Общий состав бригады доходил до 7 500 человек. Не хватало обмундирования и массы всякого другого воен ного имущества. Все это Молчанов немедленно затребовал в интендантстве, и, поскольку это дело взял на личный учет Командующий Армией, вскоре имущество начало прибывать в достаточном количестве.
Подготовка к наступлению требовала упорного труда, и в процес се ее между новым начальником бригады и подчиненными начало возникать взаимопонимание. Впрочем, не обходилось без шероховатостей. Особенно досаждала Молчанову привычка Ижевцев обсуждать приказы, прежде чем приступить к их исполнению. Этого Викторин Михайлович не выносил и, будучи человеком прямым и горячим, тут же обрушивался на ослушников потоком таких «крепких словечек», которым позавидовал бы бывалый боцман. О привычках командира быстро стало известно всем, и число «резонеров» в бригаде резко сократилось.
Молчанов и Ижевцы «притирались» друг к другу. Но по-настоящему оценили они друг друга уже в бою. Викторин Михайлович позже писал об этом так: «Я оказался самым счастливым офицером в армии, получив под свое командование Ижевцев. Они не хотели меня, а я не хотел принимать командование этой “вольницей”, но после первых боев мы поняли друг друга, постепенно крепло наше боевое содружество и доверие, которые сохранились до конца».
Получив и распределив по полкам необходимое имущество, Молчанов донес в Штаб Армии, что бригада к наступлению готова. В ответ 21 февраля командующий Западной Армией генерал Ханжин отдал следующий приказ:
«Ижевцы! Вы перешли в состав Западной армии при тяжелых условиях отступления, босые и голодные! Ныне вы отдохнули, вас одели и накормили! Настало время нанести красным поражение! Они уже бегут, и мы должны дать им последний жестокий удар! Наша задача освободить Уфу, Самару, Сарапул и Ижевск!
Я требую во имя Родины от вас нового подвига! Докажите еще раз свою преданность Родине. Ваши матери и отцы, ваши жены и дети ждут нас как избавителей от рук красных палачей-большевиков.
Я назначил вам опытных Начальников. Скоро я отдам приказ о всеобщем наступлении и надеюсь, что вы оправдаете доверие к вам.
После освобождения Ижевского завода вам будет предоставлена возможность вернуться к своим семьям, и только желающие останутся в рядах доблестной Ижевской бригады, чтобы с оружием в руках совместно с другими частями армии продолжать великое дело освобождения Родины от красных предателей».
Подписывая этот приказ, Ханжин не подозревал, что закладывает мину замедленного действия. Как он, наверное, жалел потом об опрометчиво данном им обещании по освобождении Ижевска распустить всех желающих по домам! Но рядовые Ижевцы отнеслись к обещанию командарма совершенно серьезно.
Было решено, что Ижевская бригада войдет в состав 3-го Уральского корпуса, в Штабе которого Молчанов получил приказ о своем производстве в полковники. Все вопросы были обговорены, и бригада начала выдвигаться на намеченные позиции. В этот момент, перед самым наступлением, Молчанов обрел еще одного, самого ценного своего помощника: в бригаду был прислан начальник Штаба – выпускник ускоренных курсов Академии Генерального Штаба капитан А. Г. Ефимов. Вот что пишет о нем Викторин Михайлович:
«Капитан Ефимов уже доро́гой начал знакомиться с делами, с частями. Я видел дельного, трудолюбивого офицера, а когда, по приезде на место, он немедленно принял должность и взял в руки немного распущенный штаб, я увидел в нем твердого человека, который вожжи не распустит. …С этого времени он был верным моим помощником, отважным офицером, ходившим в атаку с чинами штаба, дальше – близким моим другом, и я всю Гражданскую войну провел с ним и сдал ему ижевцев, когда был назначен командиром 3-го корпуса».
Давно ожидаемое общее наступление Западной Армии началось в ночь на 5 марта, а на следующий день перешла в наступление Ижевская бригада. В течение последующих семи дней она последовательно брала все красные позиции, неся порой большие потери, но ни разу не снизив темпа наступления. Вечером 12 марта бригада подошла к Уфе на полперехода, и разыгравшийся на следующий день бой закончился пленением целого красного полка, что фактически предопределило падение города. Ижевцы по праву гордились этой блистательной победой. Высоко оценило победу и начальство: два командира батальонов 1-го Ижевского полка были награждены Георгиевским Оружием. 14 марта Ижевская бригада была выведена в резерв. За 8 дней боев она понесла довольно большие потери и израсходовала почти весь запас патронов. Однако буквально через несколько дней, так и не пополнив своих запасов, она снова была срочно вызвана на фронт.
Увы, военное счастье начало изменять генералу Ханжину. Большинство дивизий его армии были изначально нацелены не на разгром живой силы красных, а на захват Уфы, и теперь «сбившиеся в кучу» части требовали перегруппировки и перенацеливания, а времени на это уже не было. Уфа, неожиданно для Штаба Западной Армии, подверглась с юга мощному контрудару. Противник подошел к городу на один переход. Штаб требовал: «Спасите Уфу!» – и Молчанову оставалось вести свою бригаду в бой практически без патронов.
Бой 30 марта поневоле запомнился Ижевцам: они должны были отражать наступление 26-й и 27-й советских дивизий (в целом – пятнадцати полков). Патроны вышли все, и полагаться оставалось только на свои штыки. Цепи шли по колено в снегу, казалось, красные перебьют их всех на выбор. Но подъем духа у Ижевцев был чрезвычайно высок. Бойцы 3-го батальона 1-го Ижевского полка ходили в атаку, забросив винтовки за спину и вытащив из-за голенища засапожные ножи. Как вспоминали участники боя, «на красных это производило огромное впечатление». Соседние роты шли в атаку, как на праздник – с песнями и гармошкой, как бы подтверждая известную народную пословицу «помирать, так с музыкой».
Между тем начальник бригады Викторин Молчанов пытался где только можно добыть для бойцов патроны. Подвоза все не было, и кончилось тем, что патроны стали отбирать у соседних частей (более богатых ими, но менее стойких), по нескольку обойм, прямо из подсумков бойцов, и тут же на подводах направлять их в бригаду. К вечеру минимальный запас был собран, и это наконец дало возможность Молчанову перейти к более осмысленным действиям. С утра 31 марта Молчанов оставил на позициях одну только Инженерную роту бригады, а сам с другими частями двинулся в глубокий обход в тыл красных. Обход произвел такую панику, что красные полки без боя начали отходить. Уфа была спасена.
Ижевец, идущий в атаку с гармошкой под красными пулями, навеки остался символом несгибаемой воли простых бойцов колчаковской армии. Красные же после этого боя настолько зауважали Ижевскую бригаду, что кстати и некстати стали приписывать ей участие во всевозможных «психических атаках».
Впрочем, до некоторой степени грешат этим и современные авторы. Порой приходится слышать или читать фразу: «Любили Ижевцы ходить в свои знаменитые беспатронные психические атаки, забросив винтовки за спину и достав засапожные ножи!» Однако вряд ли нормальный человек способен наслаждаться подобным времяпрепровождением. И уж тем более вряд ли люди, сами производившие трехлинейные винтовки, предпочитали действовать ими исключительно, как дубиной. Другое дело, коли нужда заставит! А сказку о «психических атаках», скорее всего, придумали не слишком стойкие красноармейцы, чтобы хоть как-то оправдать тот факт, что они разбегались при одном лишь виде идущих на них Ижевских цепей!
Несмотря на начавшуюся распутицу, Ханжин готовил красным новый удар. И вдруг в бригаде узнали, что 13 апреля войсками Сибирской Армии освобожден их родной Ижевск! Это сразу же заставило всех вспомнить о давешнем обещании командующего армией отпустить всех желающих на побывку сразу после освобождения их родины. А ведь к тоске по дому у большинства Ижевцев примешивалась тревога за оставленных на заводе близких, которые вполне вероятно могли пострадать от репрессий ЧК. Молчанов, со своей стороны, тонко чувствовал настроение в бригаде и предлагал немедленно в полном составе отправить ее на завод. Но это означало бы передачу ее (хотя бы временно) в другую армию, на что Ханжин пойти никак не мог. Вместо этого командующий сделал вид, что никаких обещаний не давал, и отдал приказ о продолжении наступления.
Более необдуманного поступка трудно было себе вообразить – бригада вышла из повиновения. Ижевцы решили не ожидать более команды свыше, а идти домой. Молчанов был в отчаянии, но прекрасно понимал, что переубедить подчиненных не сможет. Ему удалось лишь уговорить их, во-первых, оставить свое оружие, а во-вторых, не уводить с собою своих офицеров. С другой стороны, он старался, сколько мог, охладить «горячие головы» в Штабе Армии, которые грозились надежными Сибирскими войсками преградить Ижевцам дорогу.
29 апреля Ижевцы сдали оружие и, рота за ротой, двинулись домой. С Молчановым остались лишь небольшие кадры: офицеры и пулеметчики. За сутки численность бригады сократилась с 4 400 человек до 452-х. Впрочем, одновременно с Ижевской бригадой точно так же разошлась по домам и Воткинская дивизия. Командующий Сибирской Армией генерал Гайда не стал, подобно Ханжину, устраивать скандала, а распустил ее на время собственным приказом.
Как бы там ни было, а Белое командование, из-за собственных глупых и непродуманных обещаний в самый разгар наступления потеряло полторы дивизии! Для Викторина Михайловича это был особенно тяжелый удар: ведь всего за десять дней до этого, 20 апреля 1919 года, он за отличие в боях под Уфой был произведен в генерал-майоры. Более того, вот-вот должен был выйти приказ о развертывании его бригады в дивизию. Теперь все эти планы рухнули. А ведь все это происходило в тех местах, население которых еще год назад было настроено активно антибольшевицки, а за зиму подверглось новым репрессиям и притеснениям со стороны Советской власти! Казалось бы, прорыв в этот район должен был бы немедленно вызвать бурное формирование новых добровольческих полков и дивизий, а вместо этого на деле распадались старые части!