Поэтому клуб «Белладонна» останется жить навсегда.
«И знаете что? — спросил однажды в своей колонке Губошлеп через много месяцев после того, как угасла последняя надежда снова увидеть таинственную Белладонну. — Никому не удалось сделать ни одной ее фотографии. Никто не записал ее голоса, не нарисовал ни одного портрета».
Никто так и не узнал, кто она такая.
Через какое-то время Белладонна станет живой легендой. Она здесь — но все же ее нет, осталась лишь скорлупа покинутого здания, где некогда располагалась кондитерская фабрика «Чмок-чмок». Все уплыло, как мечта, как видение потустороннего мира. Этого не было на самом деле.
Ее и самой не было.
Правде не поверит никто.
Дневник(1935 г.)
— Как ты себя чувствуешь, милая? — спросил Хогарт. — Тебе лучше?
В комнате было очень темно. Она лежала под чем-то тяжелым и ничего не видела, не видела лица Хогарта, своих собственных рук. Не могла пошевелиться. Что…
— Что случилось? — с трудом выдавила она. — У меня голова закружилась. Я упала в обморок?
— В некотором роде — да, — ответил Хогарт. Его голос звучал совсем не так, как раньше. Стал хриплым, нетерпеливым. Взволнованным — таким она его никогда не слышала. В его голосе было что-то чужое. И это ее испугало.
— Слушай меня внимательно, — произнес Хогарт и взял ее за руки. — Я хочу тебе кое-что сказать. — Он прочистил горло. — Я давно искал тебя, очень давно. Мы все тебя искали. Ты была избрана из многих других. Из тысяч красивых и умных девушек со всего мира, каких мы видели, мы избрали тебя одну. Одну-единственную.
— Что? О чем вы говорите? — Ее голос звучал непривычно, будто откуда-то издалека. У нее едва хватало сил раскрывать рот.
— Боюсь, девочка моя, я был с тобой не во всем честен.
Ее сердце отчаянно заколотилось. Она не могла вздохнуть — мешал туго затянутый корсет.
— Да, я привез тебя на костюмированный бал, но бал этот самого необычного характера, — продолжал Хогарт. — Самого необычного, простые люди сюда не допускаются. Его устраивает своего рода Клуб. Организация джентльменов, существующая с очень давних времен. Время от времени они встречаются для собственного удовольствия.
Его голос становился все более возбужденным.
— Да, для удовольствия, — повторил он. — И тебе, моя дорогая, предназначено быть удовольствием на сегодняшний вечер. Тебя избрали.
— Нет, — проговорила она, изо всех сил пытаясь встать. Ничего не получилось. Она не могла шевельнуться. Ее поймали в ловушку.
— Лежи тихо, — сказал Хогарт. — Не двигайся. Не произноси ни слова. Если начнешь дергаться или визжать, мне, к сожалению, придется тебя придушить. Кроме того, если даже твой крик и услышат, никто не придет тебе на помощь. Лежи тихо, будь умницей.
Она ничего не понимала. Ее охватила паника. Что он говорит? Хогарт — и придушит ее? Нет, он, наверное, шутит. Все это глупая шутка. Она танцевала с Хогартом, вдруг закружилась голова, и теперь она видит страшный сон.
— Помнишь, в квартире у Джун я спросил тебя, как ты поступишь, если тебе представится возможность сделать нечто необычайное, такое, что полностью изменит твою жизнь? — сказал он. — Сделать шаг из света в тень.
Голос был не таким, как всегда. Это был не Хогарт, веселый, бесшабашный Хогарт, который водил их на чай в «Кафе Ройял».
— Ты, моя милая, сделала этот шаг. Сейчас ты во мраке. А когда выйдешь отсюда, все переменится. Да, ты была избрана.
Он говорил, не умолкая, его руки все так же крепко сжимали ее.
— Мы выработали собственные правила, и их нельзя нарушать, — говорил он. — Мы не отвечаем ни перед кем, кроме самих себя. И, конечно, кроме тебя, наша избранная гостья. Быть членом этого Клуба — величайшая честь, она передается от отца к сыну, из поколения в поколение. Это самый роскошный и самый закрытый Клуб в мире, и я не хвастаюсь. Мы встречаемся каждые несколько лет и делимся своими тайнами. Да, мы связаны клятвами и правилами Клуба, мы никогда их не нарушим.
Он выпустил ее руки, подложил под голову подушки. Она все равно не могла двигаться: ее прижимала какая-то тяжесть. Хогарт поднес к ее губам стакан ледяной воды, она жадно выпила. Страшно мучила жажда.
— Вы меня опоили, — сказала она. — Обманули и опоили каким-то снадобьем.
— Да. Сожалею. Простите меня, пожалуйста. Это было очень непристойно.
— Непристойно? — переспросила она. Ей казалось, что она возмущено кричит, но на самом деле ее голос был едва слышен. — Вы с ума сошли? Пустите меня. Так нельзя, вы должны…
— Я могу делать все, что мне заблагорассудится, — ответил он. — Мы все можем делать это и делаем. Клуб существует уже сотни лет, и все это время его члены делают все, что захотят. Рад сообщить, что вы одна из самых великолепных девушек, каких мы сюда приводили. И отыскал вас не кто иной, как я.
Жаль, что она не видит его лица, подумалось ей. Наверняка у него на губах играет хорошо ей знакомая суетливая усмешка. Она вскинула руки и хотела вцепиться ему в лицо, но он снова схватил ее. Для такого коротышки он был на удивление силен.
— Слушай внимательно, — произнес он. — Когда я вез тебя сюда по полям, во мне чуть было не заговорила совесть, а это на меня совсем не похоже. Поэтому я и решил рассказать тебе все, хотя и не имею права говорить. Только потому, что ты мне понравилась, честное слово. Я не желаю тебе зла. Совсем не желаю. Я выбрал тебя потому, что меня очаровало твое обаяние, твоя бьющая через край молодость — невинность, любознательность, неистощимая энергия. Кроме того, тебя привели в нашу прекрасную страну совершенно уникальные обстоятельства. У тебя нет семьи, никто не будет тебя искать, твоя бестолковая кузина Джун не станет скучать без тебя ни капельки.
— Что? — пробормотала она. Ее начала одолевать истерика. — Что вы хотите со мной сделать?
— Прикосновение запретного обостряет восприятие, — сказал он. — Вот почему ты здесь. Ты станешь гостьей членов Клуба. Видишь ли, они все хотят тебя, но получит тебя только один. Будь умницей и делай, как он скажет, и тогда твое пребывание у нас пройдет безболезненно.
— Нет, — заговорила она. — Нет, нет…
— Видишь ли, у нас есть правила, — продолжал он. — Правила очень строгие. Нарушать их нельзя, иначе виновного исключат навсегда. Уверяю тебя, никто не станет рисковать. Мы заботимся о наших гостьях. Все деньги достанутся только тебе.
— Что? Деньги? Какие деньги?
— Деньги, собранные за этот вечер, те, что ты заработаешь. Ты сможешь получить эти деньги в Швейцарском консолидированном банке. Номер счета сто шестнадцать — тире — шестьсот четырнадцать. Они будут ждать тебя вместе со средствами, которые ты… гм, скоро узнаешь. Тебе достанутся все драгоценности, все подарки, какие он тебе преподнесет. Все члены нашего Клуба в прошлом были очень щедрыми натурами. Надеюсь, тебе удастся пробудить в их душах самую неудержимую расточительность. Я очень тобой доволен.
Нет, наверняка это сон. Голос Хогарта доносится откуда-то из глубин кошмара. Она проснется и снова окажется в Лондоне, в их тесной квартирке, на соседней кровати будет похрапывать Джун.
— У нас есть правила, определяющие продолжительность твоего пребывания, — сказал он. — Поэтому тебе не о чем беспокоиться. Чем больше ты стоишь, тем дольше у нас останешься. Но чем больше ты стоишь, тем больше заработаешь. Милая, все очень просто. Очень просто. Не пугайся. Я буду к тебе заглядывать довольно часто.
Откуда-то издалека донесся гул голосов. Хогарт поцеловал ее стиснутые кулаки и выпустил их. Она хотела закричать, но не успела: ей на голову надели капюшон и связали его веревкой внизу, под подбородком, так что она не могла издать ни звука. Потом неимоверная тяжесть на груди сдавила еще сильнее, кто-то поднял ее и взвалил на плечо.
Куда ее несут? От страха она не могла даже думать.
Это должно быть, кошмар. Люди так не поступают. Люди не…
Ее пронесли через холодный коридор, вверх по лестнице, потом опять вниз, через какие-то комнаты. Она слышала, как открываются и закрываются двери. Ей казалось, будто она слышит голоса, мужской смех. Она не могла дышать. Они меня убьют, думала она. Не убивайте меня, прошу вас, я не хочу умирать.
Вдруг те, кто ее нес, остановились, опустили ее на землю, поставили на ноги, стянули неимоверную тяжесть, сковывавшую движения. На запястьях защелкнули холодные браслеты, похожие на наручники, растянули руки в стороны и привязали к крюкам на колоннах. Она хотела вырваться, но к ее поясу, под зеленым атласным лифом и корсетом, привязали что-то толстое и тугое, потом притянули ее к высокому шесту.
Помогите, кто-нибудь, помогите. Не убивайте меня. Мне всего восемнадцать, у меня впереди целая жизнь…
— Если услышу хоть один звук, — прошептал ей в ухо чей-то хриплый голос, — перережу горло. Поняла?
Она кивнула, стараясь не всхлипывать. Помогите мне, кто-нибудь, помогите! Что они со мной делают? Помогите…
— Джентльмены, прошу вашего внимания. — Это был голос Хогарта. — Наступила минута, которой вы давно ждали.
В зале мигом воцарилась тишина.
— Вы будете очень довольны, — продолжал он. — Очень довольны. Сегодня у нас в гостях юная американка, сиротка, бедная крошка, всего восемнадцати лет от роду. Она не только красива, обаятельна, энергична, умна, но и совершенно неиспорченна. Идеальный материал для обучения. Самое прелестное существо на свете. Очаровательнейшая девственница.
В ответ не прозвучало ни слова, но зал наполнился аплодисментами.
— Джентльмены, вот она!
С нее стянули капюшон, тошнотворный хриплый голос зашептал опять:
— Ни звука. Я стою у тебя за спиной.
Нет, нет, нет…
Она стояла за ярко раскрашенной ширмой, на невысоком помосте. Потом ширму убрали. В зале было темно, только ей в лицо светил прожектор да еще один, поменьше, освещал Хогарта. Он стоял в паре шагов от нее возле пюпитра с книгами. Его белый атласный костюм сверкал в лучах прожектора, в руках он держал председательский молоток.