После этого укола фельдшер быстро подошел ко мне и, так как я закрывала выход из комнаты, оттолкнул меня от двери и поспешно вышел из комнаты. На мой крик - "на помощь" — ко мне никто не пришел: было два часа ночи.
Когда я вернулась от двери и подошла к Конст[антину] Конст[антиновичу], на мои вопросы он мне уже больше ничего не отвечал... и сказать мне ничего не мог. В ту же ночь этот фельдшер сбежал из больницы... Утром, когда пришел доктор для очередного осмотра больного, я ему рассказала все, что произошло ночью. Он очень удивился и сказал мне, что никакого распоряжения фельдшеру о впрыскивании Конст[антину] Конст[антиновичу] "успокаивающего лекарства" он не давал.
До самой своей смерти К[онстантин] К[онстантинович] после этой ночи ничего не пил, не ел и не говорил... Все это время он находился в бессознательном состоянии и никого не узнавал... И при его смерти около него была только я одна...
Уже в Крыму Н. Н. Коковцов мне рассказал, что по вызову врачей профессор Сиротинин за два часа до смерти Конст[антина] Конст[антиновича] осматривал его и сказал Николаю Николаевичу, что ген[ерал] К. К. Мамантов был отравлен...»
Окружение частей генерала Крыжановского 1-й Конной армией у станицы Белая Глина в феврале 1920 год.
Придерживался версии об отравлении и Протопресвитер Добровольческой Армии отец Георгий Шавельский, причащавший Мамантова. Наконец, еще один убедительный довод. Секретные донесения контрразведывательного отделения Штаба Донской Армии содержали информацию о том, что в 4-м корпусе еще 26 января была раскрыта подпольная большевицкая организация, действовавшая под руководством корпусного врача Маcлова, в свою очередь получавшего указания из Санитарного отдела Штаба Донской Армии. В этой связи более чем вероятным предполагается участие в отравлении генерала фельдшера Екатеринодарского госпиталя.
1 февраля 1920 года в 12.30 утра генерал-лейтенант Мамантов, не приходя в сознание, скончался, а 4 февраля в 10 часов утра в Екатеринодарском кафедральном соборе состоялось отпевание погибшего. Только что прошел праздник Сретения Господня, приближалась Масленица, а под сводами огромного собора совершалась скорбная панихида. Храм был полон молящимися, пришли делегаты Верховного Круга, рядовые казаки и офицеры, представители английской и французской военных миссий. Екатерина Васильевна, находившаяся под впечатлением той трагической ночи, во время отпевания потеряла сознание. Тело генерала было погребено в усыпальнице собора, все расходы по погребению взяла на себя казна Донского Войска. Члены Круга минутой молчания почтили память Мамантова, а Атаман Богаевский 2 февраля выпустил специальный приказ:
«Вследствие тяжелых условий повседневной жизни на фронте, героически переносимых нашей доблестной армией, болезни уносят из наших рядов многих героев, посвятивших себя служению Родине. Много жертв выхвачено смертью из командного состава армии, жившего одной жизнью с рядовыми бойцами.
Не пощадила она и нашего героя, одного из лучших вождей армии и гордость нашей конницы... Мир праху твоему, Храбрейший из Храбрых! Дон никогда не забудет твоих дел и трудов на пользу и славу родного края и по достоинству почтит он память своего народного героя, как только войдет в русло своей нормальной, спокойной и трудовой жизни...»
Газета «Кубанская Воля» печатала некрологи, из которых особенно выделялся один: «Командующий корпусом ген[ерал] Павлов, офицеры и казаки 4-го Донского Конного Корпуса с глубоким горем извещают о смерти их любимого вождя и командира генерал-лейтенанта Константина Константиновича Мамантова, последовавшей 1-го февраля в гор[оде] Екатеринодаре».
Но самих представителей от мамантовского корпуса почти не было на отпевании. Казаки и офицеры не смогли проводить в последний путь генерала. В это время, по какой-то непостижимой, мистической иронии судьбы, в день смерти своего командира погиб и его корпус. 1 февраля генерал Павлов получил приказ нанести фланговый удар по конной группе Буденного, наступавшего в район Тихорецкая - Торговая в обход правого фланга белых, для прорыва в глубокий тыл на Екатеринодар. 4-й Донской корпус должен был перехватить Буденного, не дать ему выйти к Торговой. Донское командование направило мамантовцев наперерез красным. Одновременно с этим началось контрнаступление Добровольческого и 3-го Донского корпусов на Ростов и Новочеркасск.
Опасаясь, по-видимому, отдаляться далеко от основной линии фронта, Павлов повел корпус не правым берегом Маныча, преследуя Буденного, как ему предлагали многие командиры, а левым — по голой, продуваемой всеми ветрами степи. В это время свирепствовали 30-градусные морозы с жестокими метелями. Начался смертельный марш к Торговой. Артиллерийские упряжки, выбиваясь из сил, тащили орудия и зарядные ящики по глубокому снегу, но скоро выбились из сил. Конница застревала в снегу. Обозы, полевые кухни отстали. Людям пришлось ночевать в стогах гнилой соломы, чтобы хоть как-то отогреться. Редкие хаты зимовников набивались до отказа. Так прошли двое суток. К утру третьего дня корпус вышел к Торговой. Без пулеметов и артиллерии части получили приказ в сильную метель атаковать станцию. Но лошадей нельзя было заставить бежать даже рысью, они еле двигались шагом. Люди не могли держать винтовки, роняли их в снег. Атакующих встретил сильный артиллерийский и пулеметный огонь. И хотя несколько сотен ворвались на улицы Торговой, о ее удержании и тем более о разгроме Буденного не могло быть и речи. Остатки корпуса оказались отброшенными в холодную степь и лишь с рассветом отошли на Егорлыцк - Мечетинскую.
Когда же корпус дошел наконец до теплого жилья, его мучения продолжились. Оказалось, что большая часть казаков обморозилась, и, отогревшись, они начали умирать в страшных мучениях. Трупы, как дрова, грузили в товарные вагоны. Из 12 тысяч бойцов в корпусе осталось всего 5 тысяч, остальные были убиты, ранены, замерзли в снегах. Дух корпуса был сломлен, а известие о гибели Мамантова еще больше расстроило казаков. Погибло две трети донской конницы. Генерал Павлов был отрешен от командования, и командиром корпуса стал генерал Секретев.
Казаки не верили, что их командир умер от тифа. Пришлось даже создавать специальную комиссию Отдела пропаганды, которая безуспешно пыталась разъяснить им причины смерти Мамантова. Более того, многие казаки были уверены, что гибель генерала и гибель корпуса связаны между собой, представляют хорошо запланированные либо советской разведкой, либо иными «темными силами» действия, цель которых - подорвать Белый фронт изнутри.
Красные ликовали. Более желанного подарка накануне наступления на Кубань трудно было представить. Погиб лучший конный корпус и его талантливый командир. Рассказывали, что Буденный, узнав от пленных казаков о смерти своего заклятого врага, приказал их на радостях отпустить. Командир 20-й советской дивизии Майстрах так пишет об этом: «...Некогда гремевшая славными и лихими атаками "непобедимая" мамантовская конница, лучшая белая кавалерия, после этого боя сильно утеряла свое грозное значение на Деникинском и нашем Кавказском фронтах».
Перед красными открылась прямая дорога на Кубань. Вскоре окончательно развалилась Кубанская Армия, казаки расходились по станицам, красные наступали на Екатеринодар. Город спешно эвакуировался. И в суете общего отступления забыли о «степном герое» генерале Мамантове, гроб которого так и стоял в соборе, обложенный венками и цветами. К его вдове приехало несколько казаков с фронта, уговаривая забрать гроб в Новороссийск. Мамантова выехала в уже полупустой Екатеринодар, но обещанной помощи не получила. Она успела лишь обрезать ленты у венков и отслужить панихиду. Гроб так и остался в усыпальнице Екатеринодарского собора на поругание вступавшим в город большевикам.
Остатки корпуса продолжали свой отход к Новороссийску. Город был переполнен беженцами и отступавшими воинскими частями. Все хотели только одного - быстрее уплыть в Крым. На пристанях не было никакого порядка, не хватало транспортов. Большинство казачьих частей так и не смогли погрузиться. Многие части 2-го и 3-го корпусов сдались в плен большевикам. Кубанские полки отступали вдоль побережья к Сочи. Вместе с ними уходили и казаки мамантовского корпуса. Не пожелавшие сдаться, они даже после того, как Кубанский Атаман Н. А. Букретов сдал Кубанскую Армию в плен большевикам, дождались помощи. Из Севастополя за ними пришли транспорты, на которых казачьи части были вывезены с побережья. Эвакуировавшиеся мамантовцы составили основу 2-й Донской дивизии Донского корпуса генерала Ф. Ф. Абрамова. Это были, по общему признанию, самые испытанные, надежные полки, которыми командовали соратники Мамантова. После падения Белого Крыма - снова эвакуация, лагеря Чаталджи и Лемноса, Болгария, Сербия, рассеяние по всему свету...
Семья Мамантова выехала через Туапсе в Батум, затем в Крым — в Евпаторию, где в 1920 году располагался Штаб Войскового Атамана. С 1923 года они жили в Болгарии, на небольшом хуторе, а позже — в Югославии. Атаман Богаевский несколько раз высылал семье небольшую субсидию. После начала Второй мировой войны Мамантовы вместе со знаменитым «казачьим станом» эвакуировались в Северную Италию, а затем в Австрию. Здесь они пережили весь ужас выдачи казаков английскими войсками в СССР, и лишь благодаря заступничеству перед англичанами профессора Вербицкого семью генерала не передали Советам. Мамантовы выехали в США, где вдова получала небольшую муниципальную пенсию. Среди казаков-эмигрантов одно время была популярна идея создания фонда имени генерала Мамантова, но это так и не осуществилось. История Мамантова и его корпуса вызвала многочисленные статьи в эмигрантских военно-исторических журналах - «Родимом Крае», «Вестнике Первопоходника», «Военной Были».
Тех, кто волей судьбы остался в Советской России, ждали доносы, выселения, расстрелы. Достаточно было слов «он служил у Мамантова», чтобы вынести обвиняемому смертный приговор. Репрессировали всех, независимо от должности и чина. Некоторым бывшим мамантовцам пришлось скрываться на окраинах Ростовской области, в Задонье, известном многим еще по Степному походу. По возможности меняли паспорта, фамилии, переписывали биографии, переезжали на Урал, в Сибирь, пытаясь уйти от «всевидящего ока» Лубянки. Но их все равно находили, допрашивали в местных отделениях ОГПУ-НКВД. Особенно с большим пристрастием пытались узнать, где спрятано золото, якобы в изобилии добытое во время рейда. Казаков отправляли в лагеря, на лесоповал. Назад