Вспомнил ли Балахович эти свои слова в сентябре 1939 года, когда в обливающейся кровью Польше, которую делили между собою нацисты и большевики, он бросился формировать новый партизанский отряд? К этому времени чин его был признан, и «Добровольческую Группу» (название менялось несколько раз) Булак-Балахович возглавляет уже не генерал-майором Русской Армии, а бригадным генералом Войска Польского. Почти две тысячи отозвавшихся на его клич добровольцев объединены в два пехотных батальона, два эскадрона кавалерии, противотанковый взвод и – отголосок минувшей войны? – юнкерский и офицерский отряды, действуя в дни обороны Варшавы на южном участке.
Кажется, возвращаются дела двадцатилетней давности. Вновь идут по тылам противника балаховцы; вновь стелется в карьере на пулеметы дикая конница; ближайший помощник Булака – есаул Яковлев (теперь он польский полковник), в 1920 году командовавший казачьей бригадой… Тогда они крепко не ладили – Яковлев не хотел подчиниться, – сегодня же стоят в общем строю: «скоро настанут страшные времена…», и встретить их надо, как прежде, с оружием в руках.
Позже рассказывали, будто Балахович «объявил о формировании отряда для похода против большевиков», и в какой-то мере можно этому поверить, поскольку генерал посылал своего эмиссара и в восточные области Польши – в Брест-Литовский, Люблин и Вильну для контакта с «формирующимися там моими отрядами», – а ведь Брест и Вильна входили уже в советскую зону раздела Польши. Но 30 сентября пала Варшава, открытая вооруженная борьба была окончена, и «Батьке» с его приближенными пришлось переходить на нелегальное положение.
Ну, уж для этого он решительно не был создан. Попытки конспиративной работы Булак-Балаховича трудно назвать успешными – кружок лиц, собравшихся при нем, объединялся, очевидно, лишь обаянием самого генерала и за семь месяцев никакого вклада в подпольную борьбу внести не успел, «Батьке» же соратники в конце концов посоветовали выбраться из Варшавы. Но на прощание генерал, как рассказывал близко знавший его сослуживец, решил «“кутнуть” по своему обыкновению»… – «А кто два раза в день не пьян, тот, извините, не улан…»
Был или не был Балахович навеселе, когда 10 мая 1940 года у его дома, уже после комендантского часа, его остановил немецкий патруль? Наверное, это неважно, как неважно и то, была ли эта встреча случайной или кто-то донес оккупантам о скрывающемся генерале, и его поджидали специально направленные гестаповцы. В конце концов, можно быть пьяным и не от вина – вспомним размышления Мережковского: «летит и долетит до конца, не остановится. Вот этим-то концом он, может быть, и пьян»; «есть упоение в бою» – и с одной только палкой в руках, на которую опирался он при ходьбе (тревожили старые раны?), партизан Балахович принял последний свой бой.
Он и сам не любил брать в плен настоящих врагов – не обманутых красноармейцев, а комиссаров и чекистов. Еще на Великой войне он не ждал себе плена от немцев. Не пошел он в плен и сейчас, предпочтя автоматную очередь и легкую смерть на месте.
«Жил грешно и умер смешно», – быть может, вспомнил бы слова смертельно раненного балаховца бывший соратник Балаховича Савинков. Быть может, и кому-то еще эта случайная гибель в случайной стычке покажется нелепой и бессмысленной. Но бывает ли вообще не бессмысленная смерть? И не выбрал бы сам Станислав Балахович, предоставь ему кто-нибудь выбор, именно такой – отчаянной, задиристой, очень «балаховской» обстановки для финала своего жизненного пути? Он действительно, как и обещал в стихах, упрямо прошел до конца, оставаясь самим собою, и ушел одвуконь – на своих вороном и белом – на тот Суд, где только и будут справедливо взвешены его грехи и его подвиги.
К одиннадцатой годовщине Октябрьского переворота (что за круглая дата?) у древней псковской крепостной стены поставили памятник «борцам за дело Пролетарской Революции, замученным в 1919 году в гор[оде] Пскове белогвардейскими бандами Булак-Булаховича [233] ». Несколько лет назад рельефные буквы имени «Батьки» были спилены и аккуратно закрашены под общий фон, так что остался лишь легкий намек.
Однако «белогвардейские банды» были оставлены в неприкосновенности.
Знамение уже нашего времени?
И на той же Псковщине, тоже в наши дни, старый священник вспоминает о бесчинствах красных, убивших всех духовных лиц и сбросивших тела в озеро… «А потом пришел Балахович и спустил всех комиссаров в ту же самую прорубь…»
– Батюшка, Булак-Балахович, мы слышали, был бандит?!
– Хоть и бандит был, а Царство ему Небесное…
А. С. Кручинин
Примечания
1
Самостоятельной проблемой становится календарный стиль. В тех случаях, где он специально не оговаривается, мы употребляем «старый» (юлианский) – когда речь идет о событиях дореволюционных и происходивших на Белом Юге (где был принят именно этот календарь) по «врангелевскую эвакуацию» 3 (16) ноября 1920 года включительно; для остальных регионов России и зарубежья, начиная с 1 (14) февраля 1918 года, используется «новый» (григорианский). – А. К.
2
Формально Главнокомандующим армиями Румынского фронта считался Король Румынии. – Е. К.
3
Кисмет ( тюрк. ) – судьба, рок, фатум. – Е. К.
4
Так в первоисточнике. По изложению Хаджиева получается, что генерал Казанович как бы два раза подходит к телу Корнилова. – Е. К.
5
Это явная ошибка: французский орден Почетного Легиона носится на ленте красного цвета; зелено-красная ленточка – у французского Военного Креста. – Е. К.
6
В таком виде текст песни был опубликован ее автором, капитаном А. П. Кривошеевым, в сборнике своих стихотворений, вышедшем в Ростове-на-Дону в 1919 году. Позднее появился вариант: «Русь могучую жалеем, Нам она кумир…» – Е. К.
7
Все подчеркивания – М. В. Алексеева. – А. К.
8
Разрядка М. В. Алексеева. – А. К.
9
Курсив первоисточника. – А. К.
10
Так в первоисточнике. – А. К.
11
Разрядка М. В. Алексеева. – А. К.
12
Ознакомившись позже с этим документом, М. В. Алексеев написал на нем: «Много перепутано из моих слов», – но что́ конкретно, не отметил. В любом случае, общее настроение беседы отчет должен передавать. – А. К.
13
Подчеркнуто в первоисточнике. – А. К.
14
Курсив наш. – А. К.
15
Подчеркнем, что само по себе понятие диктатуры далеко не предполагает непременного установления террористического или тоталитарного режима, с чем его обычно связывает недобросовестная либеральная или социалистическая риторика. – А. К.
16
Сейчас получает распространение формулировка «граф Келлер отказался от сомнительной чести служить в Добровольческой Армии». На самом же деле старый воин, будучи искренним и горячим патриотом, прекрасно понимал великую роль, которую играли в защите чести России Добровольческая Армия и ее доблестные вожди. Честь находиться с нею в одном ряду отнюдь не была для графа Келлера «сомнительной». – А. К.
17
Курсив наш. – А. К.
18
Подчеркнуто М. В. Алексеевым. – А. К.
19
Всюду в цитате – разрядка А. И. Деникина. – А. К.
20
В литературе существует несколько вариантов родословной Калединых. Мы основываемся здесь на подлинных документах, хотя и наши сведения, скорее всего, являются неполными. – А. К.
21
Братья Борис, Гурий и Лев Панаевы – офицеры 12-го гусарского Ахтырского полка, в рядах которого доблестно сражались и один за другим погибли. – А. К.
22
Возможно, сам автор рассказа, полковник А. Гущин. – А. К.
23
Несмотря на свое бунтарство, Голубов вскоре был произведен в следующий чин – войскового старшины – и с гордостью надел новые погоны. – А. К.
24
Так в первоисточнике. – А. К.
25
Анахронизм: это название официально появится лишь после Рождества 1917 года. – А. К.
26
Всероссийский Исполнительный Комитет железнодорожного профсоюза. – А. К.
27
Мемуарист несколько путается в датах и событиях, но несомненна привязка этого эпизода к получению первых известий из Ростова. – А. К.
28
Слово «товарищ», обиходное на митингах и в левой печати в течение 1917 и последующих лет, в офицерских устах приобретало характер окрашенной ненавистью клички – ср. у Зинаиды Гиппиус: «Тем зверьем, что зовутся “товарищи”, Изничтожена наша земля…» – А. К.
29
Курсив А. И. Деникина. – А. К.
30
В документе – «от этого». – А. К.
31
Так в первоисточнике. – А. К.
32
В захваченном Новочеркасске Голубов будет искренне пытаться сделать все, чтобы не допустить террора и кровопролития, рассорится на этой почве с большевиками и бросится по станицам поднимать казаков на восстание. Но веры ему уже не было, и на одном из митингов «ватажник», неудачливый «красный Атаман» был застрелен. – А. К.
33
Могло быть «Многоуважаемый Михаил Васильевич», «Милостивый государь…», «Ваше Высокопревосходительство» (официально), но никогда – по фамилии и чину! – А. К.
34
После смерти генерала М. В. Алексеева Деникин стал именоваться Главнокомандующим Добровольческой Армией, а после заключения договора о подчинении ему Донской Армии – Главнокомандующим Вооруженными Силами на Юге России. – Ю. Т.
35
Впоследствии хутор выделится в отдельную станицу, и свои «Открытые письма к казакам» в 1920-е годы бывший Атаман будет подписывать: «Петр Краснов, казак станицы Каргинской». – А. М.
36
Состояла из старших кадет – учащихся 6-го и 7-го классов – юношей 16–17 лет. – А. М.
37
Кавказскими татарами в Российской Империи называли азербайджанцев. –