Однако всё это остаётся лишь неподтверждёнными предположениями, тем более что спокойное течение жизни всей страны было решительно и грозно прервано. 21 июля Нерчинский полк, за два дня до этого спешно отозванный с лагерного сбора из-под Никольска-Уссурийского на станцию Гродеково, на подходе к ней узнал о начале войны с Германией.
В конце сентября 1914 года Уссурийская бригада, куда входили Нерчинцы, уже прибыла под Варшаву, где в первом же поиске разъездом Семёнова было взято в плен несколько германских пехотинцев. Маневренный период Великой войны становится хорошей школой для молодого офицера, а заложенные в нём способности и «кавалерийское сердце» как нельзя лучше проявятся утром 10 ноября 1914 года, когда он, по его собственному рассказу, возвращаясь из разведки, увидел вражеских кавалеристов, напавших на обоз, при котором находилось и знамя Нерчинского полка. Бросив свой разъезд в атаку, Семёнов навёл на противника такую панику, что превосходящие силы немцев бежали без оглядки.
Однако далее начинаются загадки. Спасение полковой святыни было подвигом, который следовало отметить орденом Святого Георгия, и в литературе встречаются упоминания о награждении или хотя бы представлении Григория Михайловича к «белому крестику». Но официальных документов на этот счёт до сих пор не выявлено, а сохранившиеся фотографии позволяют утверждать, что знак ордена появляется на груди есаула Семёнова - уже Атамана и героя Белого движения - не ранее осени 1918 года (позднее он носит рядом с ним и «орден Святого Георгия образца, установленного для Особого Маньчжурского Отряда» за отличия в борьбе с большевизмом). Как бы то ни было, для окончательного вывода - не заглохло ли наградное делопроизводство на какой-либо промежуточной стадии и не самочинно ли Атаман надел-таки заветный крест - документальных оснований пока нет.
А вскоре, 2 декабря, Семёнов вновь отличился, и это дело, пусть и с запозданием (Высочайший приказ от 26 сентября 1916 года), было отмечено также очень почётным Георгиевским Оружием. Различные свидетельства продолжают и далее рисовать образ отчаянного, инициативного, волевого офицера, по заслугам получавшего боевые ордена и ускоренное - «за отличия в делах против неприятеля» - чинопроизводство. С 10 июля 1915 года Семёнов занимал должность полкового адъютанта, требовавшую отличного знания офицерского состава полка, подробностей быта и полкового хозяйства, а в начале 1916 года принял командование над 6-й сотней полка.
Наступившее к концу 1916-го затишье мало удовлетворяло его. «В это время началось оживление на турецком фронте, — рассказывает Атаман, - и ввиду того, что наши Забайкальские полки находились в Персии, я возбудил ходатайство о своём переводе в 3-ий Верхнеудинский полк, куда и прибыл в январе месяце 1917 года». Там, близ берегов Урмийского озера (которое Семёнов почему-то считал «знакомым каждому школьнику по Священной истории» Генисаретским[31]), он узнал о совершившемся в России Февральском перевороте.
Несмотря на удалённость Кавказского фронта и, на первых порах, значительную моральную устойчивость казачьих полков, в войска быстро начали внедряться идеи анархии, отрицания дисциплины, недоверия и подозрительности по отношению к офицерам. Однако нельзя сказать, чтобы Семёнов в этой ситуации растерялся. Пользуясь расположением казаков, он избирается ими в корпусной комитет, выдвигается в командиры своего полка (отказался, «считая, что на поле битвы не время заниматься выборным началом») и вообще оказывается перед перспективой неплохой революционной карьеры. Не видя, однако, в Персии точки приложения своих сил, в мае Семёнов возвращается в 1-й Нерчинский полк, где избирается делегатом на 2-й Круг Забайкальского Войска, намеченный на август в Чите, и... пишет надолго определивший его судьбу проект, оказавшийся вполне в русле тогдашнего «строительства революционной армии».
«Не исключалась возможность, - рассказывал впоследствии Атаман, - под флагом “революционности” вести работу явно контрреволюционную. Среди широкой публики мало кто в этом разбирался; важно было уметь во всех случаях и во всех падежах склонять слово “революция”, и успех всякого выступления с самыми фантастическими проектами был обеспечен». Ещё из Персии Семёнов списался с «бурятами, пользующимися известным влиянием среди своего народа», а после возвращения в Нерчинский полк отправил А. Ф. Керенскому письмо с проектом бурят- монгольских национальных формирований, после чего был вызван в Петроград для более подробного доклада. Присматриваясь к столичной обстановке, оценивая её и с кавалерийской быстротой принимая решения, Семёнов, помимо своего проекта, не преминул предложить возглавлявшему «Всероссийский Центральный Комитет по вербовке волонтёров в армию» подполковнику М. А. Муравьеву и другой, не менее насущный с его точки зрения, план, о котором впоследствии вспоминал так: «...Ротой юнкеров занять здание Таврического дворца, арестовать весь “совдеп” и немедленно судить всех его членов военно-полевым судом как агентов вражеской страны, пользуясь материалом, изобличающим почти всех поголовно деятелей по углублению революции, в изобилии собранном следственной комиссией министерства юстиции и Ставкой Главнокомандующего после неудачной для большевиков июньской[32] попытки захватить власть в свои руки. Приговор суда необходимо привести в исполнение тут же на месте, - развивает далее свою мысль Григорий Михайлович, отнюдь не оставляя сомнений, каким должен был быть ожидаемый приговор, - чтобы не дать опомниться революционному гарнизону столицы и поставить его перед совершившимся фактом уничтожения совдепа». Поставить перед фактом планировалось и потенциального союзника - переворот мыслился в пользу Верховного Главнокомандующего генерала А. А. Брусилова; в конечном итоге, как считал Семёнов, именно неудачная кандидатура диктатора и провалила всю затею, поскольку генерал счёл план авантюрой. Но возникает вопрос, почему же вообще приходилось задумываться о будущей диктатуре, если устранение дезорганизующей силы в лице Совдепа, казалось бы, должно было тем самым автоматически укрепить позиции уже реально существующего Временного Правительства?
...Пройдёт почти тридцать лет, и Атаман всё-таки попадёт в руки своих заклятых врагов. Очевидно, что Военная коллегия Верховного суда СССР, на заседаниях которой слушалось «дело Семёнова», не могла пройти мимо интересующего нас эпизода, за восемь лет до этого откровенно описанного Григорием Михайловичем в своих мемуарах. «Моя активная деятельность против Советской власти началась в семнадцатом году, - якобы показал на суде Семёнов, - когда в Петрограде организовались Советы рабочих и солдатских депутатов. Временное правительство хорошо понимало, какую опасность для него представляет Петроградский Совет, понимало и роль Ленина в революции. Находясь в то время в Петрограде и учитывая создавшуюся обстановку, я намеревался с помощью курсантов военных училищ организовать переворот, занять здание Таврического дворца, арестовать всех членов Петроградского Совета и немедленно их расстрелять, чтобы обезглавить большевиков».
Хотя приведённая цитата из советского источника в общих чертах и совпадает с мемуарами Атамана, написанными в конце 1930-х годов, - мы просто вынуждены подчеркнуть «якобы показал», потому что назвать юнкеров чисто красноармейским термином «курсанты» мог только большевицкий автор, но никак не кадровый русский офицер (встречаются обратные оговорки, когда курсантов машинально называют «красными юнкерами»). Ясно, что серьёзно относиться к информации, исходящей из недр советского судилища, после этого попросту нельзя, да и вообще перед нами - явная путаница.
Дело в том, что после стрельбы, развязанной большевиками на петроградских улицах 3-4 июля, даже безвольное Временное Правительство, казалось, поняло всю опасность радикальных революционных течений. В эти же дни был выписан ордер на арест Ленина, которому пришлось скрываться от следствия; очевидно, что в период кратковременного пребывания Семёнова в Петрограде вождь большевицкой партии не мог иметь никакого отношения к легальному и лояльному Совдепу, так же как и его ближайший соратник Троцкий, ставший Председателем Петросовета значительно позже, 9 сентября, на волне подавления «Корниловского мятежа». Таким образом, задержание Ленина в июле 1917-го не имело бы никакого отношения к перевороту, а было бы выполнением официального постановления законных органов юстиции; удар же по Петросовету в середине июля 1917 года был бы фактически ударом по Временному Правительству.
Понимал ли это есаул Семёнов? Похоже, что да. В своих мемуарах он откровенно расставит точки над i, рассказав о намерении, «если потребуется, арестовать Временное правительство». Впрочем, несмотря на вынашивание столь решительных планов, Забайкальский есаул неплохо владел собою, скрывая их и создавая у собеседников иллюзию полной лояльности к существующим органам власти и «революционной демократии». В результате, покидая Петроград, он увёз с собой не только полномочия на вербовку монголов и бурят в добровольческие части, но и титул «комиссара по добровольческим формированиям на Дальнем Востоке»; правда, приступать к формированию Монголо-Бурятского полка Семёнов не слишком торопился, основное внимание уделив участию во 2-м Войсковом Круге Забайкальского Казачьего Войска, открывшемся 5 августа в Чите. Лишь в конце сентября началась вербовка добровольцев, а с 15 ноября 1917 года, по одному из свидетельств, - и «официальное существование» Монголо-Бурятского полка. Но за это время произошли радикальные перемены. Вслед за большевицким переворотом 25 октября всё сильнее стал разгораться пожар новой войны - войны Гражданской.
Итак, «первый поднявший Белое знамя борьбы»... Но к моменту первого столкновения с большевиками - по Семёнову, 12 ноября — для серьёзного «сопротивления большевизму» силы были неравны, и есаулу пришлось перенести формирование своих частей поближе к китайской границе, на станцию Даурия. Сюда собирались те, вместе с кем Атаман решил начать борьбу против Советской власти. Один источник говорит, что их было семеро, другой - восемь человек, третий называет эффектную цифру тринадцать, присовокупляя: «Начал бить чёрта “чёртовой дюжиной”», - но в любом случае больших перспектив эта борьба, казалось, иметь не могла.