, его рекомендательное письмо большого веса иметь не может. Тем не менее Деникин составил о Гришине в целом благоприятное впечатление и – совершенно неожиданно для окружающих – дал ему ответственное поручение.
Мы помним скептическое замечание Главнокомандующего о том, что Алексей Николаевич показался ему «больше политиком, чем воином». Лучшей рекомендацией в глазах Деникина, пожалуй, было бы, если бы молодой генерал попросился в бой (бои шли совсем близко, а части несли значительные потери, и полк для Гришина-Алмазова нашли бы без труда). Однако и «политические» наклонности могли пригодиться: «Имея в виду действующее в Яссах совещание, занятое обсуждением конструкции власти [в] России, – телеграфировал 18 (5) ноября Деникин возглавлявшему Особое Совещание генералу А. М. Драгомирову, – необходимо срочное командирование туда от нас лица с последними документами… Желательно было бы спешное командирование ген[ерала] Гришина-Алмазова, который может осветить обстановку на Востоке и установить правильный взгляд на директорию и Сибирь».
Упомянутое совещание в Яссах (Румыния) было организовано дипломатами стран-союзниц России по Мировой войне и представителями основных политических течений, считавших необходимой борьбу против большевизма, и имело целью обсуждение вопроса о наилучших формах, размерах и сроках союзной помощи в этой борьбе. Приветствуя союзников, П. Н. Милюков так охарактеризовал состав «Русской Делегации в Яссах» (претендовавшей на «сохранение своего существования» и по окончании совещания – в неопределенном качестве какого-то консультативного органа): «Русская Делегация включает, помимо лиц, персонально приглашенных, представителей следующих организаций: Национального Центра, Союза Возрождения [России] и Совета Государственного объединения России… По своему составу все три организации объединяют почти все течения политической мысли России, за исключением крайней правой и крайней левой. В частности, в Национальный Центр входят лица, по признаку персонального вхождения, принадлежащие к различным оттенкам буржуазно-демократического направления… В Союз Возрождения, тоже по признаку персонального вхождения, вошли государственно мыслящие члены социалистических партий с[оциалистов]-р[еволюционеров], н[ародных] с[оциалистов], с[оциал]-д[емократов], группы “Единство”, с[оциал]-д[емократов] оборонцев и видные члены партии народной свободы. Совет Государственного объединения России составлен по принципу представительства групп: Бюро Законодательных палат [–] Государственной думы и Государственного совета, Торгово-промышленной группы, объединяющей представителей почти всей промышленности и торговли России, земские деятели, городские (не социалистические), Церковь и Сенат».
Очевидно, что столь представительное собрание не желало ограничиваться сравнительно скромной ролью консультаций с союзниками и приступило, пока в своем кругу, к обсуждению не менее животрепещущих вопросов: общего положения в стране, сравнительного веса «Уфы» и «Екатеринодара», перспектив и преимуществ образования единой власти в форме триумвирата или диктатуры, личности будущего диктатора и проч. При этом Гришин-Алмазов, в разговорах с Деникиным, очевидно, оправдавший характеристику, данную Лебедевым («целиком стоит на идеях Добровольческой Армии»), мог оказаться полезным, дабы восстановить слушателей против социалистической Директории и подтвердить авторитет, которым пользовалась и на Востоке армия Корнилова и Алексеева. И Главнокомандующий в нем не ошибся.
Правда, на совещание Алексей Николаевич опоздал. Выехав из Екатеринодара утром 20 ноября, он прибыл в Яссы 26-го, чтобы узнать, что «почти все русские общественные деятели еще в субботу уехали обратно в Россию (в Одессу)», где с 25-го возобновились «совещания Русской Делегации», уже без союзников. Гришин-Алмазов бросился вслед за ними в Одессу и был выслушан на двух заседаниях – 30 ноября и 1 декабря.
Генерал не подвел Деникина. В своем сообщении он, помимо подробного изложения событий на Востоке России, специально подчеркнул: «Офицерство и большая часть интеллигенции окончательно убедились в том, что все так называемые демократические опыты устройства власти, за которые им уже не раз приходилось расплачиваться своею кровью, ни к чему доброму не приведут, и что единственная надежда на возрождение России может заключаться лишь в Добровольческой армии». О Директории Алексей Николаевич сказал, что она «вряд ли располагает реальной силой», а общая оценка настроений от Сибири до Кубани в передаче Гришина-Алмазова была изложена в официальном протоколе следующим образом:
«Всюду, вступая в беседы с властями и с населением, ген[ерал] А. Н. Гришин-Алмазов задавал вопросы об отношении к Директории и к Добровольческой армии. Результат этой анкеты безусловно в пользу последней (Атаману Дутову Алексей Николаевич даже приписывал фразу: «Пусть только придет Добровольческая Армия, и для меня Уфа не будет существовать»; в записи другого слушателя формулировка не была столь категоричной: «…я в ее распоряжении». – А. К.). Представители власти, правда, не везде склонны ее поддержать… Но совершенно несомненно, что всюду есть множество элементов, которые все свои надежды возлагают на Добровольческую армию и только ждут ее призыва, чтобы подняться и организоваться… Интересно отметить, что всюду наблюдается интерес к тому, кто будет в России царем, самый вопрос, восстановится ли у нас в России монархия, считается как бы предрешенным. Все сказанное приводит ген[ерала] А. Н. Гришина-Алмазова к заключению, что уже сейчас Добровольческая армия располагает огромным числом сторонников и сочувствующих, но число это во много раз возрастет и превратится в мощную силу, когда вожди армии выступят с решительным призывом к спасению России. Что же касается элементов, ей враждебных, то нет сомнения, что они быстро успокоятся и покорятся, как только увидят проявление твердой и уверенной в себе власти».
Впрочем, влияния и Алексея Николаевича на членов «Делегации», и самого совещания на политику иностранных держав и ситуацию в России отнюдь не следует преувеличивать. А для Гришина-Алмазова в Одессе нашлось дело гораздо более важное…
Доклад генерала растянулся на два заседания не только из-за обилия изложенных в нем сведений или словоохотливости Гришина (особенно на темы, связанные с собственными заслугами и достижениями). «Ввиду необходимости для докладчика покинуть по делу Совещание, заседание было прервано», – записано в протоколе, и дело действительно было безотлагательным: судьба Одессы и немногочисленных русских войск в ней в те дни висела на волоске.
На смену уходившим австро-германцам появлялся незначительный французский контингент (пока – только команды нескольких военных кораблей), на смену рушившейся «Украинской Державе» Гетмана П. П. Скоропадского – выдвигались «республиканские войска» С. В. Петлюры. Руководивший одесским «Центром Добровольческой Армии» адмирал Д. В. Ненюков характеризовался как человек «законопослушный, очень инертный и донельзя ленивый» и вряд ли мог возглавить отпор «петлюровцам», а также пресечь деятельность большевицкого подполья. Противника пока сдерживало присутствие иностранцев, но надежды на иностранцев были невелики.
«Адмирал Леже старый болван, – писал Гришину-Алмазову генерал И. Г. Эрдели об одном из старших французских начальников. – Боится всего. Решительно запротестовал против такой большой зоны охранения порта, предоставляя расширять ее нам… Все его надежды на поляков [145] и Добровольцев наших. От этого дурака ничего добиться нельзя, да оно [и] видно, что он неспособен решаться и брать ответственность на себя… Перестрелка в порту и кажется орудийный выстрел его перепугали совсем… Письменного обещания дать не хотел вовсе, даже обиделся».
Записка отражает сложную ситуацию в городе, где перемешались воинские части русские, гетманские, «петлюровские», иностранцы и громадная «армия» уголовников, почувствовавших себя особенно вольготно. Представители Добровольческой Армии, видимо, уже решили, что город потерян, – было даже отдано распоряжение, «чтобы все офицеры, состоящие в добровольческих формированиях, явились на пароход “Саратов”, который должен был, по слухам, отойти в Новороссийск». Эрдели – старый генштабист, командовавший армией в годы Великой войны, «быховец» и первопоходник, по своему боевому темпераменту, кажется, все-таки не очень подходил для войны Гражданской. Поэтому поддержка им случайно оказавшегося в городе «сибиряка» Гришина-Алмазова, должно быть, и была наилучшим выходом.
Получив (впрочем, только словесную) поддержку и у союзников, Алексей Николаевич сразу же начал действовать. Шульгин, быть может увлекаясь и преувеличивая, так живописует произошедшее далее:
«Немедленно после взятия власти в свои руки Гришин-Алмазов отправился в порт. В порту стоял корабль “Саратов”, готовый выйти в море. На нем было человек семьсот наших добровольцев, где-то разбитых большевиками севернее Одессы и отступивших в деморализованном состоянии. Они завладели “Саратовом”, чтобы бежать еще куда-то дальше (по сведениям Деникина, численность отряда достигала 1 500 человек, а погрузка на «Саратов» производилась по распоряжению Ненюкова. – А. К.). На этот корабль и прибыл Гришин-Алмазов. Он сказал им:
– Я генерал Гришин-Алмазов и назначен командовать вооруженными силами, находящимися в Одессе. Потрудитесь исполнять мои приказания.
Почему-то эти люди, никогда в глаза не видавшие такого генерала, почувствовав, очевидно, в нем таинственную силу, которая в нем была, охотно стали ему повиноваться. Он приказал им покинуть “Саратов” и поместиться во французской зоне (небольшая часть города, охранявшаяся союзными патрулями. – А. К.). Затем в течение недели он подвергнул их под личным своим руководством обыкновенной муштре, и этот недавно еще деморализованный отряд стал готовым для боя».
Рассчитывать приходилось только на себя. Командовавший наконец-то прибывшей на помощь французской дивизией генерал Бориус заявил: «…Мы драться не будем», – с «петлюровцами» предполагалось воевать ультиматумами, к которым они не прислушивались. «Драться будем мы», – твердо отвечал Гришин-Алмазов, считавший, кроме всего прочего, что французы вообще не должны были играть первую скрипку, поскольку это давало бы им предлог для «оккупации» Одессы. «…5 декабря (18-го по новому стилю. – А. К.), после десятичасового боя, город был занят добровольцами, потерявшими при этом до 150 человек. Петлюровские войска, до 4 тыс[яч], ушли из Одессы, но продолжали занимать ее ближайшие окрестности, окружая город полукольцом», – рассказывает Деникин.