Недисциплинированность и стремление уйти в Сибирь, нежелание служить так называемым «демократическим» правительствам объясняется тем, что многие офицеры (и моряки прежде всего) были монархистами по убеждению и враждебно относились к Комучу. А вот что пишет о настроениях офицеров уже цитированный нами Молчанов: «После падения Казани офицерство перестало верить в возможность, при существующем правительстве, что-либо сделать, и удирало туда, где, по слухам, было лучше. Слишком много вынесли обид, огорчений при правительствах демократических (с[оциалистов]-р[еволюционеров]). Так думало большинство офицерства и, мне кажется, никто не сможет упрекнуть его за это. Не слабые уходили в тыл, а во многих случаях убежденные, что они делают наилучшее. Ведь у нас на востоке России не было авторитетных лиц, могущих дать исчерпывающее разъяснение событий, которым бы поверили. Мы и ими были бедны, – у нас не было Алексеева, Корнилова, Деникина». А тот факт, что и при таких сложных условиях моряки принимали активное и далеко не безуспешное участие в боевых действиях, говорит о том, что свое существование флотилия всегда оправдывала.
В Уфе, где сосредоточились корабли Флота, была сформирована комиссия по подготовке его к зимовке, состоявшая из четырех морских офицеров и пяти речников. Постановка судов на зимовку началась с 9 октября. Вольнонаемным служащим было предложено взять расчет и при желании – эвакуироваться в Сибирь.
Оставив корабли зимовать (в следующем году из них был сформирован 2-й дивизион камской Речной боевой флотилии, так и не принявший участие в боях), личный состав 1-го и 3-го дивизионов во главе с капитаном 2-го ранга Феодосьевым погрузился в эшелон и в 20-х числах октября отправился в Омск. Но уже 22 октября по приказанию командующего войсками Камской группы генерала С. Н. Люпова эшелон был возвращен на фронт (в район города Бирска) и отпущен для дальнейшего следования лишь после того, как в распоряжение сухопутного начальства были переданы армейские офицеры и рядовой состав, не имеющий морской подготовки. В распоряжении Камской группы в районе Бирска были также оставлены корабли «Россия», «Дредноут», «Грозный», «Гневный». Они были вооружены пятью трехдюймовыми, одной 48-линейной и одной трехдюймовой горными пушками, 15 пулеметами, на кораблях также находились 100 винтовок и один прожектор.
Но эшелон с моряками Речного Боевого Флота уехал в Омск (туда он прибыл 10 ноября), а командиры – Старк и Феодосьев – остались в Уфе. В октябре – ноябре 1918 года в военной биографии Георгия Карловича произошел весьма неприятный поворот, явившийся отголоском недавних разногласий флотского и сухопутного начальства. 26 октября приказом начальника Штаба Главнокомандующего армиями Западного фронта генерала М. К. Дитерихса контр-адмирал Г. К. Старк был предан полевому суду «…за неисполнение приказа и пропуск судов противника вверх по Каме выше устья р[еки] Белой». 31 октября генерал Люпов подписал приказ по военно-судной части, в котором говорилось, в частности, следующее:
«Из дознания, представленного Генерал-Майорами Тимоновым и Ковальским, усматривается:
Будучи подчинен с 26-го сентября сего года Начальнику Формирования частей Народной Армии Уфимской губернии Генерал-Майору Тимонову и с 4-го октября мне, как Командиру [2-го Уфимского] Корпуса, стоя во главе флотилии особого назначения, К[онтр]-Адмирал Старк получил боевые приказы – преградить неприятелю путь вверх по р[еке] Каме и обеспечить наше сообщение с Пермской группой. Приказов этих он не исполнил, а наоборот – ушел с Флотом в р[еку] Белую. По получении категорического подтверждения приказа возвратиться на прежние позиции и охранять их ценою флота, вышел в р[еку] Каму и, не дав боя неприятелю, снова возвратился в Азякуль…» По словам Люпова, из-за этого «образовался прорыв неприятелем нашего фронта и нарушение связи с нашими войсками, что привело к весьма гибельным последствиям».
На основании вышеизложенного командующий Камской группой принял решение предать контр-адмирала Старка военно-полевому суду. Вместе с ним перед судом предстал и капитан 2-го ранга Феодосьев, которого обвиняли в том, что он, вступив в командование «флотилией особого назначения» 13 октября (в этот день Старк был отстранен от должности приказом Люпова), «с 13-го по 17-е октября категорически отказался от исполнения ряда боевых приказов и отвел флот в глубокий тыл, чем способствовал прорыву фронта Корпуса противником, каковое обстоятельство привело к весьма гибельным последствиям».
Естественно, что с такими тяжелыми, если не сказать – страшными для любого военного обвинениями, контр-адмирал Старк согласиться не мог. Еще до суда, в период командования двумя дивизионами флота, он объяснял генералу Люпову факт ухода кораблей флота на зимовку в Уфу, ссылаясь на приказ командующего Северной группой Народной Армии полковника Степанова. Люпов же отрицал законность этого приказа, ссылаясь на то, что начиная с 24 сентября флот подчинялся командующему Уфимской группой (возможно, именно после этого Старку и было приказано передать командование Феодосьеву). После отдачи под суд Старк пытался обратиться к генералу Дитерихсу с просьбой прибыть в его штаб для объяснений, но Дитерихс ответил, что он обращается не по команде и что «беспристрастный суд все разберет». Отказывался принять адмирала и командующий Уфимской группой. Он сделал это лишь через четыре дня после прибытия Старка в Уфу и только после того, как адмирал послал ему телеграмму со словами: «Если Вам дорога Россия, то прошу меня принять».
Поддержку попавшему в тяжелое положение моряку попытался оказать прибывший 14 октября в Омск адмирал А. В. Колчак. С ним незамедлительно вошли в контакт офицеры Речного Боевого Флота, ранее оказавшиеся в сибирской столице, в частности начальник Штаба Флота, старший лейтенант Н. Ю. Фомин. Но так как первоначально Колчак не имел в Сибири никакого официального статуса – лишь 4 ноября он вступил в должность военного и морского министра Временного Всероссийского Правительства (Директории), – то и помочь Старку он, в сущности, не мог. Впрочем, попытки вызволить коллегу из неприятной ситуации были им предприняты. Вероятно, по инициативе Колчака Старка пытались вызвать командировкой в Омск, что было отклонено генералом Дитерихсом; генералу Люпову было предложено принять у себя в штабе флотского офицера, высланного из Омска для связи и разъяснений, что он категорически отказался сделать. По словам Старка, известным из сохранившейся стенограммы его переговоров со старшим лейтенантом Фоминым, сущность обвинения сводилась «к непониманию командиром корпуса, как может использован быть флот… т. к. тихоходные части на правом берегу были очень слабы и не могли сдержать натиск противника, то я считал пребывание флота в реке Каме невозможным».
Судебное заседание по делу контр-адмирала Старка (Феодосьев в документах уже не фигурировал, что, возможно, связано с тем, что Старк, как старший по чину, решил взять всю ответственность на себя) состоялось 25 ноября 1918 года. В состав членов суда входил и один моряк – капитан 2-го ранга Щербачев. Решение суда было благоприятным для Старка, хотя и несколько туманным. Оно звучало следующим образом: «Выслушав объяснения подсудимого Контр-адмирала Старка и разъяснения представителя Командующего войсками Камской группы, Генерального Штаба Полковника Виноградова, уполномоченного доложить его, Командующего войсками, стратегически-тактические соображения, и обсудив все обстоятельства дела, суд признал подсудимого Контр-адмирала Старка по обвинению… невиновным и по суду оправданным».
На наш взгляд, во многом такому исходу суда способствовал тот факт, что за время, прошедшее от предания Старка суду до собственно судебного заседания, адмирал Колчак успел стать Верховным Правителем России, а «дать в обиду» Старка, которого он знал еще во время совместной службы на Минной дивизии Балтийского флота, он просто не мог. Хотя вполне возможно, что суд объективно разобрался в причинах действий адмирала. Ведь очевидно (если обратиться к описанным выше примерам действия Флота в этот период), что правда в описываемом случае была на стороне моряков, которые воевали на кораблях, «бронированных» кипами хлопка, против красных миноносцев и самолетов. Губить же людей и корабли понапрасну адмирал Старк не захотел. Наверняка все это понимал и Колчак.
Чтобы завершить «судебную историю», приведем фрагмент телеграммы от 27 ноября, посланной генералом Люповым в адрес Старка после оправдания последнего. «…Желая Вам счастливой дороги, я спешу передать Вам еще раз, что я всегда считал Вас боевым адмиралом, много и честно поработавшим на пользу нашей многострадальной родины. В присутствии команд всех судов флотилии особого назначения я оттенил Вашу и капитана 2 ранга Феодосьева боевую службу и просил принять мою благодарность. Будучи назначен на чрезвычайно ответственный пост командующего войсками Камской группы и неся ответственность перед родиной и войсками Корпуса, я считал своим долгом предать Вас суду за неисполнение моего боевого приказа. Вот суд Вас оправдал, значит Вы были вправе этого приказа моего не исполнить. Поступив как старый и честный солдат, прилагающий все силы, [чтобы] поднять на ноги нашу гибнущую родину, я ныне приветствую оправдательный приговор и желаю Вам счастливой службы в том великом деле спасения родины, которое мы все сейчас делаем, [и] крепко жму Вашу руку». На наш взгляд, в этих словах чувствуется определенная горечь Люпова, который действительно был старым солдатом, Георгиевским кавалером, прошедшим, как и Старк, две войны. При этом причина горечи видится нам не в том, что генерал был недоволен оправданием Старка (впрочем, учитывая его «непримиримую» позицию, занятую до суда, отчасти возможно и это), а скорее всем ужасом, происходящим со страной, которой и Люпов, и Старк служили…
В тот же день, когда военно-полевой суд вынес Старку оправдательный приговор, Верховный Правитель адмирал Колчак произвел смотр командам 1-го и 3-го дивизионов Речного Боевого Флота. Он с удовлетворением отметил «отличный воинский вид этих частей, прошедших тяжелую службу на реках в течение прошлого года». Наверняка в эти дни и Колчаку, и Старку, да и вообще всем морским офицерам, волею судьбы и долга перед Родиной оказавшимся на просторах Сибири, будущее возрождение Флота казалось особенно близким. Колчак как никто другой понимал его значение для России, в том числе и в Гражданской войне. Было сформировано морское министерство, началось создание Речной боевой фл