Основным итогом работы общеказачьего съезда стала общая резолюция, включавшая такие положения, как: Единая и Неделимая Россия, широкое местное самоуправление, война до победы, почетный мир, вся власть Временному Правительству до созыва Учредительного Собрания и решения вопроса об образе правления. 13 июня делегаты избрали состав Совета Союза Казачьих Войск. В этот период Дутов, судя по всему, активно налаживал контакты с военной и политической элитой Петрограда, что вскоре позволило ему самому стать частью этой элиты.
По советским данным, он сотрудничал с так называемым «Республиканским центром», причем внутри этой организации якобы существовал «законспирированный военный отдел», объединявший различные военные союзы, в том числе и Совет Союза Казачьих Войск. Очевидно, что настаивавшие на этом советские авторы, а несколько ранее и А. Ф. Керенский, таким способом пытались доказать наличие тщательно подготовленного военного заговора летом 1917 года. И если в сотрудничество Дутова с «Республиканским центром» еще можно поверить, то указание на некую подпольную организацию, с которой он был связан, требует существенно большей доказательной базы, нежели просто голословное заявление. С уверенностью можно сказать, что весомых доказательств наличия широкомасштабного заговора, а тем более, участия в нем Совета Союза Казачьих Войск до сих пор не обнаружено.
Роль Дутова в этот период представляется чисто технической – вести заседания, ставить на голосование вопросы и т. д. В то же время появляются и его первые политические заявления. Так, 7 июля 1917 года он заявил: «мы (казаки. – А. Г.) никогда не разойдемся со всей русской демократией». Дутов присутствовал на некоторых заседаниях Временного Правительства в качестве представителя казачества, состоял в комиссиях по созыву Учредительного Собрания, по казачьим делам, по междуведомственным работам.
После первой попытки большевиков взять власть 3–5 июля 1917 года Совет Союза Казачьих Войск не мог не втянуться в политическую борьбу. 11 июля Дутов передал в Правительство резолюцию Совета о поддержке генерала Л. Г. Корнилова, требовавшего введения смертной казни. Впереди были драматические события. Незадолго до Государственного Совещания, прошедшего в Москве в августе, Дутов ездил в Ставку по делам Совета и встречался с Корниловым. В ходе работы Государственного Совещания выявилось единство взглядов членов казачьей фракции, к 13 августа была выработана общая резолюция.
По слухам, которые просочились и в печать, 28–29 августа в Петрограде ожидалось новое выступление большевиков в связи с шестимесячным «юбилеем» февральских событий. Для пресечения возможного мятежа Временное Правительство вызвало с фронта войска, причем члены Совета Союза Казачьих Войск с 24 августа знали, что III-й конный корпус генерала А. М. Крымова двигается к столице. Однако Керенский, боясь за свое положение, объявил Л. Г. Корнилова изменником и начал вооружать петроградских рабочих.
27 августа представителей Совета неожиданно попросили прибыть в Штаб Петроградского военного округа. Поехали П. А. Авдеев и А. Н. Греков, с удивлением узнавшие об отказе Корнилова подчиниться приказу Керенского, которым генерал был смещен с поста Верховного Главнокомандующего. Члены Совета собрались на заседание, чтобы обсудить, как можно предотвратить междоусобицу. Было решено командировать трех человек к Керенскому и добиться разрешения поехать в Ставку.
Поздно ночью Дутов, Караулов и Аникеев отправились к Керенскому, который принял их в присутствии управляющего военным министерством Б. В. Савинкова и потребовал от казаков письменного заверения лояльности Правительству. Поездка в Ставку была разрешена, но глава Временного Правительства при этом утверждал, что примирение уже невозможно и нужно убедить Корнилова подчиниться. Однако утром 28 августа Савинков заявил, что Керенский запретил им ехать в Ставку под предлогом того, что их посредничество уже запоздало. Совет усмотрел в этом недоверие со стороны министра-председателя к своей работе и сложил с себя ответственность за дальнейшее развитие событий.
Любопытное свидетельство привел П. Н. Милюков, ссылаясь на небезызвестного В. Н. Львова, который в мае 1921 года в Париже рассказывал о своем разговоре с Дутовым, якобы состоявшемся в начале 1918 года: «Я спросил Дутова: что должно было случиться 28-го августа 1917 года? Дутов ответил мне буквально следующее: между 28 августа и 2 сентября под видом большевиков должен был выступить я…»; «Но я бегал в экономический клуб [119] звать выйти на улицу, да за мною никто не пошел…» На наш взгляд, В. Н. Львов давал такие показания, чтобы снять с себя ответственность за собственные бездумные действия в августе 1917 года и пытаясь утверждать, что заговор «корниловцев» – не плод воображения перепуганного Львовым Керенского. В то же время известный эмигрантский публицист И. Л. Солоневич, являвшийся в «корниловские дни» начальником одного из отделений студенческой милиции Васильевского острова и состоявший в качестве «представителя спортивного студенчества» при Дутове, отмечал, что Дутов должен был не выступить в Петрограде «под видом большевиков», а непосредственно поддержать движение Корнилова. «Мы умоляли Дутова дать нам винтовки. Дутов был чрезвычайно оптимистичен: “Ничего вы, штатские, не понимаете. У меня есть свои казачки, я прикажу – и все будет сделано. Нечего вам и соваться”… А казачки сели на борзые на поезда и катнули на тихий на Дон. Дутов бросил на прощание несколько невразумительных фраз, вот вроде тех сводок о заранее укрепленных позициях, на которые обязательно отступает всякий разбитый генерал». Сложно оценить степень достоверности этого свидетельства, тем более что Солоневич известен своим резко отрицательным отношением к руководителям Белого движения. По меньшей мере странным выглядит его обращение к Дутову с просьбой о выдаче оружия: можно подумать, что Совет Союза Казачьих Войск имел собственные запасы вооружения! Очевидно, что Дутов, если и мог как-то содействовать Корнилову, то только посредством своего авторитета и связей в казачьих частях и петроградских штабах.
Разумеется, нельзя говорить о роли Дутова в те дни однозначно, однако нет ровным счетом никаких доказательств того, что он должен был поднять восстание в Петрограде. Его отказ Солоневичу это доказывает. Если бы Дутов был действительно намерен выступить, он бы, конечно, с радостью воспользовался помощью любых сил. В дальнейшем Дутов достаточно тесно сотрудничал с Временным Правительством, был произведен в следующий чин и получил ответственное назначение в Оренбургской губернии, что было бы невозможно, будь он причастен к какому бы то ни было заговору. Совет Союза Казачьих Войск организационно не участвовал в движении Корнилова. Более того, вся деятельность Дутова в период выступления Корнилова говорит об его нейтралитете, правда, в большей степени благожелательном по отношению к Корнилову, чем к Керенскому.
31 августа Александр Ильич был вызван в Зимний дворец. Он сказался больным и не поехал, оставшись в гостинице, и к Керенскому отправился войсковой старшина А. Н. Греков. Керенский требовал от Дутова решительных действий против Корнилова и Каледина. Совет должен был объявить Корнилова изменником, а Каледина – мятежником. Оба обвинения не имели под собой никакой почвы и основывались на страхах Керенского. Разумеется, Греков отказался выполнить его просьбу, сообщив, что не имеет необходимых полномочий. Тогда Керенский потребовал к себе весь президиум Совета Союза Казачьих Войск и вновь потребовал осуждения Корнилова и Каледина. Ответил Дутов, обративший внимание Керенского на то, что казаки уже предлагали мирное решение, но получили отказ в поездке в Ставку, теперь уже Дутов отказал в резолюции, которой добивался Керенский. Последний заявил делегатам, что это решение казачьего офицерства, а не трудовых казаков, и потребовал резолюцию всего Совета.
После этого разговора у членов президиума сложилось впечатление, что Керенский их арестует. Чтобы прояснить ситуацию, Дутов перед уходом спросил его, могут ли присутствующие члены Совета считать себя в безопасности и не вызовет ли их позиция репрессий. Керенский на это ответил: «Вы мне не опасны, повторяю вам, трудовое казачество на моей стороне. Можете быть свободны; я жду от вас сегодня же нужной для меня резолюции». На 18 часов Дутов назначил экстренное заседание Совета, где изложил свою точку зрения, а после прений совместно с Карауловым составил письмо Керенскому. В письме отмечалось, что Каледин и Корнилов – казаки, и Совет не может их осудить, не выяснив всех обстоятельств. Кроме того, было указано, что Совет не может работать, когда ему угрожают. Ответ Совета было решено отправить не с офицерами, а исключительно с простыми казаками, чтобы тем самым наглядно продемонстрировать Керенскому, что это решение трудового казачества.
В тот же день Корнилов и Каледин были объявлены изменником и мятежником. Совет Союза Казачьих Войск в ответ вынес резолюцию о том, что Керенский не вправе отстранять выборного Донского Атамана, каким являлся Каледин, т. к. не он его избирал. Отношение Керенского к Совету после подавления выступления Корнилова ухудшилось.
16 сентября в печати появилась программная статья Дутова «Позиция казачества». По этой статье можно судить о политических взглядах Александра Ильича, по крайней мере к моменту большевицкого переворота, – демократических и республиканских. Тогда же он был вызван в Оренбург на Чрезвычайный Войсковой Круг, ставший сплошным триумфом Дутова, который сумел в полной мере пожать плоды своей работы в Петрограде. 30 сентября Дутов был избран кандидатом в депутаты Учредительного Собрания от Оренбургского Казачьего Войска, получив 128 голосов из 149 возможных, – больше, чем другие кандидаты, а 1 октября в результате тайного голосования стал Войсковым Атаманом Оренбургского Казачьего Войска и председателем Войскового Правительства, набрав 111 голосов из 133 возможных. Дутов мог торжествовать, однако осень 1917-го была далеко не самым благоприятным временем для лидеров казачества.