Делать дела после обеда тоже приучил папа. Вначале это коснулось бракосочетания, мы решили обвенчаться через три года после знакомства. «Аристократы никогда не женятся утром, – повторял он. – Как можно ни свет ни заря уже быть готовыми? Невесте стоит выспаться, чтобы потом спокойно и с удовольствием позавтракать, сделать прическу, без суеты надеть платье, привести себя в такой вид, чтобы удивить всех гостей. Это же один из самых важных дней жизни, к чему торопиться?»
Вот мы и не торопились. Церемония прошла в 16 часов на острове Сан-Джорджо-Маджоре. Выбрали церковь Святого Георгия для венчания, а после того, как стали мужем и женой, отправились в отель «Даниэли» на праздничный ужин. К сожалению, среди напитков не было коктейля «Патриция», что придумал в мою честь Адриано, когда работал барменом сначала в историческом кафе «Квадри», а затем в казино. Он быстро стал крупье, затем кассиром и говорит, что рецепт забыл. А может, просто вредничает и поступает так назло.
Не знаю, как мы умудряемся жить вместе уже столько времени. В 2021 году исполнилось пятьдесят лет нашей совместной жизни. Как он меня выносит? Как его выношу я? Понятия не имею.
Патриция, конечно, лукавит. Оба пожилых венецианца не чают души друг в друге. Они шутят, относятся с юмором к разным жизненным ситуациям, но при этом смотрят на вторую половинку с восхищением и нескрываемой любовью. И на вопрос о секрете совместной жизни выдают свои многолетние наработки:
– Главное – быть собой в любой ситуации. Быть честным с партнером. Понимать, что ничто не вечно. Уважать себя, уважать другого. Давать свободу, – поучает Адриано.– Сильно не отсвечивать. На карантине, например, я не мог понять, почему Патриция все время дома. Я отправлял ее на работу, а она в ответ: «Нельзя работать!» Я ее к парикмахеру, она мне: «Закрыты парикмахерские». Даже просто прогуляться предлагал, слышу: «Нельзя выходить, мы в красной зоне!» Вот это все очень опасно для семейной жизни, – смеясь, заканчивает монолог Адриано, искрящимися глазами посматривая на жену.
Патриция в это время улыбается, хохочет, громко вторя Адриано и цитируя собственные слова про запреты.
– Чувство юмора и мое безграничное терпение – главный секрет нашей совместной жизни, – дополняет она. Затем делает паузу и, наклоняясь ко мне, шепотом проговаривает: – Ну и круглая кровать, милая.
4. Мурано, время и стекло
«Так же, как человек не может ничего схватить в зеркале, но только погружается в тайну его неуловимости, здесь тебя целый день наполняют образы, но ты не можешь воплотить ни один из них. Венеция – это вопрос веры».
Фонарь с розовыми стеклами
Соленые брызги разлетаются во все стороны и блестят под лучами полуденного солнца. Катер водного такси уверенно разрезает гладь лагуны и мягко подскакивает на встречных волнах. От протяженной набережной Рива-дельи-Скьявони всего за несколько минут оказываюсь перед большим урбанистическим зданием красного цвета со светлыми, заметными издали буквами – Vivarini. Я в гостях на известном стекольном производстве на острове Мурано, подарившем Венеции монополию, престиж и финансовое процветание на многие века.
Он как две капли воды похож на старшую сестру: стройные палаццо, острые готические арки, просторные церкви, полные шедевров великих живописцев, львы на колоннах, византийские мозаики, перекинутые мосты с перилами, резные мраморные порталы и цветные лодки. Его центр оплетает широкий полноводный канал, заставляющий дворцы, сжавшиеся вдоль него, держать парадный вид, повторяя стать собратьев на главной артерии Венеции – Большом канале. Повсюду из витрин сопровождает блеск и перелив зеркал, бокалов, люстр, ваз, украшений и посуды. Мы в царстве стекла – хрупком, но великом, в месте, где немыслимыми усилиями простое ремесло превратилось в искусство, достойное королей.
История стекла неотделима от летописи республики. Мастерство местных стеклодувов восхищало могущественных людей планеты, а изделия, выходившие из их рук, становились утонченными шедеврами при дворах правителей и в коллекциях знати. Наряду с живописью, скульптурой и архитектурой стекло дополнило список всего прекрасного, что породила блистательная Венеция за свою историю. Город стал чудом света, манящим и желанным, очаровывающим красотой и абсолютным совершенством в любой детали.
По свидетельству современников, в XV–XVI веках Венеция имела статус самого великолепного города Европы, а в последующих XVII и XVIII столетиях ни один родовитый путешественник или королевская особа не упускали возможности посетить Мурано, чтобы своими глазами увидеть любимейшее развлечение – рождение нового предмета из искрящего материала, прозрачного и изменяемого, как воды лагуны.
Появление стекла уходит корнями в древность. Мы найдем его в античности – в имперском Риме и нарядной Византии, на несравненном Востоке и даже в загадочном Египте и Малой Азии, где почтеннейшим изделиям перевалило за пять тысячелетий. Когда-то стекло было раскрашенным и пастообразным, без привычной нам прозрачности. В процессе изготовления для создания формы массу накручивали на плотную основу или прибегали к методу литья. Важнейший шаг в развитии произошел в I веке до н. э., когда в египетской Александрии додумались выдувать сосуды, используя характерную вытянутую трубку. Новшество тот же час достигло могущественного города эпохи – Рима. В свою очередь, он внес лепту в производство, усовершенствовал технологии и установил высокую планку, однако все достижения цивилизации оказались бесславно погребены под пеплом темного Средневековья.
Возрождать многовековую историю стекла выпало на долю Венеции, используя древние знания, чудом сохранившиеся под сводами обителей в монастырских записях. После скандального, кровавого и смертельного для Византии Четвертого крестового похода в Серениссиму стеклись талантливые и невероятно востребованные византийские ремесленники: производители мозаики, художники, ткачи, кружевницы, скульпторы и стеклодувы. Последние уже в 1224 году сформировали гильдию, изначально объединявшую изготовителей мозаики и стекла вместе. И те и другие трудились для украшения главного сокровища венецианцев – собора в честь святого Евангелиста Марка.
– На самом деле первый документ, где фигурирует стекло в лагуне, относится к 982 году, – уверяет меня Афро Челотто – один из лучших мастеров на фабрике, занимающийся стеклом уже сорок четыре года. Он невысокий, коренастый, харизматичный, любящий быть в центре внимания, похожий одновременно на пирата и Эрнеста Хемингуэя. – Так вот, там упоминался некий ремесленник, создававший бутылки с узким горлышком. Это говорит о том, что стекло в X веке на нашей земле не просто существовало, а активно развивалось. К слову, на острове Торчелло археологи нашли старинные печи, работавшие и того раньше – в VII–VIII веках, а некоторые находки относятся к IV веку. Значит, стекло в лагуне делали еще со времен Римской империи.
Необычным именем стеклодув обязан матери-гречанке Леонильде, живущей сейчас с отцом Афро в колоритном царстве рыбаков: Бурано. Рядом с ее родиной располагается место, связанное с легендарной богиней любви, женственности и красоты – Афродитой. На древнегреческом Апрос – морская пена, из которой появилось на свет совершенство в женском обличье. Имя Афро объясняет тягу его обладателя к прекрасному и к созданию произведений искусства своими руками.
– Я наполовину грек, наполовину итальянец, – представляется он. – Родился в роддоме Венеции, а в детстве жил на Бурано. Это очень простое место, основное население там – нехитрые рыбаки, довольствующиеся малым, да кружевницы, часто они их жены и вяжут кружева как раз, пока ждут супругов из моря. Мой отец – коренной житель острова. Семья была небогатой, я не помню игрушек, их просто не было в то время. Палки да деревья – вот детские развлечения, доступные молодому поколению 1960-х годов.
Со временем Афро переехал в Венецию, чья красота манила с неведомой силой. Учеба, спортивная активность, друзья – все это казалось ближе, живее и ярче, чем на архаичном Бурано на краю лагуны. К тому же Афро влюбился в город и до сих пор очаровывается картинной площадью Сан-Марко, рядом с которой живет. Теплые чувства он испытывает и к профессии, доставшейся от деда:
– Я заметил, что у меня получается делать стекло, в четырнадцать лет. В семье работали с ним, это генетическая предрасположенность. Особенно отличился дядя, он считался большим мастером, так что учеба оказалась связана с лучшими из лучших. Это придавало уверенности. Работа шла, и я предположил, что это и есть мой путь. Однако поначалу все делал без страсти, она пришла позднее. Но сейчас совершенно точно могу сказать – это работа сердцем, не только руками. Голова тоже нужна, но все идет изнутри. Без любви ничего путного не сделаешь.
Каждый день Афро, одержимый тягой к профессии, плывет на Мурано создавать хрустальные шедевры в его цехах. Хотя некогда мастерские стеклодувов располагались в Венеции, а со временем сместились в лагуну: грандиозный переезд целой отрасли произошел в XIII веке.
Идея сделать острова центром производства и освободить от складов Венецию пришлась по нраву властителям города. Огонь, использовавшийся стекольщиками, представлял опасность и регулярно становился причиной пожаров и разрушений. Ситуация требовала вмешательства и соответствующего решения.
– В 1291 году появился указ, предписывающий перенос мастерских на острова. Конкретных названий и рекомендаций, куда именно, не было, – говорит мой второй собеседник – Энрико, коллега Афро и Мастер с большой буквы. Энрико Камоццо – потомственный стеклодув, он родился и живет на Мурано, поэтому знает местность как свои пять пальцев. – Но видишь ли, именно Мурано превратился в новую столицу стекла. Почему? На то несколько причин. Первая и главная: тут уже существовали рабочие печи. Вторая: максимальное сходство с Венецией, тут даже есть канал, повторяющий знаковый Большой канал, он идеально подходил для доставки грузов и товаров. И наконец, третье – ветер. Он дует от Мурано в сторону лагуны, а значит, что даже в случае большого пожара огонь никаким образом не сможет добраться до Венеции, ведь ветер имеет противоположное направление. Столице Адриатики ничего не угрожало.