«Вот нашли чем утешить! В обозе их тоже нет. По сколько?» – все так же весело спросил он.
«Десять – пятнадцать – двадцать…» – вразнобой ответили ему.
«Ну, это еще неплохо. Вот если останутся одни штыки, то будет хуже».
Потери в частях Армии были весьма большими. Офицерский полк потерял до 130 человек (в том числе 30 убитых). Техническая рота – 20 человек (7 убитых). Юнкерский батальон – до 50 человек (8 убитых). 1-я батарея – одного человека убитым и нескольких ранеными. Большие потери были и в других частях. Выяснилось, насколько сильный противник противостоял Добровольцам под Кореновской: со стороны большевиков в бою участвовало 10 000 человек с двумя бронепоездами и артиллерией. И все же задача взять Кореновскую во что бы то ни стало (иначе невозможно было идти дальше к Екатеринодару, находившемуся уже в 70 верстах), была выполнена.
В марте Добровольческая Армия, окруженная врагом со всех сторон, вела почти ежедневные бои, и в каждом отличался своей доблестью полк Маркова: вслед за взятием станции Выселки и Кореновской следовали: 7–8 марта – переправа с боем через реку Лабу у станицы Некрасовской, 9 марта – бой у станицы Филипповской, а 10 марта генерал Марков со своими подчиненными спас положение при переправе через реку Белую. Перед каждым боем Сергей Леонидович, в неизменной белой папахе, с нагайкой в руке, появлялся перед своими «рядовыми офицерами». «Здравствуйте, мои друзья», – было излюбленным его приветствием. В отдаваемых приказаниях он был резок, в вопросах выполнения их – требователен. В боях появлялся неожиданно на самых ответственных участках и брал на себя руководство. Добровольцы верили своему командиру, повинуясь одному его слову, и не существовало для них преград, которых нельзя было преодолеть, когда Сергей Леонидович вел их в бой.
Одно из доказательств тому – беспримерный переход Офицерского полка под станицей Ново-Дмитриевской, движение на которую было предпринято 15 марта с целью соединения с отрядом Кубанского Правительства, покинувшего Екатеринодар под натиском красных. Этому походу из аула Шенджий противилась сама погода: проливной дождь, затем ветер, снег, выпавший почти по колено, и мороз привели к тому, что промокшие люди стали покрываться ледяной коркой. Около двух часов пополудни вся местность была покрыта белым саваном, а потом сильный ветер закрутил такую пургу, что с трудом можно было наблюдать спину впереди идущего соратника. При каждой остановке колеса орудий и зарядных ящиков вмерзали в землю. Лошади падали одна за другой. Неимоверно тяжело было идти людям…
Остановка. Генерал Марков подбежал ко 2-й роте: «Пустяки! Держитесь! Не впервые ведь! Все вы молодые, здоровые, сильные! Придет время, когда Родина оценит вашу службу».
Около пяти часов вечера марковцы подошли к речке Черной. Мост был найден посреди разлившейся реки, ставшей шириной шагов в пятьдесят. Но то, что преграждало путь армии, не было похоже на реку – это было серое месиво из воды и снега, быстро текущее. Сергей Леонидович возбужденно сказал: «Не подыхать же здесь в такую погоду!» – и отдал приказание шедшей впереди 1-й роте на крупах лошадей переезжать на ту сторону реки. Глубина доходила до брюха коней, на мосту – до колена, далее – снова до брюха. Когда головной 3-й взвод весь был уже на том берегу, подъехал Марков. Он отдал приказание командиру взвода: «На станицу! Не стрелять – только колоть! Вперед! Быстро!»
До станицы было не менее двух верст. За головным, получив то же приказание, пошли остальные взводы 1-й роты. Марков, оставив у переправы полковника Н. С. Тимановского, вскочил на коня и поскакал к станице, обгоняя взводы и торопя их. Подтянув весь полк, Марков врывается в станицу, затем спешит вновь к переправе, отдает приказание 1-й батарее немедленно подавить открывшую огонь батарею красных, встречает генерала Корнилова, докладывает о положении в станице, через 2–3 минуты уже мчится обратно.
Лишь к полудню 16 марта Ново-Дмитриевская была окончательно очищена от красных. Офицерский полк потерял лишь 2 офицеров убитыми и до 10 ранеными. Ни Марков и никто другой не ожидал таких малых потерь: по имевшимся сведениям, в станице был красный отряд в 3 000 штыков с артиллерией. В Офицерском полку переход и бой у станицы Ново-Дмитриевской называли «Марковским», так как приписывали весь успех генералу Маркову. Об этом впоследствии напишет и генерал Деникин: «Этот бой – слава генерала Маркова и слава Офицерского полка, гордость Добровольческой армии и одно из наиболее ярких воспоминаний каждого первопоходника о минувших днях не то были, не то сказки».
Переход получил и еще одно определение, быстро ставшее крылатым. На улице станицы Марков встретил юную сестру милосердия Юнкерского батальона. «Это был настоящий ледяной поход!» – восторженно воскликнула сестра. И название, как бы утвержденное Марковым, осталось связанным не только с одним днем 15 марта, но и со всем 1-м Кубанским походом – «Ледяной».
После соединения с кубанцами и переформирования войск генерал Марков получил в командование 1-ю отдельную пехотную бригаду: к его Офицерскому полку были присоединены 1-й Кубанский стрелковый полк, две батареи артиллерии, 1-я инженерная рота. У Кубанцев-добровольцев, от рядового до командира, Марков сразу же снискал любовь, преданность и веру, те же чувства, что и в его «родном» полку. Генерал сам входил во все дела бригады и во все детали. Его отличали не только требовательность и строгость, но и то, что он умел в любой нужде защитить своих подчиненных, интересы своей бригады. Сам Сергей Леонидович скромно объяснял свое влияние не своими талантами, а только тем, «что живет жизнью солдат и разделяет все опасности со своими подчиненными».
В составе Добровольческой Армии Марков повел свою бригаду к Екатеринодару – главной цели похода. 24 марта была взята Георгие-Афипская: бригада Маркова ворвалась в станицу с востока, совместно с другими частями разгромив красных и захватив до 700 артиллерийских снарядов. 26–27 марта последовала переправа через реку Кубань у станицы Елизаветинской: «В продолжение нескольких дней мы видели на пароме высокую фигуру нашего любимца в белой папахе, с плетью в руке, распоряжавшегося переправой войск и раненых», – свидетельствует очевидец.
28 марта 1918 года начались бои Добровольческой Армии за овладение столицей Кубани. Но бригада Маркова, находившаяся в арьергарде, еще не подтянулась к Екатеринодару. Волнение у «марковских» Добровольцев было огромное. Марков утешал: «Без нас города, пожалуй, не возьмут», – однако и сам переживал то же, что и все: недаром он послал в Штаб Армии записку, досадуя, что его бригаде придется попасть в город к «шапочному разбору».
29 марта, завершив переправу, Сергей Леонидович выразил свое негодование начальнику Штаба Армии генералу И. П. Романовскому: «Черт знает что! Раздергали мой Кубанский полк, а меня вместо инвалидной команды к обозу пришили. Пустили бы сразу со всей бригадой, я бы уже давно был бы в Екатеринодаре».
С прибытием 1-й бригады генерал Корнилов решил возобновить наступление на город. 29 марта в 12 часов 45 минут генералу Маркову был отдан приказ: «овладеть конно-артиллерийскими казармами, а затем наступать вдоль северной окраины, выходя во фланг частям противника, занимающего Черноморский вокзал». До атаки, которая должна была начаться в 5 часов вечера, Марков обошел все роты, стоявшие на передовой, и объяснил задачу: занять артиллерийские казармы. Атака была подготовлена всего семью снарядами – до такой степени приходилось экономить.
Казармы были взяты, и стоило это Офицерскому полку огромных потерь – до 200 человек, но настроение в нем оставалось боевым. Те, кто видели в этой атаке генерала Маркова, кто слышали его повелительный голос – «Друзья, в атаку, вперед!» – невольно думали о нем: «Бог войны».
Но противник значительно превосходил силами – 28 000 человек с 2–3 бронепоездами и 20–25 орудиями. Потери добровольцев под Екатеринодаром составили до 50 %. В боевом составе Армии осталось: в 1-й бригаде – около 1 200 человек, во 2-й – около 600. Конная бригада не смогла оказать существенной помощи, ее обход Екатеринодара ни к какому видимому улучшению обстановки не привел. Число же раненых в походном лазарете перевалило за 1 500 человек. Помимо всего, находящиеся в строю были крайне утомлены физически и морально. 30 марта Марков был вызван в Штаб Армии на военный совет, где, как бы подтверждая великую усталость своих бойцов… задремал. Разбуженный, он извинился перед генералом Корниловым: «Виноват, Ваше Высокопревосходительство! Двое суток не ложился».
Несмотря на заявления многих, в том числе и Маркова, что «люди не выдержат», Корнилов объявил о своем решении атаковать Екатеринодар на рассвете 1 апреля. Сергей Леонидович вернулся на свой участок как будто в бодром настроении, но полковнику Тимановскому и немногим другим приближенным сказал: «Наденьте чистое белье, у кого оно есть. Будем штурмовать Екатеринодар. Екатеринодара не возьмем, а если и возьмем, то погибнем».
Утром 31 марта пришло известие о смерти Корнилова. Старшими начальниками был получен приказ: осада снимается, Армия отходит, но предварительно, с наступлением темноты, Офицерский полк должен произвести демонстративную атаку. В это время остальные части снимались с позиций. «Мы почти окружены, – сказал Марков своим подчиненным. – Дальнейшее все будет зависеть от нас. Этой ночью мы должны оторваться от противника. Отход без привалов. В полном порядке». Ответил он и на другой вопрос, волновавший всех и казавшийся неразрешимым – о заместителе генерала Корнилова: «Армию принял генерал Деникин. Беспокоиться за ее судьбу не приходится. Этому человеку я верю больше, чем самому себе», – и этого было достаточно, чтобы волнения по поводу назначения нового Командующего улеглись.
1 апреля Армия до рассвета прошла около 25 верст, не задерживаясь даже в хуторах, где люди могли хотя бы утолить жажду. Порядок нарушался, части перемешались. Но вот впереди послышалась довольно сильная стрельба, и конные разъезды донесли Маркову, что большие силы красных наступают со стороны станицы Андреевской. Произошедший далее бой так описан очевидцем: