Молодой маг не знал ангалуэйна, этот язык считался мертвым еще во времена зарождения Грогана, а ныне на нем написаны лишь тексты некоторых заклинаний – словоформулы, которые можно выучить, но уже невозможно понять. Тем не менее он посмотрел в большую книгу и попытался запомнить вид и расположение знаков, а вместо этого начал их читать. Если бы это не был сон, Тобиус бесконечно поразился такой своей способности, но это был сон, а потому он просто стал читать:
«Тестудины, как самостийно именуют себя. Племя вельми примитивное да малое, однако же сплоченное да безобидное. Подобно тому, как великая часть иных тварей, тестудины сии в Валемар явились во время Пришествия Последних Скитальцев, в конце эпохи той, думается мне. Долговечные, они супротив иных тварей жизненного сроку века три, а то и четыре свободно пережить способны, но в этом отношении особенный интерес являют старейшины их, социума тестудинского верхушка, кои живут уж тысячи лет, ежели правда то, что удалось узнать мне. Приписана к силам их власть над временны́м потоком, кой оные старейшины менять способны по воле своей. Ежели истинно сие, то я непременно выведаю тот секрет и еще больший обрету контроль над пространственно-временным…»
Синебородый оторвал перо от бумаги, выпрямился в кресле и повернул голову. Его темно-синие глаза с бирюзовыми крапинками взглянули прямо на Тобиуса.
– Кто здесь?
Отложив перо, хозяин медленно вытянул руку в сторону Тобиуса, тот отстранился, и длинные пальцы сжались в воздухе перед его лицом. Хозяин по-прежнему не видел незваного гостя. Слегка нахмурив брови, он вернулся к письму. Тобиус хотел было тоже вернуться к чтению, но в этот момент одно из зеркал издало пронзительный звук. Синебородый одним движением пера заставил парящие книги стать невидимыми, вторым – позволил зеркалу приблизиться и ожить. Внутри появилось лицо женщины, которая что-то быстро произнесла.
– Хорошо, я сейчас появлюсь.
Парящее зеркало вновь «уснуло». Маг закрыл большую книгу, затем пять малых фолиантов, став видимыми, улеглись поверх нее. За креслом в стене было грандиозной высоты зеркало, вмурованное в стену от пола до потолка. Рамой ему служили резные, покрытые ляпис-лазурью фигуры, которые неопытный созерцатель мог принять за человеческие. Они были похожи на людей, мужчину и женщину с правильными очертаниями тел и бесстрастных лиц, нагих, но лишенных корня человеческой наготы. Тобиус знал, что это не люди, а амирамы и что воссозданы они наиболее приближенно к своему хрестоматийному образу. Статуи придерживали мутную блестящую поверхность, в которой отражались лишь неразборчивые пятна неведомых силуэтов. Синебородый подвесил книги в воздухе, вынул из ножен на поясе богато украшенный кинжал и проткнул острием подушечку большого пальца. Он быстрыми точными движениями нанес на поверхность зеркала очень сложный магический знак, а когда кровь впиталась, оно отразило облик мага во всех деталях. Тобиус отшатнулся, так как заметил на миг, что тоже отражается в зеркале. Синебородый взял свои книги без натуги и прошел вместе с ними сквозь зеркальную гладь. Он исчез из одного своего кабинета, но оказался во втором – зеркальной копии первого.
Пока маг поднимался по лестницам на верхотуру, к самым высоким полкам, Тобиус потерял его из виду. Он прошелся по длинной зале, осматриваясь, и достиг ее противоположного конца, где над уходящей вниз винтовой лестницей была установлена беломраморная статуя, изображавшая собственно местного хозяина. Мраморный волшебник, в отличие от живого, опирался на длинный посох, и лысый череп его венчала высокая тиара. Левая рука была выставлена чуть вперед и держала массивный фолиант – копию того, в который синебородый записывал сведения о тестудинах. Потеряв интерес к статуе, Тобиус вновь вышел на балкон и увидел там незамеченную прежде конструкцию с установленным на ней золотым телескопом. Волшебник приблизился к инструменту и заглянул в окуляр. Телескоп был направлен на юго-восток и сфокусирован на самой высокой точке мира – Элборосе. Тобиусу повезло увидеть этот колоссальный пик хотя бы во сне, ибо наяву, как известно, вершина Элбороса почти всегда укутана облаками, а еще чаще тучами или потоками ураганного ветра, и увидеть ее можно раз или два в году, когда мощь циклона спадает и острие Вершины Мира сверкает на солнце так, что это видно из нескольких стран по обе стороны Хребта.
За спиной послышался звук, Тобиус отстранился от телескопа и вернулся в зал. Нечто сочилось между книгами с одной из полок. Тяжелые капли вещества шлепались на пол, растекаясь неприглядной черной лужей. Тобиус понял, что с этого момента его сон превращается в кошмар, и ощутил страх. Поток черноты лился с полки все сильнее, лужа ширилась, и из нее стало подниматься нечто омерзительное, непотребное.
– Решил спрятаться от меня в наркотических видениях, маг? Пустое! Я найду тебя везде!
Теперь тьма расползалась по стенам, как плесень, поглощая стеллаж за стеллажом, карабкаясь к витражам, поганя восхитительные потолочные фрески и стелясь по полу. Она была болезнью, несомненно, смертельной отвратительной болезнью, опухолью в астральном теле Тобиуса. Светлая красивая зала, полная неведомых чудес, скрылась под чернотой, и из нее ушло все тепло.
– Открой мне путь в мир, волшебник!
– Никогда!
– Открой мне дорогу к твоему сердцу!
– Никогда!
– Ты не понимаешь! – Из черноты выметнулся шип и проткнул плечо Тобиуса, тот закричал. – Наркотическое забвение крепче любого сна, здесь и сейчас я могу пытать тебя сколько угодно! Я превращу часы в годы и буду распускать твою душу по волоконцам, пока воля не даст трещину, и ты не…
Тьма содрогнулась, завыла, взвизгнула, и тело ее прошил сияющий прут. Бессильная слизь принялась пластами отваливаться от стен и стекать на пол, в царство отчаяния пробились лучи теплого света, а вместе с ними и синебородый маг. Тьма бежала из-под его ног, корчилась, шипела и рыдала, обращаясь золой под его взглядом.
Глаза мага устремились на Тобиуса, преисполнив его благоговейным трепетом перед непревзойденной разрушительной мощью. В них был Астрал, бесконечная пустота, украшенная искрами миллиардов солнц, в них жила неизбывная вселенская сила.
– А ты еще кто такой?
– О Джассар… – прошептал серый волшебник.
– Джассар – это я, – сурово молвил синебородый, – а кто ты такой?
– Я…
Пробуждение было медленным и мучительным. Особенно ярко ощущалась режущая боль на запястьях, боль в спине и, наконец, головная боль. А еще было такое чувство, будто вместо костей в теле очутилось вареное тесто. Через силу разлепив глаза, волшебник увидел грудь. Крупную женскую грудь.
Видимо, Тобиус засмотрелся, ибо кто-то ткнул его пальцем в лоб и помог поднять голову выше. Он увидел теперь уже женское лицо, довольно миловидное, если не считать серой кожи, острых зубов, желтых глаз с вертикальными зрачками и рогов. Скорее рожек, небольших острых рожек на лбу. А еще у этой женщины был головной убор, явно сделанный из черепа какой-то крупной зубастой ящерицы с длинной челюстью. Женщина улыбнулась и приставила к его губам широкую глиняную чашку. Ощущение было таким, будто заставляют глотать рисовый спирт. Слабость испарилась почти мгновенно, и маг вновь овладел своим телом и ясностью сознания.
Он обнаружил себя привязанным к столбу, который обступила толпа женщин и детей. Они держались на расстоянии в десяток шагов, ближе стояла только та, что поила мага.
Тобиус находился в небольшой, едва ли больше Под-Замка деревушке, состоявшей из скромных глиняных хижин с крышами из сухого тростника. Исходя из запаха, температуры и влажности воздуха, а также из-за густого тумана, укутывавшего все и вся, можно было с уверенностью утверждать, что вокруг раскинулось болото. Справа от него к такому же столбу была привязана Эмма.
– Ахог-те что творится… Долго мы тут?
– Не очень, учитель.
Поморщившись, Тобиус стал рассматривать толпу, и почти сразу ему в глаза бросилось, что из взрослых вокруг одни только женщины, высокие широкоплечие женщины с большими… Большими, как ни странно, дубинами. Каждая вторая держала на плече или же опиралась на огромную, целиком отлитую из темного железа восьмигранную дубину с шипами. У них всех была серая кожа, пепельные волосы, желтые глаза, острые зубы и рога. Помимо женщин, были дети, и тут наблюдались довольно интересные различия. Девочки спокойно стояли с матерями, прижимались к ним, как это делают маленькие девочки, а вот мальчики… во-первых, они были довольно уродливыми малышами. Тощие, нескладные мальчишки со злобными глазками, длинными острыми носами, кривыми зубами и громкими неприятными голосами. Они ни на секунду не останавливались, носились вокруг стайками, кричали, ругались, плевались, путались у женщин под ногами, воинственно размахивали острогами и духовыми трубками…
– Ученица, мне кажется, что мы добрались до места.
– А?
– Видишь этих страшных мелких пакостников? Думается мне, что это не дети, а вполне взрослые мужчины.
– Эта мелкота? И что?
– А то, что надо налаживать связи. Тем более что я все вспомнил.
Тот, кто когда-либо связывал магов и остался в живых после этого, знает, что первым делом надо плотно заткнуть пленному волшебнику рот, вторым делом неплохо бы лишить мага возможности двигать пальцами рук, в идеале вообще лишить его возможности шевелить хоть чем-нибудь. Будет совсем хорошо, если у мага в ушах окажутся затычки из воска, а на глазах толстая темная повязка. И даже если все это будет сделано, нет никаких гарантий, что волшебник не превратит кого-нибудь в тыкву с помощью жестикуляции бровями. Местные, видимо, не ознакомились с правилами даже минимальной магической безопасности, так что когда Тобиус закончил шептать заклинание, распутывающее узлы, они оказались очень удивлены.
Как и среди людей, среди этих серокожих человекоподобных существ быстрее прочих от шока отходили особи, наименее отягощенные интеллектом, и они же начинали действовать первыми, импульсивно, необдуманно, глупо. Поэтому когда мужчины племени стали плеваться ядовитыми иглами, Тобиус окружил их с Эммой прочным ледяным панцирем, после чего, вернув воде жидкую форму, ударил волной по беснующимся коротышкам. Стихия подчинялась ему намного охотнее, нежели прежде. Внезапное освобождение пленников и прыткий нрав одного из них не понравились и женщинам. А почти у каждой из них была огромная жел