Он был известен как чрезвычайно решительный и волевой военачальник, но также и как самый знаменитый «мясник» Красной Армии. Для достижения победы Блюхер был готов на все и никогда не жалел ради этого жизней своих подчиненных. Летом 1919 года он возглавил только что сформированную 51-ю стрелковую дивизию и два месяца спустя почти полностью уложил ее в сражении за Тобольск. Своим яростным сопротивлением Блюхер тогда сумел спутать планы Белого командования, но из окружения вырвался лишь с несколькими сотнями бойцов. Дивизия была фактически воссоздана заново в начале 1920 года в Иркутске, и Блюхер снова положил ее, на этот раз на Перекопе. И вот теперь он был послан руководить войсками НРА. Забегая вперед, скажем, что Блюхер и на этот раз «не обманул ожиданий партии» и устроил из сражения за Волочаевку настоящий «Дальневосточный Перекоп».
Для предстоящего штурма он сумел собрать впечатляющие силы, значительно превосходившие отряды Молчанова. Войска красного Восточного фронта были разделены на две оперативные группы: Инскую (3 120 штыков и сабель, 121 пулемет, 16 орудий, 2 танка, 3 бронепоезда) и Забайкальскую (4 480 штыков и сабель, 179 пулеметов, 14 орудий). Молчанов мог противопоставить им лишь 3 850 штыков, 1 100 сабель, 62 пулемета, 13 орудий и 2 бронепоезда.
Основную надежду Викторин Михайлович возлагал на заново обустроенную Волочаевскую позицию. За несколько дней до штурма красным удалось перехватить его приказ от 5 февраля 1922 года, в котором говорилось:
«После осмотра частей на железно-дорожном и Амурском направлениях я уверен, что противник должен иметь для овладения городом Хабаровском не менее 10 000 штыков, но для успеха нашего нам необходима, как никогда, стойкость, дабы, сидя за проволокой, нанести противнику наибольшие потери и, выбрав удобный момент, перейти в контр-атаку и на плечах противника продвинуться сто верст… которые нам необходимы для нашего закрепления в районе Хабаровска.
Вопрос самого нашего бытия требует полного напряжения всех сил для достижения победы. С победой мы живем, – неудача может лишить нас самого бытия как антибольшевистской организации.
К вам, старшие начальники, я обращаюсь с призывом вдунуть в сердца подчиненных страстный дух победы. Надо поговорить со всеми и наэлектризовать каждого солдата. Если вы займетесь этим немедленно и будете так поступать всегда, боеспособность наших маленьких частей увеличится в несколько раз. Учтите психологию каждого воина.
Я убежден, что мы еще можем нанести такое поражение противнику, что ему долго не придти в себя. Победа в нас, начальниках; победа нужна и должна быть. Строгий расчет во всем, в каждой мелочи. Не покладая рук, закрепляйтесь, промеряйте, пристреливайтесь, но этого мало: внедрите всем, что проволоку бросить ни в коем случае нельзя.
Каждый воин должен знать, что этот бой будет решительным и мы должны выйти победителями…
Отнеситесь к моим словам со вниманием, не теряйте времени, говорите с подчиненными, не только с офицерами, но и нижними чинами, помня, что не каждый офицер передаст так, как нужно. Только при выполнении условия, что каждый воин будет знать свой маневр, можно быть уверенным в успехе!»
Центром всей обороны была сопка Июнь-Корань, она возвышалась над остальной равниной более чем на 100 м; на ее скатах были вырыты в 2–3 яруса снеговые окопы, обильно политые водой, так что брустверы их превратились в глыбы льда; все подступы к сопке были обильно опутаны проволокой, местами до двенадцати рядов. Основную опасность для белых представляли возможные обходы с севера и юга.
Выдвигаясь к Волочаевке, ударная группировка красных после упорного боя 7 февраля снова заняла разъезд Ольгохта, однако белым удалось сжечь несколько мостов, что приостановило продвижение бронепоездов красных. Решающий штурм Блюхер назначил на 10 февраля. С утра красные со всех сторон двинулись в атаку на сопку. Но идти им пришлось по пояс в снегу, при морозе в 30–35 градусов, усугубляемом еще сильным ветром. Первые цепи достигли проволоки и были немедленно скошены шквальным огнем, артиллерия завязла в снегу, отстала и не могла поддержать свои войска. Тогда красные пустили в дело единственный имевшийся у них танк, но и он, прорвав несколько рядов проволочных заграждений, застрял и был уничтожен метким выстрелом с бронепоезда. К 5 часам вечера, когда начало темнеть, атака красных окончательно выдохлась.
В тылу у белых было несколько деревень, в которых они могли обогреться, красные же ночевали на голой, продуваемой ветрами равнине, а единственное здание в их тылу, железнодорожную полуказарму № 3, занимали Главком НРА Блюхер и Командующий фронтом Серышев со штабами, а также Штаб Сводной стрелковой бригады и перевязочный пункт. Покус вспоминал, что в «комнату размером всего в 25 кв[адратных] аршин свозились наши раненые и обмороженные в числе до 400 человек. Что творилось тогда в этой комнатушке, не поддается никакому описанию… Раненые складывались друг на друга, часть из них отогревалась у костров на открытом воздухе».
В течение всего дня 11 февраля красные, отойдя от проволоки, приводили себя в порядок. Покус опасался контратаки, он был уверен, что в этом случае его бригада была бы разбита. Но этой контратаки так и не последовало, поскольку для белых к этому времени значительно осложнилась обстановка на берегу Амура. Наступавшая на этом участке Забайкальская группа красных после упорного боя угрожала не только выйти в тыл Волочаевке, но и отрезать Хабаровск от Владивостока. Поэтому свой последний резерв, Поволжскую бригаду, Молчанов бросил в бой именно здесь. Но ее атака в ночь на 12 февраля закончилась неудачей, и после этого Викторину Михайловичу не оставалось ничего другого, как отдать приказ об общем отступлении.
Между тем красные к рассвету 12 февраля починили мосты и могли теперь ввести в дело свои бронепоезда. Поэтому на рассвете было принято решение брать в лоб Июнь-Корань. Поскольку красных теперь сдерживали лишь арьергарды и два белых бронепоезда, это удалось: в 11 часов сопка, а за ней и деревня Волочаевка, были взяты. Но помешать белым отойти в полном порядке они не смогли. Все орудия были вывезены, и белые колонны быстро оторвались от преследования.
Как утверждают красные, при штурме они потеряли 128 человек убитыми, 800 ранеными и 200 человек обмороженными. Но эти цифры явно занижены; по другим данным, потери красных составили до 2 000 человек, из них 600 убитыми. Возможно, и они неверны: в некоторых советских книгах проскальзывает упоминание о корейских ротах, которые в первый день штурма бросались на проволоку с голыми руками и все так и остались висеть на ней убитыми. Вряд ли эти несчастные «наемники Интернационала» попали потом в общие ведомости потерь. С другой стороны, Покус признает, что «командный состав понес убыль до 58%, было убито 2 командира батальона, 6 командиров рот, много лиц младшего командного состава и ранено 2 помощника командира полка». Потери белых красные оценивали в 400 убитых и до 700 раненых, бо́льшая их часть падает на Поволжскую бригаду.
14 февраля красные вступили в Хабаровск. Белоповстанческая Армия, не принимая боя, быстро уходила на юг; лишь арьергардной 1-й стрелковой дивизии пришлось выдержать короткий бой, пока ее обоз выходил на лед Уссури. При этом сани под разобранным орудием 1-й батареи Сводно-артиллерийского дивизиона развалились, и орудие пришлось бросить. Это был единственный случай потери орудия у Белоповстанцев за все время похода.
Далее, в районе Бикин – Васильевская, Молчанов заранее заготовил укрепленные позиции, на которых надеялся при удачном стечении обстоятельств остановить наступление войск НРА. 27 февраля здесь произошел упорный бой, в ходе которого 2-й Читинский стрелковый полк красных, по свидетельству Покуса, «почти целиком был выведен из строя». Красным пришлось развернуть все свои силы, а также послать кавалерию в обход по китайскому берегу Уссури. Как только это движение было обнаружено белыми, Молчанов, не желая более нести потери, велел всем сниматься с позиции и отходить за нейтральную зону. Красные сунулись было за ними и даже пытались было войти в Спасск, но японский гарнизон открыл по ним огонь, и они поспешно ретировались. «Статус кво» был восстановлен, а белые войска разошлись по своим прежним гарнизонам. 21 марта 1922 года Хабаровский поход закончился. Белоповстанческая Армия потеряла в нем до трети своего состава, но вернулась обратно с добытым оружием, с орудиями и пулеметами.
Настроение в войсках было подавленное, все жертвы и лишения оказались напрасными. Одновременно между командованием и Правительством вспыхнула рознь: Вержбицкий и Молчанов обвиняли Меркуловых в недостаточном финансировании Армии. Теплая одежда была доставлена на фронт слишком поздно, а вместо валенок С. Д. Меркулов лично закупил в США по дешевке партию армейских резиновых калош, которые оказались совершенно непригодны в походных условиях и стали причиной массовых обморожений.
Обстановка накалялась, и дело кончилось тем, что 29 мая генералы поддержали Народное Собрание, потребовавшее отставки Правительства. Однако Меркуловы не желали уходить, они нашли опору среди бывших «семеновцев», и в свою очередь объявили Народное Собрание распущенным. Вооруженное противостояние во Владивостоке, которое было окрещено «недоворотом», продолжалось в течение недели и грозило полным распадом и гибелью белой Приморской государственности. Первым это осознало командование Армии, и 3 июня генералы Вержбицкий, Молчанов, Смолин и Бородин направили телеграмму в Харбин генералу Дитерихсу с предложением принять власть. 8 июня Дитерихс прибыл во Владивосток, где объявил об одновременном роспуске Правительства и Народного Собрания и о созыве Земского Собора.
После того, как страсти улеглись, Дальне-Восточная Армия была реорганизована и переименована в Земскую Рать, в которой генерал Молчанов возглавил «Поволжскую Рать» (или группу) – фактически тот же свой бывший 3-й корпус. Во главе этой рати Викторин Михайлович с 6 сентября по 25 октября 1922 года принял участие в защите Приморья от наступающих войск НРА ДВР, во всех боях короткой кампании, которая получила у белых емкое наименование «Последнего похода». Он со своей группой составил гарнизон Спасска и 8–9 октября оборонял этот город от яростных атак красных; он же затем командовал правым флангом Земской Рати 13–14 октября в сражении при Монастырище.