– А я обыщу кухню и поговорю с поварами. – Он наклонил голову, глядя на нее, и на правой щеке появился шрам, которого Сигна не замечала прежде. – Если что-то найду, то свяжусь с вами. – Узкая дверь перед ними сливалась со стеной. – Через нее вы попадете в кладовую, – сказал он. – Выспитесь хорошенько, мисс Фэрроу. И не сомневайтесь, мы выясним, что происходит в Торн-Гров.
Глава 15
Сигна проталкивалась рядом с мешком картошки размером почти с нее, протискиваясь через маленький проход в кухонную кладовую. Она толкнула мешок, и тот опрокинулся, из него высыпалось с десяток картофелин. В ночной тишине грохот показался ей достаточно громким, чтобы поднять на ноги всех в Торн-Гров. Она проклинала свою невезучесть, двигая все на свои места и скрывая ведущую в туннель дверь. Потом сорвала перчатки и засунула в корсаж, пытаясь хотя бы отдаленно походить на человека, собиравшегося ложиться спать, на случай если кто-то придет на звук. Когда этого не произошло, Сигна подхватила юбки и на цыпочках прошла через кухню и мимо гостиной. И добралась уже до начала лестницы, когда грубый голос остановил ее.
– Почему, черт возьми, ты бродишь здесь в такой час?
Сигна резко повернулась и встретилась с Элайджей Хоторном, взирающим на нее через открытые двери гостиной. На нем была ночная рубашка, хотя по изможденному лицу становилось ясно, что он не сомкнул глаз. И учитывая темные круги под глазами, бессонница мучила его не одну неделю.
Она закуталась в плащ, радуясь, что в темноте не видно платья. Одного взгляда на грязный подол хватит, чтобы Элайджа понял, что она еще даже не ложилась.
– Добрый вечер, сэр. – Мысли отчаянно метались, перебирая все возможные оправдания, и все они звучали неправдоподобно. – Мне не спалось.
– И ты решила побродить по дому? – Его умные глаза метнулись к кухне у нее за спиной, и у Сигны кровь застыла в жилах – он знал. Или, как минимум, подозревал. В конце концов, это ведь его дом. И он, вероятно, знает тут каждую лазейку. Но если Элайджа о чем-то и догадался, то промолчал и жестом пригласил ее присесть к нему за маленький круглый стол в желтой гостиной. Сигне не нравился цвет, но она вынуждена была признать, что комната выглядела уютной, и восхищалась обстановкой даже под суровым взглядом Элайджи, а это о многом говорило.
– Присядь, дитя. – Перед ним находилась шахматная доска, и, когда Сигна присоединилась к нему, он поправил фигуры. – Ты умеешь играть?
– Умею, – ответила она, не уточняя, что всегда сама являлась своим единственным противником. Она чувствовала, что это правильный ответ, и не могла упустить шанс поговорить с человеком, который интересовал ее больше всех в доме. Так что она потянулась к черным фигурам, стараясь скрыть юбку под плащом.
– Мне хорошо известно, что такое бессонница. – Элайджа подождал, пока она сделает первый ход, изучая доску и не глядя на Сигну. – Боюсь, этот дом не отличается гостеприимством. Но все же должен предостеречь тебя от исследований, особенно в столь поздний час. Ночи в этом поместье не для слабонервных.
Сигна следила, как он ставит пешку на середину поля, а потом сделала свой ход, прежде чем спросить.
– Я знаю о слухах и могу вас заверить, что меня нельзя назвать слабонервной. Это из-за призраков вас мучает бессонница, сэр?
У него дернулась челюсть. Мимолетное движение, которое ускользнуло бы от глаз, не наблюдай она так пристально.
– Ты тоже ее слышишь, дитя? – Он сбил ее пешку, захватив центр доски. – Слышишь, как она плачет?
Как бы она ни напрягала слух, но не могла расслышать даже шороха мыши в доме.
– Я ничего не слышу, сэр. Сейчас все тихо.
Элайджа оставался невозмутимым, когда она попыталась окружить его фигуры.
– Итак, теперь понимаешь, в чем дело, я не могу спать, когда она бродит вокруг, скитается по коридорам. И даже не могу прикрыть глаза в такую тишину, гадая, услышу ли я ее когда-нибудь снова.
Он съел еще одну пешку, воспользовавшись ее замешательством, когда она наконец поняла, кто перед ней – не дурак, как ей показалось при первой встрече, не пьяница, а человек, который висел на волоске. Держался из последних сил. Элайджа провел рукой по лицу, его седеющие волосы были слишком длинными и неухоженными по общественным меркам.
Слишком поздно она поняла, что даже в таком состоянии именно Элайджа задавал тон их общению.
– Если бы я чувствовал, что у меня есть выбор, то никогда не взял бы новую воспитанницу. – Он смотрел не на нее, а на раскинувшуюся перед ним доску, словно собирая свою собственную головоломку.
Сигна оторопела от горького чувства, возникшего после этих слов. Его нежелание брать над ней опеку она прекрасно понимала. У нее был слишком тяжелый багаж прошлого, и настолько богатому человеку не составляло никакой выгоды принимать ее здесь. И все же произнесенное вслух это признание ранило ее куда больнее, чем она хотела признать.
– В твоих глазах светится ум, девочка, – сказал Элайджа. – Ты понимаешь, что я из тех, кто забывает надеть пальто, если мне его не подадут. И уверен, тебе оказалось достаточно всего одного дня, чтобы узнать, что моя жена умерла и дочь собирается следом. А мой сын – боже, мой сын. Я сильно подвел бедного мальчика во многих отношениях. Но если бы Лилиан только узнала о твоем положении после смерти твоей бабушки, то обязательно приютила бы тебя. Но этого не случилось, и вот сейчас мы узнали, к каким печальным последствиям это привело, ведь она подарила бы тебе замечательную жизнь. Такая уж она была, упокой бог ее душу. Лилиан брала под свое крыло всех и всех любила. В память о ней мне надлежало привести тебя сюда.
Элайджа резко замолчал, словно решив, что и так сказал слишком много. Его лицо стало мрачным, и он позволил Сигне захватить две пешки.
– Я девятнадцать лет прожила без родителей, сэр, – ответила она ему. – И не стремлюсь обрести их сейчас. Я благодарна за все, что вы для меня делаете, этого вполне достаточно. Я привыкла жить сама по себе.
К ее изумлению, Элайджа рассмеялся. Это был тихий смех, едва громче шума ветра.
– Раньше я тоже в это верил.
Сигне не удалось ответить, так как он одним ходом разделался с ней. Она открыла рот от удивления, наблюдая, как он плавным движением бьет все оставшиеся у нее фигуры.
– Кто занимает оборонительную позицию в шашках, всегда проигрывает. – Он не дожидался, пока она встанет. Не предложил руку для помощи. – Доброй ночи, Сигна. Молюсь, чтобы крепкий сон вернулся к нам обоим и мы не встретились здесь снова следующей ночью.
Похоже, если она снова собирается увидеться с Сайлесом, стоит поискать другой туннель. Или, в конце концов, научиться проходить сквозь стены. Сигна сидела, уставившись на доску и анализируя свои ходы в ожидании, пока Элайджа уйдет. Когда шаги стихли, она направилась вверх по лестнице.
К своему удивлению, она с испугом обнаружила, что снова не одна. На верхней ступени сидел Перси. Если бы его светлые волосы не отражали свет огня, она бы, вероятно, споткнулась об него в темноте.
– Перси! – Сигна схватилась за сердце. – Что ты тут делаешь?
– Я не хотел напугать тебя, – едва слышно прошептал он. – Я спускался вниз за стаканом воды, когда услышал ваш разговор, и просто… Прости, что подслушал. Столько времени прошло с тех пор, как мы с отцом нормально разговаривали. Я почти и забыл, что он на это способен. – Его плечи уныло поникли. – Ты знаешь, это ведь ее любимая комната. Вот почему он проводит там столько времени. Этот дом всегда был таким чужим и мрачным, что она захотела обустроить местечко для души, в котором чувствовала бы себя уютно. Отец долго спорил с ней из-за цвета. Он ненавидел желтый. Но мама всегда умела добиваться своего. Иногда я вижу, как он просто сидит там, уставившись на стены, и вспоминает прошлое.
Сигна словно наяву увидела, как Лилиан плавно шагает по коридорам, пьет чай в гостиной и продумывает обстановку. Казалось, что это совершенно другая жизнь – даже другая семья – а не та, в которую она попала.
– Ты пробовал поговорить с ним? – спросила она с тяжестью на сердце. Ей казалось, хоть Элайджа и сторонился всех, но в душе отчаянно нуждался в компании.
Лицо Перси стало мрачным.
– Отец редко бывал рядом. Моим образованием занималась Марджори, а дядя Байрон учил манерам джентльмена. Мы с папой всегда обсуждали не более двух тем – дело, которое я однажды возглавлю, и мои обязательства по поддержанию имиджа и статуса семьи. Наше общение сводилось лишь к этому все мои двадцать два года. А теперь он оборвал и его безо всяких объяснений. Поэтому нет, мы больше не ведем бесед и стали совершенно чужими людьми.
Ей потребовалось время, чтобы подыскать ответ. Как человек с совершенно непохожим и в целом неприятным опытом взаимодействия со смертью, она тщательно подбирала слова.
– Горе – странная штука, Перси, и каждый человек переживает его по-своему. – Для нее было в новинку утешать кого-то. И она не знала, правильно ли поступила, когда протянула руку и положила поверх его руки. Но чувствовала, что именно этого ей самой всегда недоставало. Человека, который бы присел рядом и взял за руку, который находился бы рядом ради нее.
Перси нуждался в близком человеке. Это становилось ясно по его взгляду, устремленному в пол, в поникших плечах, и Сигна была рада стать таким человеком для него. Она присела рядом, нежно похлопывая его по руке, и сказала:
– Мне жаль, что тебе приходится проходить через все это. Похоже, он очень сильно любил твою мать.
Он угрюмо уставился на ее руку.
– Больше всего на свете. Но это не оправдание, чтобы бросать тех, кто нуждается в нем.
Сигне это было до боли знакомо.
– На протяжении всей ее жизни близкие люди становились призраками, и для этого необязательно было умирать.
– Не оправдание, – согласилась она. – Но я верю, что он умный человек и сблизится с вами снова. Возможно, ему просто нужно больше времени.
Перси перевернул руку в ее руке ладонью вверх.