8 марта Рудаков уже возвратился и выступил перед депутатами Войскового Круга с отчетным докладом о поездке. Ему удалось по низким ценам закупить для казаков мануфактуру и предметы первой необходимости и в феврале с большими трудностями отправить их двумя поездами из Харбина в Войско. Доход Войска должен был составить около 6 500 000 рублей. Еще в Омске удалось получить на нужды войска 21 000 000 рублей и добиться отправки в Войско свыше 2 000 000 винтовочных патронов. Рудаков опроверг обвинения Дутова и заявил, что выполнял целый ряд поручений. Поездка на Дальний Восток также не была самовольной: в ноябре 1918 года генералом Акулининым ему была дана инструкция во что бы то ни стало достать вооружения и денежных средств, хотя бы и на Дальнем Востоке, «ибо в противном случае будет крах войска». По мнению Акулинина, которое он высказал, очевидно, уже в период нахождения Рудакова в Омске, такая поездка могла бы способствовать ликвидации «семеновщины». Дал санкцию на поездку и сам Дутов. Кроме того, поехать в Читу и Владивосток Рудакова просил начальник штаба Верховного Главнокомандующего полковник Д. А. Лебедев.
Переговоры в Чите с Атаманом Семеновым Рудаков вел от себя лично, а не от имени Дутова, причем Семенов предложил направить на оренбургский фронт забайкальские казачьи части и бесплатно осуществить поставку военного имущества: 400 винтовок, 48 000 патронов, 20 000 фуфаек, 30 000 поясных ремней, 10 000 брезентовых патронташей, 10 000 котелков, 1 000 ружейных ремней, 500 кобур, 600 000 аршин мануфактуры и т. д. было отправлено в Войско. Кроме того, Семенов согласился подчиниться Дутову, а тем самым – и Колчаку. Примирение Колчака и Семенова при посредничестве Дутова заметно повышало бы авторитет оренбургского Атамана, значительно укрепляло Белый лагерь на Востоке России, а кроме того, вело к усилению оренбургского фронта за счет забайкальских частей, которые предлагал Семенов. Однако Дутов не взял на себя бремя быть посредником между Читой и Омском, хотя имел все шансы на успех. Более того, во время разговора с Рудаковым 24 декабря 1918 года по прямому проводу он в угоду политическому моменту заявил: «Помощь Семенова нам не нужна». Несмотря на отказ Дутова, товары от Семенова войско получило. Спустя неделю после этого разговора Рудаков получил от Дутова новое ответственное назначение. Таким образом, до конца 1918 года у Оренбургского Атамана не было претензий к своему помощнику, в том числе и в связи с вопросом о Семенове.
Из Читы Рудаков выехал во Владивосток. Уссурийские казаки передали Рудакову для оренбуржцев 3 000 винтовок, 10 000 башлыков и 1 000 теплых халатов для раненых [130] , владивостокские предприниматели пожертвовали на нужды войска до 2 000 000 рублей. Рудаков содействовал закупке и вывозу с Дальнего Востока товаров, заготовлявшихся там для войска, часть из которых должна была быть доставлена еще в конце 1918 года, но была задержана из-за разрухи на железной дороге. Таким образом Войско получило три вагона медикаментов, несколько вагонов бумаги для Войскового издательства и другие товары. В общей сложности удалось вывезти 56 вагонов. Таким образом, в условиях почти полного хаоса и разрухи на Транссибирской железной дороге, Рудаков, преодолев все препоны, смог снабдить Войско значительным количеством товаров первой необходимости, что нельзя не поставить ему в заслугу.
По словам самого Рудакова, «что касается пущенных по моему адресу еще бесконечного множества самых нелепых обвинений… я заявляю, что это гнусная клевета и я даже не нахожу нужным на это отвечать, ибо это ниже моего достоинства… Действия я свои считаю совершенно законными и правильными, направленными всецело ко благу казаков и Родины вообще… я сделал для войска все, что было в моих силах. Я отдал войску все свое знание, всю энергию, все свое здоровье, я отдал самое для меня дорогое – моего сына… Теперь у меня осталась только моя честь. И вот Вы, для кого я все отдал, отнимаете у меня последнее – мою честь, нет, этого я Вам не отдам, ибо честь моя дороже моей жизни». Протоколы заседаний Войскового Круга скупо свидетельствуют о том, что доклад Рудакова вызвал продолжительные горячие прения, после чего была принята резолюция о переходе к очередным делам. Рудаков не был арестован и обвинения в финансовых злоупотреблениях доказаны не были, однако в составе Войскового правительства его так и не восстановили.
Очевидно, что обвинение Рудакова в том, что он «не представил отчета» о затратах, было далеко не основным в речи Дутова. Рудаков в декабре 1918 – феврале 1919 года направил Войсковому правительству и Кругу восемь телеграмм с отчетами о своей работе, так что войсковая администрация была осведомлена о его действиях. Атамана больше всего возмутил факт самовольного, с его точки зрения, отъезда Рудакова в Читу для переговоров с Семеновым. По сути, Рудаков стал жертвой переменившейся политической обстановки и личных опасений Дутова: когда его направляли в командировку, ни о каком конфликте Семенова с верховной властью речь не шла, но предложение Семенова признать Дутова в качестве Верховного Правителя сильно компрометировало последнего перед Колчаком и его окружением, а визит оренбургской делегации к «мятежному Атаману» в Читу мог и вовсе быть воспринят Омском как попытка объединения казачьей оппозиции.
Александр Ильич опасался, возможно, не без оснований, что в Ставке в связи с действиями Рудакова усомнятся в его собственной лояльности (хотя проехать в Читу, чтобы продвинуть оренбургские грузы, Рудакову посоветовал никто иной, как полковник Лебедев), и стремился не запятнать свою репутацию верного сторонника центральной власти. Поэтому оренбургский Атаман предпочел ради собственного спокойствия предать своего помощника.
Буквально на следующий день после обсуждения на Круге, 9 марта 1919 года, Дутов приписал к своему письму Колчаку следующий постскриптум: «К Вам устроился в Ставку полков[ник] Рудаков, бывший член Войск[ового] правительства и мой помощник по продовольствию, я едва[-]едва от него отделался, считаю долгом предупредить, что много говорит и как будто дело, но очень и очень любит деньги, очень ловок, хитер и замешан в некрасивых сношениях с германскими агентами через жену польку». Вряд ли Рудакову с подобной характеристикой удалось задержаться в Ставке. На наш взгляд, этот отрывок свидетельствует далеко не в пользу Атамана, обнаружившего свое злопамятство и продолжившего возводить поклеп, теперь уже очевидный, на своего бывшего соратника. Зато доказательство лояльности Верховному Правителю было налицо. Однако этим он не ограничился и в письме Колчаку от 22 марта не преминул вновь бросить камень в адрес Рудакова… В целом, в случае с Рудаковым Дутов продемонстрировал боязнь ответственности, интриганство и, наконец, предательство своего ближайшего соратника.
Приказом Верховного Правителя и Верховного Главнокомандующего Юго-Западная Армия была 28 декабря 1918 года разделена на Отдельные Оренбургскую и Уральскую Армии под командованием генералов А. И. Дутова и Н. А. Савельева соответственно. 21 января 1919 года белые под натиском большевиков оставили Оренбург, что крайне негативно сказалось на настроениях казаков. Войсковое правительство и Атаман перебрались сначала в Орск, а затем в Троицк.
Основной задачей Дутова было не позволить красным наладить регулярную железнодорожную связь с Туркестаном, поэтому войска должны были бороться буквально за каждый клочок железнодорожного полотна на все еще остававшемся под контролем казаков участке между Илецкой Защитой и Актюбинском. Стоит подчеркнуть, что недопущение соединения Туркестана с центральными районами было одной из главнейших стратегических задач армии Дутова, и к чести Юго-Западной, Отдельной Оренбургской и Южной Армий, которые подчас считают чуть ли не никчемными войсковыми соединениями, эта задача успешно решалась вплоть до окончания боевых действий на Южном Урале осенью 1919 года. Сам Дутов, вспоминая этот тяжелый период, говорил: «Против нас действовала одна из лучших частей большевистской армии… так называемая “железная дивизия” под командой Гая… У них было отличное вооружение, была вначале прекрасная дисциплина. Положение наше иногда бывало очень тяжелое. Но… я ведь никогда не отчаивался!»
В январе 1919 года части Отдельной Оренбургской Армии, потеряв связь с Отдельной Уральской Армией, были вынуждены отходить на восток, вглубь территории Войска. Красные развивали свой успех, наступая вдоль линии Орской железной дороги. Задачей Оренбургской Армии в конце января стала«временная оборона для укомплектования, после чего решительное наступление для восстановления связи с Уральской армией». В этой тяжелейшей обстановке Дутов 4 февраля призывает казаков собраться с силами и побороть врага.
Неудачи на фронте активизировали деятельность оппозиции. В частности, бывший однокашник Дутова по Академии Генерального Штаба, генерал Н. Т. Сукин, подал в феврале 1919 года на 3-й Войсковой Круг докладную записку с резкой критикой политики Атамана и Войскового правительства. По заявлению Сукина, «Дутов не обладает ни военной славой, ни гражданским мужеством, ни политической честностью и прямотой… Во всей деятельности его с начала и до конца преобладало одно стремление возвысить себя и своих приближенных в ущерб даже общему делу, и результаты налицо, среди офицеров создан такой раскол, который починить удастся не скоро, а без офицеров войско воевать не может… Зная атамана Дутова с детства и всю его семью, я спокойно, не боясь погрешить против истины, заявляю, что он принес войску много вреда и очень мало пользы. Поэтому считаю его недостойным быть войсковым атаманом». В результате Войсковой Круг «за грубую клевету на войскового атамана и правительство» исключил Сукина из казачьего сословия и ходатайствовал перед Верховным Правителем о снятии его с поста командира VI-го Уральского армейского корпуса (корпус входил в состав Западной Армии).
Оренбургская Армия отступала с тяжелыми боями. Обстановка значительно осложнилась в результате измены части башкир во главе с Валидовым. 18 февраля 1919 года башкиры перешли на сторону большевиков и открыли им фронт. Основной причиной измены были, на наш взгляд, политические пристрастия и амбиции башкирского руководства, в особенности самого Валидова – сторонника эсеров, считавшего Колчака и Дутова своими злейшими врагами. Нельзя не отметить и отсутствие у Белого командования должной гибкости в решении крайне болезненного национального вопроса. Большевики же, несмотря на первоначальные колебания, поспешили удовлетворить все требования башкир (широкая автономия), лишь бы последние перешли на их сторону.