Отступавших все время тревожили партизаны; видя, что открытой силой взять белых не удается, они перешли к иной тактике: в колонны под видом беженцев стали засылать агитаторов, убеждавших солдат сдаваться, уверяя, что им ничего не будет, и что «народная власть простит им все прегрешения». Что случалось с нестойкими, поддавшимися уговорам, Ижевцы смогли увидеть собственными глазами, когда недалеко от Канска на льду реки внезапно обнаружили следы массовой бойни – до двухсот трупов. Как выяснилось, партизанам удалось сагитировать шедший полупереходом ранее Егерский батальон, но как только Егеря сложили оружие, все они были немедленно перебиты. Впрочем, такой метод действовал лишь на относительно нестойкие части – Ижевцы и Воткинцы, на своей шкуре успевшие узнать «доброту» Советской власти, расправлялись с подобными агитаторами весьма круто и без лишних разговоров.
Между тем после обхода Канска в рядах отступающей армии начал постепенно налаживаться порядок. 17 января было отдано распоряжение срочно зарегистрировать все имеющиеся части, при этом мелкие подлежали расформированию и сведению в более крупные. Это подняло боеспособность и улучшило управление.
23 января Ижевцы, по-прежнему двигаясь в хвосте армии, вступили в Нижнеудинск, где в этот же день смертельно больной Каппель передал командование войсками генералу Войцеховскому. Одновременно командование 3-й армией было передано генералу К. В. Сахарову. Уже после совещания, на котором состоялись эти назначения, Каппель сказал своему старому соратнику В. О. Вырыпаеву: «А я больше всех доверял бы генералу Молчанову: в его глазах еще светится искра Божия!»
Три дня спустя генерал Каппель скончался. Его армия безостановочно двигалась далее на Иркутск. Попытка захватившего власть в городе «Политцентра» остановить белых провалилась: 30 января в упорном бою красный заслон был наголову разгромлен совместными действиями Иркутской и Воткинской дивизий. Разъяренные известием о том, что адмирал Колчак выдан чехами Политцентру, белые бойцы рвались к Иркутску в надежде спасти своего Верховного Правителя.
Вечером 7 февраля была занята станция Иннокентьевская. На другом берегу Ангары виден был Иркутск. И тут на армию навалились вести одна ужаснее другой: первая – чехи, занимавшие станцию, предъявили ультиматум, что в случае начала военных действий немедленно вмешаются и обрушатся всеми силами на виновного. Поскольку красные в Иркутске были в панике и думали лишь о своем спасении, ультиматум этот явно был направлен против «каппелевцев». Весть вторая – красными палачами убит адмирал Колчак.
В этой обстановке Командующий армией генерал Войцеховский собрал военный совет. Вопрос был лишь один: стоит ли, в свете осложнившейся обстановки, штурмовать Иркутск. Генералы подсчитали наличные силы. Всего в «каппелевской» колонне насчитывалось примерно 30 000 человек, однако из них для штурма можно было набрать не более 5 000 бойцов (3 000 из числа 2-й армии и 2 000 из 3-й): число боеспособных уменьшала свирепствовавшая эпидемия тифа. В дивизиях было по 200–300 бойцов, все остальное – огромные санные обозы. Патронов в обрез. При каждой дивизии по нескольку пулеметов на санях. Артиллерия сохранилась только в Иркутской и Воткинской дивизиях: два орудия везут собранными и еще восемь в разобранном виде на санях. К орудиям по десятку снарядов.
Выступить с такими силами сразу против красных и чехов – безумие. И все же многие командиры уверены: победу можно одержать! Но возникает следующий вопрос – что делать дальше? С наличными силами невозможно даже просто охранять караулами столь большой город, как Иркутск. Таким образом, единственным разумным выходом остается – обойти город и уходить по льду через Байкал. На том его берегу Атаман Семенов с крепкими частями, там можно будет закрепиться, отдохнуть, восстановить силы. В конце концов, это решение было принято практически единогласно. Чехи обещали не препятствовать армии, если она обойдет город. Выступление было назначено на 11 часов вечера 8 февраля. Теперь в голове колонны шли части 3-й армии.
Переходить через Байкал решено было в самом узком месте – на Мысовск. 10 февраля армия сосредоточилась в большом селе Лиственничном, и здесь вновь Викторину Михайловичу довелось оказать всей армии неоценимую услугу. Напомним: в 1910 году молодым саперным поручиком Молчанов специально исследовал вопрос о возможности перехода Байкала по льду. Теперь его знания оказались как нельзя кстати. Фактически на него и была возложена вся подготовка к предстоящему переходу.
При перемене температуры лед посередине озера часто внезапно трескается с грохотом, напоминающим пушечную пальбу, и края трещины после этого довольно быстро расходятся, достигая ширины в 2-3 аршина. В длину же такая трещина простирается на многие версты, так что объехать ее невозможно. Через некоторое время лед начинает сходиться, края трещины смыкаются и даже заползают друг на друга, образуя торосы. Следовало без паники относиться к внезапному грохоту, а кроме того, заранее запастись досками для настилов над трещинами, лопатами и топорами, чтобы прорубать дорогу в торосах. Поскольку Ижевцы под руководством Молчанова подготовились лучше других, то они и должны были составить авангард.
На рассвете 11 февраля Ижевцы спустились на лед Байкала. Хотя на пути встретились и трещины, и торосы, но благодаря принятым мерам предосторожности переход прошел в целом благополучно, и к вечеру выбрались на берег, встреченные в Мысовске японским патрулем. Следующие части армии тянулись через Байкал еще трое суток, и лишь к вечеру 14 февраля поход был закончен. Вскоре стало известно, что Атаман Семенов прислал поезда, чтобы забрать всех раненых и больных, но здоровым придется идти до Читы походным порядком. Для рядовых «каппелевцев», считавших Забайкалье своею «Землей Обетованной», неприятным сюрпризом оказалось наличие здесь огромного количества красных партизанских отрядов. В одном из боев с ними Молчанову пришлось лично возглавить атаку своих ординарцев, во время которой он был ранен в обе руки навылет.
В Читу Каппелевская армия пришла 9 марта. Количество вышедших в разных источниках приводится разное: от 15 до 30 тысяч человек; достоверно известно, что через госпитали Верхнеудинска и Читы за февраль – март прошло до 11 000 тифознобольных.
Сразу же по выходе в Забайкалье командование узнало, что вся полнота военной и гражданской власти на территории Российской Восточной Окраины была передана Колчаком Атаману Семенову. Несмотря на настороженное отношение к Семенову большинства старших начальников, Войцеховский и другие генералы подчинились этому приказу. Но при этом они, естественно, желали сохранить руководство приведенными ими войсками, а также добиться определенной внутренней автономии в управлении ими, если угодно – упрочить сложившийся в походе весьма своеобразный внутренний уклад.
Атаман Семенов не мог не пойти им в этом навстречу. Собственно, две «высокие договаривающиеся стороны» были обречены на компромисс, поскольку не могли прожить друг без друга. С крушением Белого фронта власть Семенова в Забайкальи также резко пошатнулась, имеющихся у него войск было недостаточно, красные, заняв Иркутск, активно проникали в Забайкалье, усиливая местные партизанские отряды и засылая под видом таковых значительные регулярные части. По железным дорогам завершалась эвакуация Чешско-Словацкого корпуса, настроенного по отношению к Семенову враждебно. Японцы поддерживали Атамана Семенова и железной рукой обеспечивали порядок на железной дороге, однако они отнюдь не собирались подменять собою Белые войска. К тому же выявился резкий поворот в настроениях союзников. Большинство из них взяло курс на немедленную эвакуацию всех своих войск из России, а чехи и американцы к тому же открыто поддерживали местных партизан. Уходя, эти «союзники» оказывали сильное дипломатическое давление на Японию с целью заставить ее также вывести свои войска. Так что лишние 20 000 солдат были Семенову совершенно необходимы.
Точно так же не могли себе позволить вступить в новый конфликт и «каппелевцы». Они едва вырвались из объятий смерти (в самом прямом и буквальном смысле слова), не имели ни обмундирования, ни артиллерии, ни патронов; к тому же половина их состава лежала пока в тифу в лазаретах. Чтобы восстановить свою боеспособность, они должны были как следует отдохнуть и привести себя в порядок, а это они могли сделать только под прикрытием войск Семенова.
Поэтому соглашение было быстро достигнуто, и оно носило компромиссный характер. Семенов стал Главнокомандующим войсками Российской Восточной Окраины, однако при этом он передавал функции непосредственного управления войсками своему заместителю, именовавшемуся Командующим войсками; этот пост, разумеется, занял генерал Войцеховский. 22 февраля 1920 года все местные, «семеновские», войска были сведены в 1-й отдельный корпус, тогда как «каппелевские» войска бывших 2-й и 3-й армий Восточного фронта сводились соответственно во 2-й и 3-й отдельные корпуса. Все вышедшие из-за Байкала дивизии, более или менее сохранившие свой состав, были сведены в стрелковые полки, выделив при этом в конные дивизионы имевшиеся у них или созданные во время похода кавалерийские части. Более мелкие отряды были расформированы и пошли на пополнение крупных. Молчанов при этом получил под свое командование Сводную дивизию, в которую и влились остатки Ижевцев – около 900 человек. Командиром Ижевского полка стал полковник Ефимов.
Казалось бы, все основные вопросы были решены. Но, увы, между пришлыми «каппелевцами» и местными «семеновцами» вскоре понемногу стала разгораться вражда. Причем в первую очередь недоразумения начали возникать между младшими офицерами и рядовыми бойцами.
Очень уж разными они были. «Каппелевские» офицеры «выделялись» на улицах Читы рваными шинелями, замызганными полушубками и прожженными валенками и не раз ловили презрительные взгляды подтянутых и по форме одетых местных офицеров. Дружеское и даже панибратское отношение с рядовым составом, которое установилось в частях во время Ледяного похода, откровенно коробило «семеновцев», почитавших это верхом распущенности. У «семеновцев» же как раз вполне сохранилась отчетливая внешняя дисциплина, вызывавшая у прошедших лед и пламень «каппелевских» солдат лишь насмешки.