– Убираю, мать его, вашу лажу! Что делаю? Что попало! Есть предложения?!
– Гениально, Паисий! Только крикни ему! Пусть он увидит тебя! – воскликнул первый.
Но этого не понадобилось – звук шумно шаркающей по асфальту метлы и так уже привлек внимание Клиффа. Если бы не состояние юноши, увиденное показалось бы ему забавным – на пятачке десять на десять футов некий хорошо одетый сэр с остервенением вычищает метлой асфальт, будто пытаясь не подмести его, а содрать. Тем не менее прыгать на голову другому человеку Клифф не собирался. Он решил подождать.
– Отменяй голубя, – сказал второй ангел, – напугает еще…
Клиффорд решил, что просто переждет эту уборку. Ну, сколько можно подметать такой крохотный участок? Минуту, две. Однако прошло десять, у Паисия – этого, конечно, юноша видеть не мог – под мышками и на лбу уже выступил пот, а прекращать свой трудовой подвиг темноволосый ангел и не собирался. Шшшарк, шшшарк, шшшарк, говорила метла, будто выметая из судьбы юного музыканта сей опрометчивый шаг.
Восточная и западная стены здания примыкали к другим корпусам фабрики. Их крыши были слишком близко, чтобы, прыгнув на них, разбиться. Оставалась южная сторона, которая выходила прямо на улицу. Клиффорд, смирившись с тем, что уборка бесконечна, перешел к южному краю крыши. Было уже начало восьмого – по дороге шуршали авто, пешеходов тоже хватало, а делать из своего самоубийства шоу Клифф не хотел. Возможно, если бы он приготовил этот шаг как последнюю акцию протеста – имело бы смысл погибать на миру́. Но у юноши была другая причина – он просто не видел смысла жить дальше. Видимо, он и вправду отдал свое сердце Мэри, а жить без сердца, с большой дырой в том самом месте, где оно когда-то билось, не было сил. Этому научаешься с возрастом, но Клифф был еще слишком юн.
Была еще одна причина, делавшая невозможным прыжок с южной стороны фабричной крыши. В пяти футах от здания росли деревья, и вероятность падения на одно из них, а не на асфальт, была очень большой. Оставаться инвалидом не входило в планы юного самоубийцы.
Клифф вновь вернулся к северному краю, надеясь, что уборка закончена. Но нет, она продолжалась, и с тем же усердием. Паисию – к слову – рубашку потом пришлось выжимать, а брюки просто выкинуть.
Сначала Клиффорд разозлился. Еще через пару минут пришло любопытство.
«Да что у него случилось-то? Наверное, убил кого-нибудь ночью, труп увез, а теперь следы крови отчищает? Так шампунем и тряпкой, может быть, лучше было бы?» – размышлял Клифф, читавший кое-что из Агаты Кристи и Конан Дойла.
Молодой человек сел на край крыши, свесил ноги и стал ждать. Понятно, что все его действия активно обсуждались ангелами. Суть этих переговоров можно выразить двумя фразами: «Что это он делает?» и «Давай, давай, Паисий, не останавливайся».
Наконец Клиффу стало просто смешно. Он взирал с десятиэтажной высоты на усердного дворника и хохотал, что очень мало походило на горький смех самоубийцы. О прыжке в никуда речи уже не было.
Вдоволь насмеявшись, несостоявшийся самоубийца спустился вниз тем же путем, каким ранее поднялся, и направился домой. Когда он зашел в тупичок, чтобы взглянуть в глаза экстравагантному дворнику на «Порше» и поинтересоваться о причинах столь тщательной уборки, на пятачке уже никого не было. Ни самого владельца, ни его белого «Порше». Лишь к гаражу прислонена истерзанная метла.
Мать Клиффорда недавно уволилась из музыкальной школы и решила давать частные уроки. Вечером того же дня, когда сорвалось самоубийство, в дом Клиффа обучаться игре на фортепиано пришла первая ученица. Очаровательная девушка. Стоит ли говорить, что эта была именно та девчонка, о которой говорили ангелы, и что она смогла очень быстро вытеснить из памяти юного музыканта не только Мэри, но и весь последний несчастливый год?
Может возникнуть вопрос: а как же свобода воли, о которой так много говорилось? Ведь и в случае с Казимировым, и в случае с юным музыкантом Клиффом ангелы активно вмешивались и влияли на эту самую свободу воли. Нет. Светлое братство не повлияло на выбор, который сделал Казимиров. Да, оно хотело отвлечь его от конкретного исследования, переманить, даже подкупить более высокой зарплатой в другом институте, но не запрещало ему заниматься тем, чем он хотел. Да, его пришлось устранить, потому что открытие Казимирова могло уничтожить планету, но жизнь и смерть человека далеко не всегда являются объектом его воли. Не может человек решать, когда ему жить, а когда умереть. Даже когда, как он думает, что может это делать, это далеко не всегда так. Клиффорд не даст нам соврать. Хотя в его случае выбор все-таки был – ну прыгал бы себе на тротуар между деревьями, если уж так приспичило. Голуби да шаровые молнии? Эка невидаль! Отмахнись и ныряй!
Покинув – через безмыслие – пирамиду с петротекой, я быстро нашел Шунья Цзы, который разговаривал с группой людей, одетых по-среднеазиатски: в тюрбаны и расшитые халаты. Заметив меня, старик низко поклонился собеседникам и направился в мою сторону.
– Что скажешь, уважаемый демон Демьян? Нашел ли ты то, что искал?
– Да, большое спасибо. Очень поучительно.
– Очень рад, – сказал Шунья, – могу ли еще чем-нибудь помочь тебе? Может быть, появились новые вопросы?
– Только один. Я видел, что ты сейчас беседовал с какими-то представителями Средней Азии или, может, Ближнего Востока. А кто сюда, в рай, попадает чаще – мусульмане, христиане, буддисты?
– О! – почему-то очень обрадовался мой собеседник. – Совсем нет такой системы, совсем, уважаемый Демьян! Среди нас есть и представители больших религий и каких-то малоизвестных учений, о которых ты даже не слышал. Есть и те, которые пришли своим собственным путем. Вот, взгляни на эту пирамиду, – он указал мне рукой на самую большую из всех. – Когда ты находишься на ее вершине, тебе все равно, по какой из ее граней ты поднимался. Они все сливаются в одно. А пока человек карабкается по одной из плоскостей наверх, то другие грани не видит вовсе, полагая, что верный путь один – его собственный. А путей к вершине много! – радовался Шунья Цзы.
– Лучше не скажешь, – кивнул я.
– Очень рад, что тебе у нас понравилось, уважаемый демон Демьян! Прощай и кланяйся Люциферу.
Я вызвал портал и вернулся в Преисподнюю. В гостях, как говорится, хорошо, а дома, будь он трижды проклят, лучше.
Когда до гоблинской крепости оставалось несколько сот шагов, тролль сбросил облик коня и темным облаком проник внутрь, просочившись сквозь воротные щели. Так и есть: всюду казармы, а большие деревянные орудия – катапульты и баллисты. Черный тролль уже встречал гоблинов до этого. Чаще всего в лесу. Как-то раз, когда был голоден, даже пообедал одним из них. Мясо гоблина жесткое и жилистое. Тот, кто приносит смерть, это запомнил.
У гоблинов довольно длинные уши, выразительные, будто вырезанные из куска древесины, черты лица, невысокий относительно человека рост. А также несуразно длинные руки, слишком широкие плечи, короткие и кривые ноги. Кожа коричневого цвета, грубая и толстая, как свиная. Широченные рты, слегка приплюснутые головы, далеко посаженные злые глазки. Обожают воевать, хотя и трусливы. В их понимании война – внезапное нападение толпой на одного. Одеты всегда, как дикари с каких-нибудь далеких островов – что нашли, отобрали, захватили, все цепляют на себя. То же касается и оружия. Поэтому если эльфы чаще всего держат в руках лук или короткий меч, гномы – щит, топор или боевой молот, то в лапах гоблина может оказаться буквально все что угодно: дубина, длинный меч, копье, арбалет или просто огромный нож. Если встретите в лесу гоблина, то, во-первых, он никогда не будет один, оглянитесь – за кустами притаились еще пятеро. Во-вторых, можете не сомневаться, если вас меньше и вы слабее – они нападут, если же вы хорошо вооружены и не одиноки – постараются не попасться вам на глаза. Можно сказать с уверенностью, если однажды вы будете гулять по лесу и встретите одинокого гоблина, который не убежит, но и не махнет рукой собратьям, знайте, вы перегрелись на солнце или перепутали сыроежку с мухомором – так как такого не бывает. И лишь когда дело касается эльфов кривоногие человечки забывают о трусости. Нет, они не пойдут вдвоем на целое войско, но при внешнем равенстве сил обязательно будут сражаться.
Именно таких существ и повстречал Черный тролль за крепостной стеной – в грязном и пыльном внутреннем дворе с неуклюжими казармами и убогими хозяйственными строениями. Эту священную для себя землю гоблины называют не иначе как королевством.
Сразу стало понятно, что гоблины готовятся к битве – во дворе шла настоящая военная подготовка. Отрабатывались приемы защиты и нападения мечом, копьем и палкой. Велась прицельная стрельба по мишеням из коротких луков и арбалетов. Несколько гоблинов копошились в пыли, видимо, тренируя борцовые навыки. Во всем этом действе тролль – который, чтобы не выделяться, тоже принял облик гоблина – не заметил какой-либо системы. Казалось, каждый рубит и стреляет во что горазд. Но, наверное, какая-то система в этих упражнениях все-таки была, так как несколько гоблинов с важным видом расхаживали между дерущимися, покрикивали на них и давали указания. Эти командиры отличались от обычных солдат не только внешним видом, но еще и тем, что все время бренчали во время движения – будто связка амбарных ключей. Все потому, что они были обильно обвешаны разными безделушками и причиндалами типа бус, клыков на нитях и колец в ушах.
– Эй, разгильдяй! Вставать в строй и драться! – крикнул троллю один из таких нарядных.
Тролль постарался затеряться среди дерущихся – отрабатывать приемы сегодня явно не входило в его планы. При желании он и так уложит всех вокруг в одну аккуратную поленницу. А вот есть хотелось – день и ночь скакать без остановки тоже силы нужны.
И тролль, черной тенью просочившись в погреб под общей трапезной, нашел себе кое-что из съестного. Хотя человеку это сделать было бы непросто – сушеные степные крысы и ящерицы, вяленые летучие мыши и другие подобные деликатесы не у многих вызовут аппетит.