Безграничное отчаяние Дроздовцев постепенно сменилось благоговейным отношением к памяти командира и всему, с ним связанному, что не могло обойтись без сильнейшей идеализации. Вот лишь два характерных примера. В октябре 1919 года в занятом белыми Чернигове в богадельне жила неизлечимо больная сестра Дроздовского Юлия Гордеевна; благодаря трогательной заботе Дроздовцев ее эвакуировали на юг в сопровождении полковой сестры милосердия. А когда ранней весной 1920-го Добровольческая Армия откатывалась к Новороссийску, специальный отряд офицеров-«походников» ворвался в Екатеринодар, где был похоронен Михаил Гордеевич, и отбил дорогой им прах, спасая от неизбежного большевицкого надругательства.
Вторично Дроздовский был тайно погребен в Севастополе, где некогда сражался его отец; о месте захоронения знали всего шесть человек, но их попытки найти могилу во время Второй мировой войны успехом не увенчались. На русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем установлен памятный знак на символической могиле генерала. Дроздовскому, в отличие от многих Белых военачальников, выпала судьба навсегда остаться в русской, а не в чужой земле.
Кем же был генерал Дроздовский в жизни и кем останется он в истории? Конечно, не «кровавым палачом народа», каким долго изображали его противники. Но и не «Архистратигом Михаилом», и не «идеальным рыцарем без страха и упрека», который запечатлен в летописях и легендах Белого движения. Прежде всего он был земным человеком, безусловно выдающимся, наделенным сильным цельным характером и охваченным сильными страстями.
Несомненны организаторский талант и дипломатические задатки этого человека. Мало кто мог сравниться с ним как командир и воспитатель; под неброской внешностью скрывались неординарные задатки вождя. Упорство, огромная трудоспособность и искреннее материальное бескорыстие неотъемлемы от него так же, как и жесткая требовательность, непримиримая беспощадность к врагам и резкая вспыльчивость. Завышенная самооценка и основанная на ней амбициозность не раз сталкивались с подобными качествами других генералов, не лучшим образом сказываясь в целом на судьбах Белого Дела, которому Дроздовский посвятил себя без остатка.
Талантливый офицер Генерального Штаба и хороший войсковой командир, во время Гражданской войны он нередко действовал неудачно, что, однако, было связано и с нежеланием покупать победу «большой кровью», и с планированием операций в вышестоящем штабе, – хотя и отказ от «правильного» маневрирования в угоду «добровольческой» тактике также не принес заметных результатов. Игнорирование деникинских приказов можно объяснить и творческим подходом к решению боевых задач. В общем, Дроздовский, даже не обладая гениальными военными дарованиями, ничем не уступал другим, более знаменитым Белым генералам. Личное же мужество позволяет провести параллель с его кумиром – Корниловым.
Последовательный монархизм Дроздовского, пусть и не имевший в то время реальных перспектив, показывает устойчивость убеждений, которые он просто не мог произвольно менять в зависимости от конъюнктуры. Думается, монархия виделась ему в роли средства – сильной единоличной власти – для возрождения Великой, Единой, Неделимой России, то есть для достижения национально-патриотической цели. Однако острая постановка политических вопросов в пику «непредрешенческой» позиции большинства Добровольческой Армии, привлекая единомышленников, в то же время угрожала расколом. Гораздо ценнее представляются старания Дроздовского заслужить симпатии политически пассивного большинства населения восстановлением элементарного административного порядка на подконтрольных территориях.
Путь Михаила Гордеевича Дроздовского в Белом движении – типичный пример судьбы выдающейся личности в эпоху «великих потрясений». И эпитафией ему могут служить восторженные слова соратника:
«В огне спадают все слова, мишура, декорации. В огне остается истинный человек, в мужественной силе его веры и правды. В огне остается последняя и вечная истина, какая только есть на свете, Божественная истина о человеческом духе, попирающем саму смерть.
Таким истинным человеком был Дроздовский…»
Р. М. Абинякин
Генерал-лейтенант С. Л. Марков[61]
«Рыцарь, герой, патриот, с горячим сердцем и мятежной душой, он не жил, а горел любовью к Родине и бранным подвигам», – эти слова из приказа Командующего Добровольческой Армией генерала А. И. Деникина от 13 июня 1918 года о смерти генерал-лейтенанта Сергея Леонидовича Маркова как нельзя лучше характеризуют сподвижника Деникина и кумира всей Армии. Человек, в котором редкостно сочетались качества талантливого офицера Генерального Штаба, профессора Военной Академии, с храбростью блестящего строевого командира, вобрал в себя весь пафос Добровольчества, заключавшегося в одном девизе: «За Родину!» Служение Родине Маркова в рядах Добровольческой Армии продолжалось недолго, он скончался от смертельной раны, не дожив до своего сорокалетия. Но имя его осталось в названиях Белых частей, получивших шефство Маркова, в воспоминаниях о нем и его подвигах соратников-офицеров, оказавшихся в эмиграции.
Биография С. Л. Маркова, потомственного дворянина и потомственного военного, во многом типична для русского офицера. Он родился 7 июля 1878 года в Москве в офицерской семье. Воспитанник 1-го Московского Императрицы Екатерины II кадетского корпуса, затем Константиновского артиллерийского училища, Марков был в 1898 году выпущен подпоручиком Лейб-Гвардии во 2-ю артиллерийскую бригаду. В 1901-м он поступает в Императорскую Николаевскую Академию Генерального Штаба, которую оканчивает в 1904-м по первому разряду.
С началом Русско-Японской войны Марков, как и большинство русских офицеров, стремился на фронт. Его прошение было удовлетворено, и молодой офицер отправился в Маньчжурию. По пути в Мукден, 12 июля 1904 года, 26-летний Марков пишет полное тревоги и заботы письмо своей матери, в котором есть такие строки: «Я смерти не боюсь, больше она мне любопытна, как нечто новое, неизведанное, и умереть за своим родным кровным делом, разве это не счастье, не радость?!» Уже подводя некоторый итог своей жизни, Марков сознает, что он никогда не сможет довольствоваться малым, и все его способности, энергия и силы должны пойти на одно дело, «на мою службу».
Во 2-й Маньчжурской армии штабс-капитан Марков сначала служил в Управлении начальника военных сообщений, а 7 августа 1904 года был откомандирован в распоряжение генерал-квартирмейстера, в Военно-топографическое отделение, находившееся в то время в городе Ляояне. С 28 июля по 8 сентября 1904 года он выполнил ряд важных заданий по рекогносцировке дорог: вначале из Ляояна на Мукден, затем между Мукденом и Сыпингайскими высотами; наконец, в качестве руководителя партии офицеров Марков произвел маршрутную съемку путей для всех корпусов Маньчжурской армии на случай отхода от Мукдена на Телин и далее на север. За это время он несколько раз был под огнем противника. «За отличия в разновременных делах против японцев» Марков был награжден орденом Святой Анны IV-й степени с надписью «За храбрость». В сентябре 1904 года его назначают во вновь сформированный Штаб Восточного отряда, и 6 октября, исполняя обязанности начальника Штаба, Марков принял участие в усиленной рекогносцировке.
Там же, в Маньчжурии, молодого офицера постигло первое большое горе. 3 октября 1904 года в бою был тяжело ранен и через десять дней, 13 октября, скончался подпоручик 86-го пехотного Вильманстрандского полка Леонид Леонидович Марков, родной брат С. Л. Маркова. Сергея не оставляют мысли о матери. Он с болью думает, что будет с ней в случае смерти и его, второго сына: «Мне жаль тебя и только тебя, моя родная, бесценная Мама, кто о тебе позаботится, кто тебя успокоит.
Порою я был груб, порой, быть может, прямо-таки жесток, но видит Небо, что всегда ты была для меня все настоящее, все прошлое, все будущее».
Строки о матери мы находим и в «Страничках из дневника» С. Л. Маркова, рассказывающих о всенощной в канун Рождества в 1-м Восточно-Сибирском стрелковом Его Величества полку. Марков молился в церкви, в которую был превращен солдатский барак-столовая. С гаоляновыми стенами без окон, со скромным иконостасом, наполненная серыми солдатскими фигурами со свечами в руках, она казалась ему «какой-то пещерой первых веков христианства». Одна горячая молитва, молитва без слов, но понятная для всех… Марков перенесся думами в Петербург и представил свою мать в церкви: «На коленях сгорбленная, одинокая, до боли знакомая фигура. Черное траурное платье, мокрое от слез лицо, заглушенные рыдания – вот молитва, вот слезы войны.
Родная, не плачь, брат нашел славную долю, верь в то, что я вернусь, верь в Того, Кто сохранит тебе последнего сына».
Это Рождество Марков встречал на позициях 1-го Сибирского армейского корпуса, в Штаб которого был переведен 6 декабря 1904 года после расформирования Восточного отряда (через некоторое время он стал исполняющим обязанности старшего адъютанта Штаба). Человек кипучей энергии и недюжинных способностей, Марков и на этой должности сумел проявить себя. Вместе с войсками корпуса он участвовал во всех боях и походах с 7 декабря 1904 по 2 октября 1905 года – до самого конца войны. Бои под Сандепу 12–15 января 1905 года, марш-маневр в феврале с правого фланга всех армий к левому и обратно к городу Мукдену, Мукденские бои – вехи его фронтовой биографии. Доблесть Сергея Леонидовича за период с 22 сентября 1904 по 25 февраля 1905 года была отмечена пятью орденами: уже упомянутым Святой Анны IV-й степени, Святого Станислава III-й степени с мечами и бантом, Святой Анны III-й степени с мечами и бантом, Святого Станислава II-й степени с мечами, Святого Владимира IV-й степени с мечами и бантом.
После окончания войны Марков не раз мысленно возвращался к ней. Вышедшая в 1911 году брошюра «Еще раз о Сандепу», во многом сохранившая дневниковые записи Сергея Леонидовича, дает представления о его переживаниях в этот период. Источниками для этой работы, пишет он, послужили: «1) мои личные наблюдения как участника боя, находившегося все время в штабе 1-го Сибирского корпуса; 2) веденный тогда же мною дневник и, наконец, 3) копии