Гораздо серьезнее были трения в среде старшего командного состава, приведшие вскоре к значительным перестановкам. После того как в конце марта ушел из армии генерал К. В. Сахаров, 3-й стрелковый корпус вместо него возглавил Молчанов.
Междоусобная борьба не утихала, приняв вид бесконечных штабных интриг. Масло в огонь здесь подлили и красные, отказавшись на время от борьбы в открытую и применив вместо этого иезуитскую тактику. 2 марта их партизанские отряды заняли Верхнеудинск, где три дня спустя было объявлено о создании «демократической» Дальне-Восточной Республики (ДВР). Это был знаменитый ленинский «буфер», которым большевицкий вождь решил отгородиться от сохранившейся зоны японского присутствия. В этом буферном государстве были временно восстановлены «демократические свободы», но, разумеется, все командные посты остались за большевиками, и в первую очередь – руководство вооруженными силами и репрессивным аппаратом. Вооруженные силы – Народно-Революционная Армия (НРА) – формировались в основном из бывших партизан и перешедших на их сторону солдат колчаковской армии, а в случае серьезной опасности в НРА немедленно вливались целые бригады из Иркутска, безо всякой оглядки на «независимость» этого нового государства.
Основной целью большевиков при этом было – выдавить из Забайкалья японцев, не допустив при этом полномасштабной войны. Правительство ДВР вело с ними переговоры, беспрестанные нападения на японские и белые гарнизоны списывая на действия «никому не подчиняющихся партизан». Кроме того, смягчая режим за Байкалом, большевики умеряли и недовольство местного населения: ведь в соседней Иркутской губернии восстановление Советской власти в полном объеме вызвало весною настоящий взрыв крестьянских восстаний, вполне сравнимый по своему накалу с партизанским движением против режима Колчака. Наконец, перед представителями ДВР ставилась задача в ходе переговоров по возможности разложить Белые части постоянными обещаниями самой широкой амнистии.
В рамках последней задачи большевицкие эмиссары охотно шли на переговоры с высшими чинами Белой армии и с самим Семеновым, подолгу обсуждая с ними самые разнообразные политические комбинации. В свою очередь, Семенов, да и «каппелевские» генералы, также шли на это, во-первых, стремясь протянуть время, но также и в надежде (как показало будущее – тщетной) постепенно перетащить «красный буфер» на свою сторону. В конечном итоге верх в этой игре одержали красные, которым удалось постепенно углубить трещину, существовавшую между обоими лагерями. Так, Войцеховскому и другим «каппелевским» генералам они предлагали полное объединение при единственном условии – устранении Семенова. Далее информация об этом «различными путями» доводилась до Атамана, после чего, естественно, следовали обвинения в нелояльности. Некоторые авторы утверждают даже о существовании «антисеменовского» заговора, возглавляемого Войцеховским, Молчановым и другими, хотя эти утверждения и остаются более чем спорными. 27 апреля Войцеховский ушел со своего поста, а затем и уехал совсем с Дальнего Востока, не желая становиться причиной раскола в армии. Его место занял генерал Н. А. Лохвицкий; одновременно приказом Главнокомандующего была образована Дальне-Восточная Армия, в состав которой вошли все три корпуса. Лохвицкий и стал командующим этой Армией.
К сожалению, много поводов для недоразумений давал и Атаман Семенов: он был «слишком политиком», увлекался разработкой изощренных комбинаций, в которые предпочитал не посвящать своих подчиненных. Все это не могло не вызывать подозрений. Лохвицкий пришел на свой пост с твердым намерением уладить все недоразумения с Атаманом, но был быстро втянут в интриги и кончил тем, что 22 августа был снят Семеновым со своего поста со странной формулировкой «за невозвращение из отпуска». Не желая подчиняться такому распоряжению, Лохвицкий, в свою очередь, объявил 1 октября о выходе Дальне-Восточной Армии из подчинения Семенову и о подчинении ее непосредственно генералу П. Н. Врангелю. Однако это заявление осталось без последствий, а командующим Армией вместо Лохвицкого стал генерал Г. А. Вержбицкий.
Красные, разумеется, не ограничивались одними лишь дипломатическими диверсиями, время от времени прерывая их внезапными атаками своих войск. Дважды, 10–13 апреля и 25 апреля – 5 мая, их части атаковали Читу, но оба раза были отброшены. Каппелевским частям, едва успевшим оправиться, пришлось срочно идти в бой. Был момент, когда после упорного боя красным удалось подойти к Чите вплотную. Тогда на помощь белым пришли японцы, открыв внезапно шквальный огонь из орудий и пулеметов. Атакующие цепи красных были сметены, и кавалерия каппелевцев преследовала их, изрубив до 200 человек и захватив 150 пленных и 4 пулемета. После этого красным не оставалось ничего другого, как только объявить, что это было вовсе не генеральное наступление главных сил НРА, а «набег недисциплинированных партизан».
В свою очередь и белые, отразив эти атаки, сами перешли в наступление в Сретенско-Нерчинском районе и заметно потеснили там красные части. За один из этих боев Семенов произвел Молчанова в генерал-лейтенанты. Сам Викторин Михайлович впоследствии, уже в эмиграции, написал об этом своем производстве следующее:
«В 1920 году в Забайкальи за поход против партизан… по представлению Командующего армией генерала Лохвицкого я был произведен в Генерал-лейтенанты. После отступления из Забайкалья Атаман Семенов уехал в г[ород] Дальний, потеряв, таким образом, связь с армией и свое положение Верховного Правителя. Вот тогда Командованием было решено снять с себя чины, полученные в Забайкальи. Я это сделал и снова стал Генерал-майором. Позднее, в Сан-Франциско, Обществом Ветеранов Великой Войны, членом которого я состоял, было получено из канцелярии Великого Князя Николая Николаевича разъяснение, что производства Атамана Семенова, который в Забайкальи был Верховным Правителем, должны признаваться. Таким образом, я был восстановлен в чине Генерал-лейтенанта».
В мае в Дальне-Восточной Армии было до 20 000 штыков и сабель боевого состава, в то время как по ведомостям насчитывалось до 45 000 человек. В целом положение было стабильным, пока в Забайкальи оставались японцы, на которых белые при случае могли опереться. Но 17 июля на станции Гонгота между японским командованием и властями ДВР было подписано соглашение, по которому японцы обязались 25 июля начать эвакуацию своих войск из Забайкалья. При этом была установлена линия, за которую НРА не должна была переходить, и было выговорено право неприкосновенности Читы вплоть до формального объединения всех областей ДВР (Западного Прибайкалья, Амурской области и Приморья) «в результате народного волеизъявления».
По японским планам, эвакуация их войск должна была закончиться в середине августа. Было ясно: после этого удержать всю огромную область белым не удастся. Поэтому было решено ограничиться обороной относительно небольшой территории за рекой Онон, вплоть до границы с Китаем, базируясь на станцию Маньчжурия, а в Чите, пока позволяет обстановка, держать небольшой арьергард. Атаман Семенов одобрил этот план, и в соответствии с ним началась постепенная эвакуация Читы.
Однако шло время, красные пока затаились, Атаман увлекся политическими маневрами и начал понемногу отступать от первоначальных планов, а генерал Вержбицкий лишь потворствовал ему в этом. В Чите Семеновым было созвано краевое Народное Собрание; Атаман и Вержбицкий прибыли на его открытие; шли переговоры об объединении его с Народным Собранием ДВР. Атаману уже казалось, что в руках у него важные политические козыри, с помощью которых он сведет на нет все дипломатические демарши властей ДВР. И для того, чтобы показать прочность своего положения, он распорядился значительно усилить войсками Читинскую группу, а также приостановить отправку имущества в тыл; Вержбицкий же возвратил в город свой Штаб.
В результате Белое командование прозевало сосредоточение противника и оказалось захваченным врасплох. Ситуация усугубилась еще и тем, что перед самым началом красной операции в Чите открылся казачий съезд, на который прибыл Атаман Семенов. В ночь на 19 октября красные нанесли внезапный удар со стороны Нерчинска в направлении узловой станции Карымская, чтобы отрезать Читу и находящиеся в ней войска от остальной части Армии.
Несмотря на сопротивление разрозненных белых частей, войска Нерчинской группы НРА молниеносно овладели Карымской и отрезали Читинскую группу от остальных частей Армии. Вместе с ними в окружение попали Атаман Семенов и Командующий Армией генерал Вержбицкий со Штабом. Общее руководство операцией было утеряно, командующие корпусами должны были действовать на свой страх и риск. Более того, одновременно красные нанесли ряд отвлекающих ударов вдоль всей линии железной дороги, на время нарушив связь между штабами 2-го корпуса на станции Оловянная и 3-го корпуса на станции Борзя.
В довершение всего Семенов в этот момент получил от своей контрразведки донесение, будто Вержбицкий предал его и через посредников ведет переговоры о капитуляции, важнейшим пунктом которой является выдача его, Семенова, большевикам. Не усомнившись в справедливости навета, Григорий Михайлович бросил войска и вылетел на аэроплане в Даурию, в расположение «единственного верного ему» 1-го корпуса. Вержбицкий с войсками, оставив 22 октября Читу, двинулся походным порядком на юг, надеясь соединиться со своими.
Рядовые бойцы 2-го и 3-го корпусов, дравшиеся в этот момент у станций Оловянная и Борзя, восприняли семеновский перелет однозначно – как постыдное бегство. Прибыв в Даурию, Атаман немедленно издал приказ о том, что принимает командование на себя. Свой 1-й корпус он удерживал в резерве, так что основная тяжесть боев падала на «каппелевские» части. Хуже всего приходилось выдвинутому вперед 2-му корпусу, тем более что красные в тылу у него настойчиво атаковали станцию Борзя. Но Молчанов, руководивший ее обороной, отразил все атаки и сам выдвинулся вперед, прикрывая отход 2-го корпуса. Тем временем к 30 октября Читинская группа вышла к берегам Онона, но ей потребовалось еще несколько дней на переправу через реку. К тому же 1 ноября ударили морозы, и Армия понесла дополнительные потери обмороженными.