Заявление это очень встревожило «говорунов» из Народного Собрания, так как по свидетельству уже известного нам генерала Болдырева «было проникнуто непоколебимостью в отношении отрицания всяких революционных актов, предрешенностью и мистицизмом». По поручению Народного Собрания, его председатель Андрушкевич и товарищ председателя Болдырев на другой день поехали к Дитерихсу выяснять его намерения на будущее. Предоставим слово Болдыреву, описавшему встречу в своих воспоминаниях:
«“Вы, генерал, наверное, не подозреваете тех последствий, которые могут возникнуть от вашего решения”, – заметил Н. А. Андрушкевич, на что Дитерихс ответил, что он много думал по этому вопросу и успокоился только тогда, когда принял именно это решение.
Я попросил его зафиксировать общий смысл высказанных им решений. Они таковы:
От прежнего правительства:
1) Отмена своего постановления о роспуске Народного Собрания.
2) Сложение правительственных полномочий С. и Н. Меркуловыми с передачей временного председательствования Правительством (то есть теми же Меркуловыми) назначаемому Командующим Армией и Флотом генерал-лейтенанту М. К. Дитерихсу, впредь до созыва в кратчайший 2–3-недельный срок Земского Собора.
Нынешняя власть:
1) Или отмена постановления Народного Собрания о неподчинении указу правительства о роспуске, с принятием на себя верховных полномочий, или
2) Постановление о самороспуске Народного Собрания.
Вопрос становился ясным, Народное Собрание ликвидировалось.
Дитерихс подписал два маленьких листочка с вышеприведенным текстом и передал мне. На них стояла дата “10 июня 1922 года”.
Я встал и заявил Дитерихсу, что после подтверждения им столь грубого нарушения воли Народного Правительства вопрос настолько ясен, что больше говорить не о чем. Мы вышли».
Таким образом, 10 июня Дитерихс добился самороспуска Народного Собрания, а 11-го неожиданно для «бунтовщиков» поймал на слове генерала Молчанова, спросив того, «будет ли исполнен безоговорочно всякий его приказ», а когда Молчанов ответил утвердительно, – объявив о том, что не находит иных способов «к устранению возникшей политической смуты», как только подчиниться прежнему «законно избранному» Приамурскому Временному Правительству. «Бунтовщики» были ошеломлены, но должны были подчиниться. Это было подтверждено 12 июня в Приказе № 1 по Армии и Флоту, которым Дитерихс объявил о своем вступлении в командование войсками. Начальником своего Штаба он назначил генерала П. П. Петрова, соратника Каппеля еще по боям 1918 года.
Таким образом, «недоворот» был полностью ликвидирован. Казалось, Меркуловы одержали полную победу, но на самом деле это было не так. Еще 6 июня правительство Меркуловых выпустило указ о созыве во Владивостоке Земского Собора, которому и обязалось передать все свои полномочия. Дитерихс поймал на слове Меркуловых так же, как и Молчанова, поставив своим условием немедленный, в две недели, созыв Земского Собора для установления новой структуры власти. Еще одним обязательным условием явилось полное прощение для всех «бунтовщиков» с обеих сторон. Меркуловы пытались, сколько могли, оттянуть открытие Земского Собора, но Дитерихс был непреклонен, и 23 июля 1922 года первое заседание Собора было открыто.
По своему составу Собор сильно отличался от только что распущенного Народного Собрания. Прямые выборы в него были заменены представительской системой, характерной для Земских Соборов XVI–XVII веков. Таким образом, в работе Собора приняли участие: все члены Приамурского Временного Правительства, Владивостокский, Камчатский, Харбинский и старообрядческий Епископы, представители старообрядческих общин и мусульманского общества, Главнокомандующий войсками Приморья генерал Дитерихс, командующий Сибирской флотилией адмирал Г. К. Старк, Атаманы всех Казачьих Войск, 15 представителей от воинских частей, назначаемые командованием, а также волостные старшины, станичные атаманы, ректоры высших учебных заведений, члены профсоюзов Владивостока и Никольска-Уссурийского – всего 370 человек. Но к участию в Соборе не были допущены представители левых и социалистических партий.
В результате Собор по своим политическим пристрастиям оказался очень правым. Однако это отнюдь не означало, что он не представлял интересов большинства населения Приморья. Ведь крестьянству и казачеству был свойствен патриархальный уклад, жили они очень зажиточно, соответственно не могли не тяготеть к разумному консерватизму, Православным и монархическим идеям. В случае же выборов вперед пролезли бы, как всегда, крикуны из социалистических партий, а голос тех людей, которые должны были стать естественной опорой Белой власти, снова не был бы услышан. Теперь же, при замене выборов сословным представительством, Земский Собор должен был превратиться из обычной «говорильни» в работоспособный законодательный орган. Но с первых же часов работы его депутаты ударились в другую крайность.
На заседании 3 августа Собор большинством голосов постановил, «что права на осуществление Верховной Власти в России принадлежат династии Дома Романовых… По сим соображениям Земский Собор почитает необходимым доложить о вышеизложенном Ее Императорскому Величеству Государыне Императрице Марии Федоровне и Его Императорскому Высочеству Великому Князю Николаю Николаевичу, высказывает свое пожелание, чтобы правительство вступило в переговоры с династией Дома Романовых на предмет приглашения одного из членов династии на пост Верховного Правителя». Впрочем, участники Собора понимали, что это решение трудно осуществимо, и рассматривали его в первую очередь как политическую декларацию. Действительно, Вдовствующая Императрица и Великий Князь отказались приехать и ограничились благодарственными телеграммами.
Ближайшей задачей Собора являлось избрание Правителя Приамурского Земского Края, и 8 августа Собор избрал новым Правителем генерал-лейтенанта Дитерихса. Он немедленно направился в кафедральный собор, где и принес следующую торжественную присягу:
«Обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом перед Святым Его Евангелием и Животворящим Крестом Господним в том, что принимаемое мною по воле и избранию Приамурского Земского Собора возглавление на правах Верховной Власти Приамурского Государственного Образования со званием Правителя я приемлю и сим возлагаю на себя на время смуты и нестроения народного с единой мыслью о благе и пользе всего населения Приамурского Края и сохранения его как достояния Российской Державы. Отнюдь не ища и не преследуя никаких личных выгод, я обязуюсь свято выполнить пожелание Земского Собора, им высказанное, и приложить по совести всю силу разумения моего и самую жизнь мою на высокое и ответственное служение Родине нашей России, – блюдя законы ее и следуя ее историческим исконным заветам, возвещенным Земским Собором, памятуя, что я во всем том, что учиню по долгу Правителя, должен буду дать ответ перед Русским Царем и Русской Землей. В удостоверение сей моей клятвы я перед алтарем Божиим и в присутствии Земского Собора целую слова и Крест Спасителя моего. Аминь».
Таким образом, впервые за время Белой борьбы, вожди которой почти повсеместно стояли на позициях «непредрешения», был открыто выдвинут монархический лозунг, преобладавший затем в среде военной эмиграции. Это свидетельствовало о глубочайшем разочаровании в принципах демократии и народоправства, которое испытали рядовые участники Белого движения за годы борьбы. Действительно, представители левых партий успели за это время показать свою полную неспособность к созидательному государственному строительству и вообще к чему-либо, кроме всеобщей критики и разрушения. Соответственно, у белых бойцов все более крепло стремление возвратиться к нравственным истокам, к вековым русским традициям Православия и Монархии. И все происходящие с Россией беды они теперь склонны были рассматривать как возмездие, Божию кару за отступничество, совершенное Россией в феврале 1917 года.
В этом отношении чрезвычайно показательна идейная эволюция самого Дитерихса от «сторонника демократии» и сотрудника (пусть и невольного) Керенского в 1917-м и «чешского добровольца» в 1918-м – к твердой и открытой демонстрации своих внутренних убеждений монархиста и верующего Православного человека в 1922 году. Может быть, значительную роль в таком переосмыслении сыграло его участие в расследовании убийства Царской Семьи, а потом работа над книгой об этом? Сам же Дитерихс в своей программной речи на заседаниях Собора излагал свои взгляды так:
«В несчастную ночь с 27-го на 28-е февраля под влиянием дурмана Россия встала на революционный путь… И вот, господа, заслуга Земского Собора заключается в том, что начало нашей религиозной идеологии он решил смело, открыто, во всеуслышание. Эта идеология зиждится не только на том, что мы сейчас снова должны вернуться к идее России монархической. Но этого мало. Первой нашей задачей стоит единственная, исключительная и определенная борьба с советской властью, свержение ее. Далее – это уже не мы. Далее – это будущий Земский Собор…»
Как же оценивали поступки и заявления Дитерихса его соратники и современники? По-разному. Одни видели в этом политическую мудрость, возвращение к устоям общества и нравственности. Другие, как, например, изрядно «покрасневший» генерал Болдырев – «нечто близкое к простому предательству по отношению к Народному Собранию» и «воинствующий мистицизм». Красные, разумеется, писали о «сумасшедшем Дитерихсе», объявившем против них «Крестовый поход».
Но, независимо от политических симпатий и антипатий, в первую очередь бросается в глаза предельная политическая честность Дитерихса в этот период. Раз приняв какое-либо решение, генерал уже не отступал, пусть даже лично для него в данный момент оно становилось невыгодным. И похоже, что он действительно верил в Чудо, в то, что его порыв увлечет за собой окружающих и что в результате, вопреки всем материальным расчетам, удастся переломить даже самую безнадежную ситуацию.
В соответствии со своими воззрениями Дитерихс строил и подчиненные ему органы власти. В помощь Правителю был создан Приморский Поместный Совет, состоящий из владивостокского городского головы, председателя областной земской управы, Атамана Уссурийского Казачьего Войска; возглавлял его, на правах министра внутренних дел, генерал Бабушкин. Законодательная власть должна была осуществляться Приамурской Земской Думой, куда вошли представители от всех церковных приходов Владивостока и Никольска-Уссурийского, от сельского самоуправления, профсоюзов, Уссурийского казачества и несоциалистических организаций, – всего 34 члена. Местом пребывания Думы был назначен город Никольск-Уссурийский. Основой же местного самоуправления должны были стать церковные приходы. Утвердив эту структуру власти, Земский Собор и завершил свою работу 10 августа 1922 года.