Добыча, попавшая в руки победителей, была огромна. Только в одной Перми были взяты: 21 000 пленных, 5 000 вагонов, 60 орудий, 100 пулеметов, несколько бронепоездов, вмерзшие в лед у пристани корабли красной военной флотилии и масса другого военного снаряжения. Главные герои наступления – корпус генерала Пепеляева – потеряли при этом убитыми, ранеными и обмороженными 494 офицера и до 5 000 солдат. Но результаты операции окупали эти потери сторицей: советская 3-я армия была полностью разгромлена, и для ее восстановления собирались резервы со всей Советской Республики. Одновременно в Штаб армии срочно прибыла комиссия ЦК РКП (б) во главе со Сталиным и Дзержинским, чтобы вскрыть причины падения Перми и, как водится, жестоко покарать виновных или тех, кто будет сочтен ими. А тем временем части Гайды, не задерживаясь, выдвинулись вперед на 50 верст от города и закрепились на достигнутых позициях. И только тут красное командование, несколько опомнившись, предприняло отчаянные попытки перейти в наступление и вернуть Пермь обратно. Кровопролитные бои с превосходящим противником длились весь январь и февраль и завершились лишь тем, что красные положили зазря все свои резервы, не добившись серьезного успеха.
24 декабря 1918 года Екатеринбургская группа в ходе общей реорганизации вооруженных сил была переименована в Сибирскую Армию (второго состава), и Гайда возглавил ее, уже как генерал русской службы. За победу под Пермью Гайда и Пепеляев были произведены в генерал-лейтенанты.
Победа под Пермью создала благоприятные предпосылки для перехода в общее наступление всех армий адмирала Колчака. И это наступление тщательно подготавливалось в организационном плане. Части, не прекращая ежедневных текущих боев, активно пополнялись, переформировывались и перегруппировывались.
Наступление Сибирской Армии началось 4 марта, и первый удар пришелся по уже изрядно потрепанной 3-й армии. Первую неделю наступление развивалось успешно, но дальнейшее продвижение на всех направлениях было приостановлено до конца марта яростными контратаками красных резервов. Впрочем, 24 марта специальный отряд, шедший на крайнем правом фланге Сибирской Армии, соединился в верховьях реки Печоры с левофланговым отрядом войск генерала Е. К. Миллера, действовавших со стороны Архангельска, но последнее обстоятельство имело чисто символическое значение: в условиях тундры и полного бездорожья наладить настоящую регулярную связь и взаимодействие с северянами так и не удалось.
Тогда 30 марта перешел в наступление уже левый фланг: группа генерала Вержбицкого нанесла удар по частям 2-й армии противника. И 7 апреля (25 марта по Православному календарю), в день Благовещения, победа осенила знамена Сибирской Армии: были освобождены Рождественский и Воткинский заводы. Для противника этот прорыв был настолько неожиданным, что в руки белых в Воткинске попала часть Штаба советской 21-й стрелковой дивизии, 2 000 пленных, 7 орудий, много пулеметов, подвижной состав и огромные склады военного снаряжения. Два дня спустя Иркутская дивизия генерала Гривина ударом с юга освободила город Сарапул, также взяв в нем несметные трофеи. Еще южнее развивалось наступление на Елабугу. И, наконец, 13 апреля был освобожден Ижевский завод. Рабочие заводов встречали своих освободителей как родных, в буквальном смысле слова со слезами на глазах. Еще летом 1918 года Ижевск и Воткинск восстали против большевиков, но после четырех месяцев неравной борьбы Народные Армии Прикамья вынуждены были оставить заводы и уйти за Каму. И теперь, возвращаясь домой, бывшие повстанцы узнавали черные вести о том, что сотни, если не тысячи, их близких расстреляны карателями и ЧК.
2-я армия красных была разгромлена и безостановочно отступала, но вскоре ее преследование пришлось прервать – началась весенняя распутица и таяние снегов. Мартовское наступление адмирала Колчака и получилось таким стремительным именно из-за того, что земля еще лежала под снегом, а все реки были скованы льдом. Соответственно, некоторые части были поставлены на лыжи, все обозы и бо́льшая часть пехоты передвигались на санях, а под пушки приладили полозья. Поэтому дивизии могли делать огромные переходы, совершать стремительные маневры, проходить практически по любой местности. Теперь с половодьем этому раздолью пришел конец. Войска застряли в грязи, подвоз был затруднен до крайности.
Успешно действовала и Западная Армия генерала М. В. Ханжина, но в то же время все яснее выявлялась порочность разделения войск на отдельные армии. Гайда и Ханжин разрабатывали каждый свои собственные планы. Колчак же, будучи моряком, плохо разбирался в сухопутных операциях, он считал, что может доверять своим ближайшим помощникам, и именно таковыми он и почитал обоих командующих Армиями. Начальником же Штаба Верховного Главнокомандующего был Д. А. Лебедев, произведенный из полковников в генералы и назначенный на столь высокий пост лишь после переворота 18 ноября, одним из видных организаторов которого он являлся. Он не обладал ни достаточным опытом, ни достаточным авторитетом, чтобы твердой рукой наладить взаимодействие Армий.
В результате Ханжин имел своей целью выход на линию Волги, а Гайда, намечая основной удар на Казань, в то же время не желал отказаться и от вспомогательного направления – на Вятку, надеясь соединиться там с войсками Миллера и получать дальше помощь от англичан прямиком из Архангельска. Вопреки расхожему мнению, «северное направление» вовсе не было направлением главного удара всего весеннего наступления армий Колчака в 1919 году, но все равно, отвлечение туда сил и средств не могло не сказаться на выполнении главной задачи.
Поскольку перед войсками Гайды ясно выявились теперь два основных стратегических направления, 14 апреля Сибирская Армия была разделена на две группы: Северную (генерала Пепеляева, цель наступления – Вятка) и Южную (генерала Вержбицкого, цель наступления – Казань).
Увы, соперничество Ханжина и Гайды привело к тому, что ни тот, ни другой не желали оказывать помощь соседу, а потому на стык своих Армий старались выделить минимум средств. Но если Гайда, по крайней мере, вел энергичное наступление по правому берегу реки Камы, то у Ханжина огромный разрыв между Камой и Волго-Бугульминской железной дорогой вообще прикрывал (а скорее – лишь «наблюдал») всего один 32-й Прикамский полк! Этот опасный разрыв не мог не сыграть роковой роли в случае перехода красных в контрнаступление.
Оно не заставило себя ждать. За время половодья красные успели сосредоточить против левого фланга Западной Армии свою ударную группу под руководством М. В. Фрунзе, и 28 апреля она перешла в наступление, которое Ханжину парировать оказалось уже нечем. В результате Западная Армия быстро покатилась назад. Логично было бы ожидать, чтобы помощь соседям оказала победоносная Сибирская Армия, причем как можно скорее. Но Гайда и не думал об этом.
Он, к сожалению, в этот момент откровенно радовался неудачам соперника и, не обращая внимания на угрозу с юга, спокойно продолжал свое собственное наступление. К 10 мая войска Сибирской Армии вышли на линию рек Вятка, Вала и Чепца и подступы к городу Глазову.
Гайда в это время находился на вершине своего могущества. А поскольку его гипертрофированное честолюбие искало, в том числе и чисто внешнего, выхода (Гайде всегда была свойственна изрядная доля позерства), то порой складывались довольно комичные ситуации, зафиксированные очевидцами. Так, уже упоминавшийся барон Будберг и генерал Сахаров, прибывшие в свите Колчака в Екатеринбург 8 мая, вспоминали о встретившем их почетном карауле из «Бессмертного батальона имени генерала Гайды», с вензелями «ББИГГ» на погонах, и личного конвоя генерала «в фантастической форме, что-то среднее между черкеской и кафтаном полковых певчих». О последних генерал К. В. Сахаров, по его словам, имел с Гайдой следующий примечательный диалог:
«– “Что это за часть, генерал?” – спросил я, показывая на всадников в коричневых кафтанах, расшитых галунами.
– “То мой конвой”.
– “Что за оригинальная форма на них. Сами придумали?”
– “Нет, та форма, генерал, исторична”.
– ?!
– “Ибо в сегда в Руссии все великие люди, ваш Император и Николай Николаевич [117] , все имели коуказский конвой. Я думаю, что если войти в Москву, то надо иметь тоже такой конвой”.
– “Что же, они у вас с Кавказа набраны, коуказские люди?”
– “Нет, мы берем здесь, тольк о тип чтобы близко подходил к коуказскому”».
А Будберг вспоминал еще и «Гайдовские гербы с тремя поверженными императорскими и королевскими орлами». Все это свидетельствовало уже о поистине «царских» амбициях, которые мирно уживались в душе Гайды с «демократическими взглядами». Колчак, по-видимому, относился достаточно спокойно к этим выходкам, которые так шокировали других. Вспоминали также, что Гайда раздачей продуктов, материалов и пособий снискал себе немалую популярность среди жителей Екатеринбурга, а также о том, что он в это время был уже довольно близок с эсерами. К сожалению, последнее тоже было правдой.
Гайда показал Колчаку на параде части Ударного корпуса, только что сформированные и совершенно сырые. Они, по мнению Будберга, были способны пройти церемониальным маршем перед Верховным Правителем, но не встретить удар превосходящих сил красных, а ведь это был последний резерв Сибирской Армии. Но, несмотря на это, Гайде удалось на следующий день на совещании уговорить Колчака разрешить ему предпринять наступление на Глазов. Затевать его, когда за Камой быстро собирались красные резервы, было непростительной ошибкой, и вина за нее целиком ложится на Гайду. Он, несомненно, надеялся, что своей новой победой и взятием Вятки отвлечет на себя все резервы большевиков. Но направление на Вятку уводило лучшие войска далеко к северу, одновременно подставляя их тыл удару со стороны Камы.
Именно так и поступил командующий советской 2-й армией В. И. Шорин, 25 мая перешедший в контрнаступление. 2 июня пал Сарапул, 7-го был оставлен Ижевск, а 11-го – Воткинск. Южная группа Вержбицкого была вновь отброшена за Каму. С нею вместе уходили десятки тысяч беженцев, пополнивших вскоре ряды