Гай не сумел сдержать горечи в голосе, глаза следили за мелькающими вдалеке огнями. Белладонна поняла: отчасти он описывал свое собственное детство, собственную мучительную память о небрежении и боли.
— Как вы познакомились?
— В школе. Ему было восемь, мне девять, так что у меня за спиной уже был целый год унижений и издевок. Мне кажется, попасть из-под теплого няниного крылышка в жестокую реальность школы — это потрясение, от которого многие из нас так никогда и не оправились. — Он сказал это не потому, что взывал к сочувствию, просто констатировал факт.
— Каково было в школе?
— Вам будет неприятно слушать.
Но она хочет услышать. Она заставляет себя сидеть спокойно рядом с ним и вести расспросы, терпеть возле себя всепоглощающее мужское присутствие, потому что он может дать ответы на часть вопросов, терзающих ее уже много лет. Она хочет услышать его рассказ, потому что он знает о том, как воспитывались они, члены Клуба, что их вырастило и сделало такими. Белладонна легко может представить себе этих людей в школе — они радуются чужой боли, наслаждаются звуком хорошей порки, страдальческие крики разогревают им кровь. Они упиваются могуществом своего высокого положения, радуются несчастью и унижению равных себе.
— Расскажите мне все, — велит она.
— Мне кажется, все закрытые школы, столь ненавистные мне, ставят себе одну главную задачу — запретить все, что может доставлять удовольствие, — говорит Гай. — Поэтому там, чего ни коснись, все плохо — мерзкая еда, жесткие кровати, холод в помещениях, злые учителя — словом, все. И не дай Бог маленькому мальчику выказать хоть тень слабости или отчаяния. Некого попросить о помощи, не на кого опереться, никто тебя не защитит.
Ей казалось, что он рассказывает о ней самой. О том, что с ней сделали.
— И нигде ни одной женщины, если не считать поварих, которые скорее напоминали гунна Аттилу, чем оставшихся дома нянюшек, матерей, сестер, с кем мы привыкли играть в прошлой жизни, — продолжает он. — После матери, когда…
Когда мать умерла, хочет сказать он, но не может. Белладонна понимает это интуитивно.
— Школа закалила меня. Я стал шустрым малым, наловчился мастерить из бечевки что-то вроде лассо, кусочком сыра выманивал крыс из норы и ловил их, как только они высовывали нос, — продолжает Гай. — Остальные мальчишки восхищались моим умением и быстро научились не ссориться со мной, иначе находили в кроватях или карманах дохлых крыс. Я научился этому трюку у одного из приятелей. Его звали Лэндис. Когда Лэндис прибыл в школу, мальчишки вознамерились, как обычно, устроить ему «темную» — накинуться на него всем скопом и оттузить, чтобы знал, кто здесь хозяин. Но Лэндис умудрился перехитрить драчунов. Когда он вселился в свою комнату и начал распаковывать вещи, все были поражены, увидев его прелестные расчески из слоновой кости с монограммами — такие можно увидеть только на туалетном столике знатной дамы. Один из мальчишек, дюймов на восемь выше его и килограммов на двадцать тяжелее, схватил его, решив устроить хорошую трепку. Но Лэндис развернулся и с размаху заехал ему кулаком в лицо. Тот упал, обливаясь кровью. Лэндис протянул ему руку, помог подняться, отряхнул, развернул и дал такого пинка, что тот вылетел в коридор. Лэндис научил меня драться, постоять за себя. Только так можно было завоевать уважение в школе — силой, грубой и внезапной силой. Труднее всего пришлось Хью — он был невысок и худощав. — Гай провел рукой по волосам. — Если школа не ломает ученику дух, то приучает верить в свое превосходство. Человек гордится тем, что сумел остаться в живых. И становится ненасытен в любви.
— В стогах сена, — добавляет Белладонна.
Гай улыбается.
— Особенно в стогах сена.
— И в отмщении, — говорит она.
Гай с любопытством бросает на нее взгляд.
— Да, совершенно верно. Мы с Хью не раз, лежа ночами в кроватях, дрожали от холода, не могли уснуть и мечтали о возмездии.
— Вам это удалось? — спрашивает она.
— Отчасти, — отвечает он. — Планы мести нужно тщательно выстраивать.
— Я это понимаю, — отвечает она. — Но расскажите, чем занимается Хью?
— Работает в «Ллойде». Страхует мои чайные плантации.
— А его жена?
— О да, великолепная Николь…
— Мне кажется, Лора на нее совсем не похожа.
— Ни капельки. У Лоры есть сердце.
— Почему Хью женился на ней? По той же причине, по какой Лора вышла за Эндрю?
— Из гордости, — отвечает Гай. — Из упрямства. Из глупости. Но прежде всего — назло отцу.
— Не понимаю, — говорит Белладонна. — Она, если не ошибаюсь, леди Пембридж, так что для его семьи не было бесчестьем породниться с ней.
— Я могу вам доверять? — спрашивает Гай. — Я еще никогда никому этого не рассказывал.
— Конечно можете, — отвечает Белладонна. Она хочет знать, что он расскажет, а я не могу понять, почему этот разговор принял такой оборот. Дело не только в том, что ей интересно послушать о людях одного с Гаем класса. Хотя, мне кажется, у нее есть склонность вытягивать из людей признания самого интимного характера. Все дело во взгляде ее ослепительных зеленых глаз, таком напряженном, вопросительном, но в то же время жестком. Она словно бросает вызов: Расскажи, мне нужно знать.
Ни разу после приезда в Америку я не видел, чтобы она хоть с одним мужчиной проводила столько времени наедине, сколько с Гаем. Это меня тревожит, но все равно он мне нравится. Я ничего не могу с собой поделать. Он неисправимый повеса, но тем не менее весел, обаятелен, предан Хью и Лоре, хотя сам носит в сердце глубокую рану. Может, поэтому она и относится к нему с терпением. Он не просит ее ни о чем — только выслушать.
— Я никогда не доверял Николь. Может, потому, что она авантюристка, такая же, как я, — говорит Гай. — Но Хью был влюблен, и я старался радоваться за него, хотя понимал, что здесь что-то… как бы это сказать?.. не так. Поэтому я решил проследить за ней.
Он бросает взгляд на Белладонну, ожидая увидеть в ее глазах осуждение, но она лишь внимательно смотрит на него.
— Я обнаружил некое весьма тревожное обстоятельство и много недель спорил с самим собой: что же делать? — продолжает Гай. — Свадьба должна была стать одним из главных светских событий сезона. — Он качает головой. — Но мне нужно было защитить Хью. В ночь перед свадьбой, когда мы оба хлебнули немного лишнего, я повел его прогуляться. Его семья сняла апартаменты в «Клэридже» — точнее, целый этаж. Наши комнаты были соседними, так что я мог за ним приглядывать. Это, конечно, была моя идея. — Он вздыхает. — Но, по невероятному совпадению, прогулка привела нас прямо к дому его родителей. Не забывайте, стояла поздняя ночь накануне свадьбы.
— И его родителям полагалось быть в «Клэридже».
— Совершенно верно. К счастью, Хью настолько опьянел, что не смог разгадать моих намерений. Я подвел его к лестнице, которую по моей просьбе принесли и приставили к стене слуги. Эта лестница вела к окну спальни на верхнем этаже. Я вручил ему фонарик и велел забраться наверх — дескать, он не может жениться, не вскарабкавшись по лестнице.
— Итак, он взобрался и включил фонарик, — тихо подхватила Белладонна. — И кого же он увидел?
— Своего отца. И Николь.
Белладонна хмурится и отводит глаза.
— Finita la commedia, — произносит она.
— Да, — подтверждает он. — Я никогда не забуду, каким было его лицо, когда он спустился с лестницы. «У тебя есть фотографии?» — спросил он, и я утвердительно кивнул. Он больше не сказал ни слова, мы поймали такси и поехали обратно в «Клэридж». Я пытался извиниться, впервые в жизни я не знал, что сказать.
— Очевидно, он сумел смириться, — замечает Белладонна.
— Да. И сумел одержать победу. Никто ничего не заподозрил — ни Николь, ни отец — пока свадебная церемония не закончилась. А наутро молодожены намеревались отбыть на медовый месяц. Хью пригласил отца к себе в комнату, достал конверт с фотографиями и сказал ему, что никогда до самой смерти больше не заговорит с ним, а если тот еще раз попытается тронуть его жену, разошлет фотографии в газеты. Негативы уже отданы адвокатам, и семью ждет жестокий позор. В тот же вечер, когда счастливая пара уединилась в супружеской постели, и Николь собралась принести в дар возлюбленному свою бережно хранимую девственность, он вручил ей еще один конверт с фотографиями и сказал, что не прикоснется к ней до тех пор, пока не убедится, что она не носит под сердцем ребенка от его отца. А потом она будет делать все, чего он от нее потребует, но исключительно в целях произвести на свет наследника.
— Ну и сцену, наверное, она ему закатила.
— Еще какую. Со слезами, с мольбами, с извинениями. Но он был непреклонен. Ей ничего не оставалось, кроме как стать паинькой, по крайней мере на первое время. Она сумела потихоньку добиться его расположения, потому что знала: он до сих пор безответно влюблен в нее. Она быстренько произвела на свет двоих детей и вернулась к прежним привычкам. Правда, стала осмотрительнее. Тогда-то он и познакомился с Лорой.
— Мне кажется, Николь с Эндрю стали бы прекрасной парой, — говорит Белладонна и взмахивает рукой, будто подводя итог. — Они друг друга стоят.
Гай отвечает едва заметной улыбкой.
— Вы правы. Я как раз над этим работаю.
— Неужели в Англии так сложно получить развод?
— Не то чтобы очень сложно, — отвечает он. — Но если Николь узнает о Лоре, то у Хью прибавится хлопот.
— Понятно, — произносит она.
— Знаете, — говорит он, — вы только что взмахнули рукой, и эта ваша манера напомнила мне одну женщину, с которой я был знаком. Нет, точнее сказать, не знаком — просто встретил однажды. В Нью-Йорке.
— Кажется, догадываюсь. Ее имя начинается на Б и заканчивается в неком клубе.
— Откуда вы знаете? Наверное, дело в ваших глазах.
— Ну конечно, больше ни у кого в Америке нет зеленых глаз, — язвительно замечает она. — Вы не первый обратили внимание на это.
Гай улыбается, на этот раз по-настоящему.