По своему составу Собор сильно отличался от только что распущенного Народного Собрания. Прямые выборы в него были заменены представительской системой, характерной для Земских Соборов XVI-XVII веков. Таким образом, в работе Собора приняли участие: все члены Приамурского Временного Правительства, Владивостокский, Камчатский, Харбинский и старообрядческий Епископы, представители старообрядческих общин и мусульманского общества, Главнокомандующий войсками Приморья генерал Дитерихс, командующий Сибирской флотилией адмирал Г. К. Старк, Атаманы всех Казачьих Войск, 15 представителей от воинских частей, назначаемые командованием, а также волостные старшины, станичные атаманы, ректоры высших учебных заведений, члены профсоюзов Владивостока и Никольска-Уссурийского - всего 370 человек. Но к участию в Соборе не были допущены представители левых и социалистических партий.
В результате Собор по своим политическим пристрастиям оказался очень правым. Однако это отнюдь не означало, что он не представлял интересов большинства населения Приморья. Ведь крестьянству и казачеству был свойствен патриархальный уклад, жили они очень зажиточно, соответственно не могли не тяготеть к разумному консерватизму, Православным и монархическим идеям. В случае же выборов вперёд пролезли бы, как всегда, крикуны из социалистических партий, а голос тех людей, которые должны были стать естественной опорой Белой власти, снова не был бы услышан. Теперь же, при замене выборов сословным представительством, Земский Собор должен был превратиться из обычной «говорильни» в работоспособный законодательный орган. Но с первых же часов работы его депутаты ударились в другую крайность.
На заседании 3 августа Собор большинством голосов постановил, «что права на осуществление Верховной Власти в России принадлежат династии Дома Романовых... По сим соображениям Земский Собор почитает необходимым доложить о вышеизложенном Её Императорскому Величеству Государыне Императрице Марии Фёдоровне и Его Императорскому Высочеству Великому Князю Николаю Николаевичу, высказывает своё пожелание, чтобы правительство вступило в переговоры с династией Дома Романовых на предмет приглашения одного из членов династии на пост Верховного Правителя». Впрочем, участники Собора понимали, что это решение трудно осуществимо, и рассматривали его в первую очередь как политическую декларацию. Действительно, Вдовствующая Императрица и Великий Князь отказались приехать и ограничились благодарственными телеграммами.
Ближайшей задачей Собора являлось избрание Правителя Приамурского Земского Края, и 8 августа Собор избрал новым Правителем генерал-лейтенанта Дитерихса. Он немедленно направился в кафедральный собор, где и принёс следующую торжественную присягу:
«Обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом перед Святым Его Евангелием и Животворящим Крестом Господним в том, что принимаемое мною по воле и избранию Приамурского Земского Собора возглавление на правах Верховной Власти Приамурского Государственного Образования со званием Правителя я приемлю и сим возлагаю на себя на время смуты и нестроения народного с единой мыслью о благе и пользе всего населения Приамурского Края и сохранения его как достояния Российской Державы. Отнюдь не ища и не преследуя никаких личных выгод, я обязуюсь свято выполнить пожелание Земского Собора, им высказанное, и приложить по совести всю силу разумения моего и самую жизнь мою на высокое и ответственное служение Родине нашей Рос сии, - блюдя законы её и следуя её историческим исконным заветам, возвещённым Земским Собором, памятуя, что я во всём том, что учиню по долгу Правителя, должен буду дать ответ перед Русским Царём и Русской Землёй. В удостоверение сей моей клятвы я перед алтарём Божиим и в присутствии Земского Собора целую слова и Крест Спасителя моего. Аминь».
Таким образом, впервые за время Белой борьбы, вожди которой почти повсеместно стояли на позициях «непредрешения», был открыто выдвинут монархический лозунг, преобладавший затем в среде военной эмиграции. Это свидетельствовало о глубочайшем разочаровании в принципах демократии и народоправства, которое испытали рядовые участники Белого движения за годы борьбы. Действительно, представители левых партий успели за это время показать свою полную неспособность к созидательному государственному строительству и вообще к чему-либо, кроме всеобщей критики и разрушения. Соответственно, у белых бойцов всё более крепло стремление возвратиться к нравственным истокам, к вековым русским традициям Православия и Монархии. И все происходящие с Россией беды они теперь склонны были рассматривать как возмездие, Божию кару за отступничество, совершенное Россией в феврале 1917 года.
В этом отношении чрезвычайно показательна идейная эволюция самого Дитерихса от «сторонника демократии» и сотрудника (пусть и невольного) Керенского в 1917-м и «чешского добровольца» в 1918-м - к твёрдой и открытой демонстрации своих внутренних убеждений монархиста и верующего Православного человека в 1922 году. Может быть, значительную роль в таком переосмыслении сыграло его участие в расследовании убийства Царской Семьи, а потом работа над книгой об этом? Сам же Дитерихс в своей программной речи на заседаниях Собора излагал свои взгляды так:
«В несчастную ночь с 27-го на 28-е февраля под влиянием дурмана Россия встала на революционный путь... И вот, господа, заслуга Земского Собора заключается в том, что начало нашей религиозной идеологии он решил смело, открыто, во всеуслышание. Эта идеология зиждится не только на том, что мы сейчас снова должны вернуться к идее России монархической. Но этого мало. Первой нашей задачей стоит единственная, исключительная и определённая борьба с советской властью, свержение её. Далее - это уже не мы. Далее - это будущий Земский Собор...»
Как же оценивали поступки и заявления Дитерихса его соратники и современники? По-разному. Одни видели в этом политическую мудрость, возвращение к устоям общества и нравственности. Другие, как, например, изрядно «покрасневший» генерал Болдырев - «нечто близкое к простому предательству по отношению к Народному Собранию» и «воинствующий мистицизм». Красные, разумеется, писали о «сумасшедшем Дитерихсе», объявившем против них «Крестовый поход».
Но, независимо от политических симпатий и антипатий, в первую очередь бросается в глаза предельная политическая честность Дитерихса в этот период. Раз приняв какое-либо решение, генерал уже не отступал, пусть даже лично для него в данный момент оно становилось невыгодным. И похоже, что он действительно верил в Чудо, в то, что его порыв увлечёт за собой окружающих и что в результате, вопреки всем материальным расчётам, удастся переломить даже самую безнадёжную ситуацию.
В соответствии со своими воззрениями Дитерихс строил и подчинённые ему органы власти. В помощь Правителю был создан Приморский Поместный Совет, состоящий из владивостокского городского головы, председателя областной земской управы, Атамана Уссурийского Казачьего Войска; возглавлял его, на правах министра внутренних дел, генерал Бабушкин. Законодательная власть должна была осуществляться Приамурской Земской Думой, куда вошли представители от всех церковных приходов Владивостока и Никольска-Уссурийского, от сельского самоуправления, профсоюзов, Уссурийского казачества и несоциалистических организаций, - всего 34 члена. Местом пребывания Думы был назначен город Никольск-Уссурийский. Основой же местного самоуправления должны были стать церковные приходы. Утвердив эту структуру власти, Земский Собор и завершил свою работу 10 августа 1922 года.
Не менее насущной была реформа в армии. И здесь Дитерихс за короткий срок успел сделать довольно многое. Во-первых, благодаря авторитету в войсках ему удалось добиться определённого паритета между «каппелевцами» и «семёновцами», не давая при этом преимущества ни одной из групп, и тем самым притушить соперничество, вновь вспыхнувшее было в дни «недоворота». Во-вторых, все части, изрядно поредевшие в дни боев под Хабаровском, были свёрнуты в более мелкие единицы, в соответствии с их численным составом.
Но далее последовал целый шквал переименований. Белоповстанческая Армия была переименована в «Приамурскую Земскую Рать», а Дитерихс, как её Главнокомандующий, стал называться «Воеводой Земской Рати». Корпуса были переименованы в рати, полки - в отряды, батальоны - в дружины. Соответственно, все они получили новые наименования. «Земская Рать» теперь была разделена на четыре «Рати» или «Группы»: Поволжскую Рать генерала Молчанова, Сибирскую (стрелковую) Рать генерала Смолина, Сибирскую Казачью Рать генерала Бородина и Дальневосточную Рать генерала Глебова. Если Дитерихс, подыскивая для воинских частей и соединений «древнерусские» термины, надеялся, что в ряды «ратей» мощным потоком хлынут новые добровольцы, то в этом он ошибся. Зато новые названия, несомненно, до крайности затруднили текущую работу штабов и ведение деловой переписки.
Однако все затеянные преобразования и внедрение новой идеологии могли дать результат лишь с течением времени. А его у Дитерихса как раз и не было.
На Вашингтонской конференции в январе 1922 года Япония под давлением Соединённых Штатов дала обязательство вывести свои войска из Приморья, и 24 июня японское правительство объявило сроки намечаемой эвакуации. Вся территория Приморья была разделена на три «зоны эвакуации»: 1-я - от станции Свиягино до Никольска-Уссурийского, должна была быть эвакуирована в сентябре; 2-я - от Никольска-Уссурийского до станции Угольная - в октябре, и 3-я зона - непосредственно город Владивосток - в ноябре 1922 года.
Было ясно, что только присутствие японских войск сдерживало красных от немедленного наступления на Приморье. По поручению Дитерихса владивостокский городской голова генерал А. И. Андогский ездил в Токио с просьбой отменить эвакуацию или, по крайней мере, перенести её на более поздний срок; но эти переговоры закончились безрезультатно. Так что теперь к началу сентября надо было ожидать вторжения с севера.