовольствия.
По счету он далеко не первый. Все предшественники верно служили городу, но рано или поздно под влиянием разных обстоятельств разрушались, ветшали и приходили в ненадлежащий вид. Нынешняя версия – результат творческого конкурса XVI века, привлекшего величайших зодчих и гениев эпохи Ренессанса.
Самые достойные мечтали создать свой проект легендарного моста через Большой канал. Андреа Палладио, Якопо Сансовино, Винченцо Скамоцци и сам божественный Микеланджело Буонарроти. Но великие имена вопреки ожиданиям не добавили веса и не склонили чашу весов в пользу титанов мирового искусства.
Работу доверили Антонио да Понте (по иронии судьбы его фамилия переводится как «мост» с итальянского), предложившему проект большой конструкции с одной аркой – смелый шаг для того времени с точки зрения эстетики и инженерии. Детище синьора Понте потом в течение долгого времени являлось не только красотой и гордостью, но и единственной переправой через широкий и полноводный Большой канал.
– Тянуло к мосту не только женщин моего рода, но и мужчин, – элегантно усевшись на стуле с бокалом просекко, продолжает Патриция. – Дядя однажды с него спрыгнул. Уж очень ему хотелось. В те времена не было такого движения, транспорта тоже плавало на порядок меньше, чем сейчас. Проследить, чтобы в поле зрения не оказались лодки и ничто не покалечило мужчину, входило в обязанности моего отца. Он бегал по мосту, смотрел по сторонам и только когда убедился, что вокруг все свободно, дал знак своему брату, и тот спрыгнул в воды главной городской артерии Венеции. Такие вот мужские венецианские забавы.
К слову, отец для меня – фигура легендарная. Он следил за нами, пока мы встречались с Адриано, бдел мою честь. На наших свиданиях часто кто-то обязательно присутствовал, за исключением совместных выходов с друзьями, там это считалось лишним. Домой я обязана была возвращаться в восемь вечера. Ни минутой позже! Конечно, ни о каких романтических выходных вдвоем в отеле и помыслить было нельзя.
При этом ограничений относительно одежды и косметики не существовало. Я могла краситься, носить любые цвета и выбирать длину. Мини до сих пор – мой фаворит.
Забавный случай произошел, когда в квартиру перед свадьбой привезли круглую кровать, на которой мы спим до сих пор. Отец уселся на нее, чтобы мы, не дай бог, не захотели опробовать ложе раньше времени, и продолжал сидеть, пристально смотря на Адриано, пока тот смущенно не откланялся.
При этом многие интимные подробности взрослой жизни я знала от отца уже в три года: как появляются дети, какие бывают поцелуи. А попробовать покурить он дал, когда мне исполнилось девять.
Для чего подобное поведение? Чтобы не возникало запретных тем. Не манило то, что нельзя. Ведь если ребенок или подросток понимает, что его ограничивают, возникнет сильное желание, и из чувства протеста он будет стремиться делать то, что под запретом, назло обществу и родителям. Я бы точно вела себя именно так! Папа знал мой характер и поступал соответствующим образом.
Если я приносила домой книгу с определенными картинками или текстами для взрослых, интересовался, о чем она. Потом спрашивал, прочла ли я ее. И если я бросала на середине, настаивал, чтобы осилила до конца. Это невероятно мудро! Ведь если бы он в приказном тоне сказал убрать чтиво подальше, выбросить или унести, откуда я его взяла, то оторвать от чтения было бы невозможно. Но я понимала, что ничем не ограничена, и интерес улетучивался сам по себе.