Позднее, уже летом 1920 года, часть Северо-Западников смогла все-таки продолжить борьбу в рядах армии П. Н. Врангеля. Многие сражались в рядах так называемой Русской Народной Добровольческой Армии генерала Булак-Балаховича и 3-й Русской Армии произведенного в генералы Пермикина.
Семья же Юденичей вскоре переехала во Францию, в Ниццу. Здесь, в доме на маленькой улице Кот д’Азур, потянулись размеренные дни эмигрантского бытия, спокойные и в общем лишенные той остроты борьбы, тех противоречий, которыми жило в 1920–1930-е годы Русское Зарубежье. Юденичу не суждено было разделить участь лидеров Русского Обще-Воинского Союза генералов А. П. Кутепова и Е. К. Миллера, многих других генералов и офицеров, продолжавших верить в новый «весенний поход» против большевиков. Сказывался и возраст и, очевидно, общая усталость. Юденич посильно помогал оказавшимся во Франции чинам Северо-Западной Армии. Для эмиграции он стал своего рода символом, вернее – одним из символов славы русского оружия в годы Великой войны, славы побед на Кавказском фронте. Не стоит забывать и тот факт, что генерал был единственным кавалером ордена Святого Георгия II-й степени в Зарубежьи, последним в истории награждения этим орденом.
Юденич был председателем Ниццкого Общества ревнителей русской истории (в других источниках – Кружка ревнителей русского прошлого), на собраниях которого неоднократно выступал с докладами об операциях на Кавказе. Он также активно участвовал в работе ниццких просветительных организаций, помогал кружку молодежи по изучению русской культуры, русскому лицею «Александрино». Николай Николаевич состоял почетным членом приходского совета в церкви при Франко-Русском доме в Сент-Морис. Не случайно к его юбилею настоятель храма преподнес ему икону Святителя Николая Чудотворца.
Николай Николаевич Юденич умер 5 октября 1933 года. Александра Петровна надолго пережила своего мужа, скончавшись в 1962 году. Ею был сохранен и затем передан в США, в Гуверовский институт, семейный архив.
…На кладбище в Ницце есть выщербленная солнцем и солеными морскими ветрами могила. Массивная плита из серого камня, многие буквы уже потерялись, стерлись. Над ней Православный Крест из черного гранита. Простая надпись: «Главнокомандующий Войсками Кавказского фронта Генерал от инфантерии Николай Николаевич Юденич». Ниже – «Александра Николаевна Юденич – урожденная Жемчужникова». Могила расположена почти на самом верху кладбищенского холма. С нее открывается обширный вид на залив теплого Лигурийского моря. Символично, что бывший Главнокомандующий Кавказским фронтом вечно покоится на вершине, пусть даже и небольших гор Французской Ривьеры.
В. Ж. Цветков
Генералы С. Н. и И. Н. Балаховичи
Есть биографии, в различных вариантах которых разночтения и расхождения начинаются с первых же страниц, если не с первых строк. Таково жизнеописание и генерала, вошедшего в историю Гражданской войны как Станислав Никодимович Булак-Балахович, хотя едва ли не каждое слово здесь может быть подвергнуто обоснованному сомнению.
Прежде всего, изначально фамилия была просто «Балахович». В одном из сегодняшних исследований указывается, что прозвище «Булак» («“облако”, “туча”, в переносном смысле – “человек, которого ветер носит”» [206] ) было добавлено к ней Станиславом после первой женитьбы, очевидно подразумевая как «украшательскую» роль новой половины фамилии, так и то, что выбрана она была «со значением». Однако, даже если ее владелец и пытался сделать это дополнение официальным, – попытки не увенчались успехом: в годы Первой мировой войны в Высочайших приказах и большинстве документов он по-прежнему остается Балаховичем.
В большинстве, да не во всех. Станислав Никодимович явно не успокаивается, экспериментируя с родовым прозванием и как бы примеривая, какой вариант ему больше подойдет, – а поскольку первая графа в наградных листах нередко заполнялась самим представляемым к награде или с его слов, в них на равных соседствуют и «Балахович», и «Булак-Бэй-(или «Бей»)-Балахович», и «Бэй-Булак-Балахович»… хотя в подписи владелец столь заковыристой фамилии еще не решается на усовершенствования, и красивый росчерк гласит лишь: « Ст. Н. Балахович ». Скромнее был младший брат генерала (также ставший в годы Гражданской войны генералом), Иосиф, так и оставшийся просто Балаховичем даже в документах, написанных Станиславом. Зато в послужном списке графу «Из какого звания происходит» Балахович-младший исправил коренным образом, первоначальное «из крестьян» заменив на «из дворян Ковенской губ[ернии]», – хотя старший так и остался крестьянином «Ковенской губернии, Ново-Александровского уезда, Видзской волости».
Приставка «Бэй» и по-тюркски звучащее «Булак», наряду со внешностью (по описанию очевидца – «ловкий, гибкий молодец, жгучий брюнет, с несколько хищным выражением лица») позволяют с некоторой долей вероятности выводить генеалогию генерала из литовских татар – потомков ногайцев, с XV века проживавших на землях бывшего Великого Княжества Литовского, в том числе и под Видзами, и в последующие столетия до определенной степени ополячившихся, хотя и сохранивших ряд характерных этнических черт и, нередко, магометанское вероисповедание. К семье Балаховичей последнее, однако, не относится – в начале XX века они были римо-католиками, и отец генералов носил двойное имя Никодим-Михаил (разумеется, без недоразумений не обошлось и здесь, и в одном документе Станислав, вопреки всем нормам, назван «Михайловичем» по второму имени отца…). Старший из братьев полностью был наречен Станиславом-Марианом (а не «Станиславом-Марией», как иногда утверждается), и то, что это не привело к очередной путанице, выглядит удивительным исключением. Скорее всего, второе имя было и у Иосифа, но в документах оно ни разу нам не встречалось, а в обиходе все, сколько-нибудь близко соприкасавшиеся с Балаховичем-младшим, именовали его попросту «Юзик» – на польский манер.
Итак, окончательно запутавшись со всем, что касается фамилии, имени и отчества «Батьки-Атамана», как любил именовать себя Станислав Никодимович, попробуем проследить дальше его судьбу, вполне достойную по своей непредсказуемости всей неразберихи, изложенной выше в качестве своеобразной увертюры.
Станислав Балахович родился 10 февраля 1883 года – встречающаяся дата 29 января получена ошибкой при переводе календарного стиля – в Мейштах Видзской волости, где его отец, по рассказу самого генерала, служил поваром, а мать – горничной в господском доме польской шляхетской семьи Мейштовичей. Произошедшие с тех пор политические и географические изменения и «переделы мира» оказались столь существенными, что определить сегодня, к какому же из нынешних государств и народов отнести «Батьку», тоже не так-то просто, и белорусские и польские историки подчас не могут «поделить» генерала Балаховича, считая его своим национальным героем или по крайней мере «выдающимся земляком». Впрочем, саму правомочность этого вопроса можно поставить под сомнение.
Родным наречием Станислава с детства было, очевидно, все же белорусское. Позже он рассказывал, что его «сначала учили любить Польшу, а уж потом правильно говорить по-польски», но адресовалось это польской и весьма шовинистически настроенной аудитории, а в качестве примера патриотического воспитания генерал привел свое увлечение романами Г. Сенкевича, которые, будучи переведенными на русский язык, имели в России широкое распространение, образами благородных и мужественных героев увлекая едва ли не каждого гимназиста, независимо от его происхождения. С другой стороны, мемуарист, общавшийся с «Батькой» в 1918–1919 годах, не без иронии писал: «Эта личность, занимавшая ответственное положение, увлекалась романтикой еще с гимназических времен и считала своим призванием следовать по стопам любимых ею героев средних веков, особенно она увлекалась образом Тараса Бульбы». И надо сказать, что суровый гоголевский казак в числе кумиров рядом с блестящими шляхтичами Сенкевича выглядит довольно странно для пылкого польского патриота… но отнюдь не для простого мальчишки, привлекаемого прежде всего красотою воинских подвигов, удалью и славой, а национальные раздоры ставящего на последнее место (если он вообще о них задумывается).
Пройдет еще немало лет, прежде чем выросший гимназист начнет сознательно разыгрывать национальную карту, громогласно объявляя себя сторонником то «национальной Руси», то «Белорусской Державы», то «Второй Речи Посполитой» [207] , и это, по рассказу Б. В. Савинкова, даже даст «Начальнику Польского Государства» Ю. Пилсудскому основание сказать, что Балахович – «человек, который сегодня русский, завтра поляк, послезавтра белорус, а еще через день – негр». Пока же представляется правдоподобным предположить, что Станислав был человеком пограничной культуры, смешанного русско-польского диалекта и… романтической натуры, питавшейся смутными родовыми преданиями, в которых якобы участвовавшие в польском мятеже 1831 года предки выглядели не намного достовернее какого-нибудь «Булак-Бея», быть может, и вправду волновавшего воображение юноши.
Разумеется, утверждение одной из советских статей о «белобандите Балаховиче», будто у этого «помещика» «были имения в Польше и, кажется, где-то под Гатчиной» (?!), действительности не соответствует; существуют, однако, более достоверные упоминания, что отец будущего генерала не то арендовал, не то даже имел в собственности фольварк Стоковиево (или Стокопиево), причем в обоих случаях ссылка дается на семейные источники. Вообще, путаница и противоречия, с которыми мы уже имели случай столкнуться, продолжаются и далее – чего стоит хотя бы приписываемый опять же самому генералу рассказ, будто его мать «умерла от побоев после допроса в ЧК в 1919 году», в то время как польский офицер летом 1920-го видел эту «милую старую пани» в добром здравии и специально подчеркивал в воспоминаниях: «никто ни разу не донес большевикам, что это мать сыновей-“партизан”». И подобные разночтения, требующие, очевидно, самостоятельного исследования, будут сопровождать нас еще долго…