Но 3 июня 1922 года мирная жизнь Дитерихса была внезапно нарушена пришедшей из Владивостока телеграммой:
«Генералу Дитерихсу. Фуражная улица, Харбин Старый.
Общее положение, интересы русского дела на Дальнем Востоке повелительно требуют Вашего немедленного приезда во Владивосток. Армия и Флот единодушны в желании видеть Вас во главе дела и уверены, что Ваше патриотическое чувство подскажет Вам решение, вполне согласованное с общим желанием. Просим телеграфного ответа. Вержбицкий, Молчанов, Смолин, Бородин, Пухов, Фомин».
В Приморьи, куда перебралась Дальне-Восточная Армия после отступления из Забайкалья, к этому времени сложилась очень тяжелая обстановка. Еще 26 мая 1921 года во Владивостоке при молчаливом одобрении японцев произошел переворот, и к власти пришло Приамурское Временное Правительство, возглавляемое братьями Спиридоном и Николаем Меркуловыми (первый стал премьер-министром, а второй – министром иностранных дел и военно-морским). Этому созданному в Приморьи Белому государственному образованию противостоял красный «буфер» – провозглашенное 6 апреля 1920 года в Верхнеудинске новое «независимое государство» – Дальне-Восточная Республика (ДВР).
На территории Приморской области оставались еще японские войска, и по соглашению от 29 апреля 1920 года о «нейтральной зоне» (подписанном еще генералом Болдыревым как управляющим военным ведомством Приморской Областной земской управы) русские власти не могли вести на территории области военных действий и держать здесь войска, кроме строго ограниченного контингента милиции. Это соглашение связывало в свое время руки красным, но теперь оно было также распространено и на Белую армию, которой приходилось существовать полуподпольно, именуясь официально «резервом милиции». При оставлении Забайкалья войска были разоружены на КВЖД китайцами, и хотя теперь получили некоторое количество оружия от японских союзников, его было явно недостаточно. Артиллерии же и тяжелого оружия армия не имела вовсе. В кавалерии почти не было лошадей. Впрочем, и сама армия представляла собой достаточно своеобразное объединение.
В Забайкалье в 1920 году вышли Ижевцы и Воткинцы, Уфимская, Камская, Иркутская и Омская дивизии, Барнаульский стрелковый полк, Добровольческая дивизия и Егерская бригада, немногие части Волжского корпуса генерала Каппеля и дивизий Горных стрелков Урала, остатки регулярных кавалерийских полков, а также Оренбургских, Сибирских и Енисейских казаков, наконец, масса других, более мелких частей, влившихся прямо на походе в уже перечисленные. В подавляющем своем большинстве они образовались летом 1918 года из добровольческих и белоповстанческих отрядов и имели прекрасные кадры из людей, сознательно взявшихся за оружие, знающих, за что они борются, и на своем личном опыте убедившихся, что́ им несет власть большевиков. Именно это обстоятельство позволило им сохраниться в страшные дни Сибирского Ледяного похода зимы 1919–1920 годов, не распасться, подобно десяткам других частей и соединений, и сквозь все преграды вырваться в Забайкалье. Но они были чрезвычайно малочисленными: ни в одной из вышедших «дивизий» не было более 800 штыков, а потому в Забайкальи дивизии были свернуты в полки, полки – в батальоны и эскадроны и так далее.
В Приморьи части поредели еще больше, так что Омский стрелковый полк, который имел в своем составе до 700 едоков, а в поле мог выставить около 500 штыков, считался в армии одним из самых больших. Едва ли не четверть состава частей составляли офицеры, но называть их «белой костью» не приходится, поскольку почти половина из них была произведена из рядовых добровольцев в 1918–1919 годах, кадровых же офицеров среди них вообще были единицы. Всей армии больше чем за полгода не платили жалования, имеющихся запасов едва хватало на пропитание.
Обстановка, которая сложилась вокруг этих частей в Приморьи, оставляла им мало шансов для новой успешной борьбы. Для населения области они были чужими, пришлыми. Ветераны Белых частей понимали неизбежность продолжения войны и готовы были воевать и дальше, а местное население – нет. Россия, «вставшая на дыбы» в 1917–1918 годах, к 1922-му смертельно устала от бесконечных битв и разорения, она готова была покориться сильнейшему, а таковыми, безусловно, являлись большевики. Население же Приморья, в придачу к этому, не знало по-настоящему у себя Советской власти. Оно привыкло, чтобы всем распоряжалась иностранная власть – союзники, более или менее защищавшие от красных партизан и не требовавшие, чтобы сами жители приложили руку к своей защите. Поэтому из местного населения в армию вступили лишь единицы, и никаких надежд на пополнение у нее не было. К тому же единство армии разъедали старые распри между «каппелевцами» и «семеновцами». Фактически она раскололась на две части: в непосредственном подчинении Командующего генерала Вержбицкого находились лишь «каппелевские» 2-й Сибирский стрелковый корпус генерала И. С. Смолина и 3-й стрелковый корпус генерала В. М. Молчанова, а 1-й корпус и некоторые присоединившиеся к нему части составляли так называемую Гродековскую группу войск генерала Н. В. Савельева, придерживающуюся «семеновской» ориентации. Все, что оставалось армии в этих условиях, – это пытаться выжить, сражаясь уже не за победу, а только за собственное существование, за свою жизнь.
Но они не желали прекращать борьбу, и 29 ноября 1921 года корпус генерала Молчанова выступил на север, в так называемый Хабаровский поход. В первых же боях «Белоповстанческая Армия», как она стала именоваться в целях конспирации, показала, что «порох в пороховницах» у нее еще не отсырел. Она наголову разбила противостоящие ей полки Народно-Революционной Армии ДВР, добыв при этом себе артиллерию и пулеметы, и 22 декабря 1921 года освободила Хабаровск. Но силы были слишком неравными: в ДВР из Советской Республики эшелонами перебрасывались войска и вооружение, а у Молчанова каждый боец и каждый патрон был на счету. Поэтому после большого сражения у Волочаевки 5–12 февраля 1922 года Белоповстанческая Армия вынуждена была оставить Хабаровск и отступить обратно в Южное Приморье.
Неудача Хабаровского похода, как водится, обострила отношения в самом Приморьи, между правительством Меркуловых и командованием Армии. Вержбицкий обвинял Меркуловых в пренебрежении к нуждам Армии. Денег, выделяемых для нее, было явно недостаточно, а переданные во Владивостоке склады были пусты. Жалование войскам не выплачивали, а за подвиги Хабаровского похода их «щедро наградили», выдав каждому… по пачке папирос и коробку спичек! Армия восприняла такую «награду» как откровенное издевательство.
Спиридон Меркулов, будучи весьма нечистоплотным политиком, яростно цеплялся за власть. Столкнувшись с оппозицией «каппелевского» генералитета, он тут же решил поддержать «семеновцев» и через голову Вержбицкого отдал приказ о возвращении прежних должностей нескольким ранее удаленным из армии офицерам. И на все это накладывалась еще и борьба между правительством и «приморским парламентом» – Народным Собранием.
14 мая 1922 года Народное Собрание утвердило новый закон о предстоящих выборах в Учредительное Собрание, в которых наравне с другими партиями могли участвовать и большевики. В ответ на это правительство Меркуловых 29 мая издало указ о признании недействительным закона о выборах и о роспуске самого Народного Собрания. Последнее, в свою очередь, отказалось подчиниться и объявило правительство низложенным, а верховную власть – временно перешедшей к Президиуму Народного Собрания.
Это был самый настоящий государственный переворот. Армия разделилась: корпуса Молчанова и Смолина из чисто тактических соображений поддержали Народное Собрание, а Забайкальские казаки, Сибирская флотилия и батальон Морских стрелков – Меркуловых. В гарнизоне Никольска-Уссурийского произошла кровавая стычка. Во Владивостоке же все опасались вмешательства японцев, а потому до кровопролития дело не дошло. Правительство Меркуловых «укрепилось» под охраной Морских стрелков, и с балкона своего дома братья попеременно выступали перед толпой, нещадно обливая грязью «мятежников». А в нескольких кварталах от них заседало под охраной «каппелевцев» Народное Собрание, усердно обличая злоупотребления Меркуловых.
Действо затянулось, приобретая опереточный характер, за что местные остряки немедленно окрестили его уже не переворотом, а «недоворотом». Но последствиями оно грозило совсем нешуточными: полным распадом и бесславной гибелью для всей приморской Белой государственности. И первыми это поняло командование Армии.
Единственным выходом из сложившегося положения оно считало приход к власти нового человека, способного объединить все оставшиеся в области антибольшевицкие силы, пользующегося достаточным авторитетом и в Армии, и у населения. Возможных кандидатур было только две: бывший приамурский генерал-губернатор Н. Л. Гондатти и – генерал Дитерихс. Обоим были посланы телеграммы. Гондатти отказался, Дитерихс же, после непродолжительной, но тяжелой внутренней борьбы, решил принять предложение и приехать во Владивосток. Между тем еще 1 июня Командующий Армией генерал Вержбицкий и его начальник Штаба генерал Пучков объявили о своем уходе в отставку и о передаче в будущем командования генералу Дитерихсу, а до его приезда генералу Молчанову.
Происходившие в это время на КВЖД китайские междоусобицы не позволили Михаилу Константиновичу выехать немедленно, так что на станцию Никольск-Уссурийский он прибыл лишь 8 июня. Здесь его встречали почетный караул, генерал Молчанов и командиры частей. По свидетельству одного из встречавших, «генерал Дитерихс был бодр, но серьезен. Одет он был скромно, если не сказать даже бедно». В тот же день Михаил Константинович прибыл во Владивосток.
Генерал немедленно был приглашен на торжественное заседание в Народное Собрание, где было объявлено об избрании его на пост Председателя нового правительства. Однако в ответ генерал сделал неожиданное заявление, смысл которого сводился к тому, что Народное Собрание, свергая Меркуловых, встало на революционный путь, и новое правительство избрано также революционным порядком, с чем он, Дитерихс, никак примириться не может. Все необходимо исправить, чем он и займется в ближайшие сутки.