– А как насчет правды? – улыбаясь спросил он.
Глаза Севиль потускнели. Она обняла себя руками за плечи и с грустью уставилась в пустоту.
– Не хочу, чтобы меня нашли. Здесь открытая местность и много странных существ, сложно отследить новые порталы.
– Та-а-ак, – выдохнул Алекс. Обычная медсестра просто ларец тайн, оказывается. – Выкладывай.
Севиль поджала губы и помотала головой, как ребенок, который отказывался разглашать свои секреты. Алекс нетерпеливо закатил глаза и коснулся ее руки:
– Я смогу тебя защитить, только если ты расскажешь правду. Веришь мне?
– Я… я… – взгляд Севиль забегал из стороны в сторону, но, видимо, подходящей отговорки она не нашла и, вздохнув, сказала: – Ты же слышал: есть еще одна земля, хоть мы мало о ней знаем. Но она есть, и люди в ней опасные, они хотят нам смерти.
– Ты уверена?
– Уверена! Я чувствую, что это так, хоть и не знаю почему, – неожиданно в ее глазах блеснули слезы. – Они что-то ищут у нас и, пока не найдут, будут скрываться.
– Да с чего ты…
– Они думают, что мой отец поможет им. Но он прячется! И остаюсь я.
Севиль сцепила руки на груди и, съежившись, отвернулась, словно ей стало стыдно от сказанного. От реки поднялся сильный ветер. Он столбом ударил вверх, и Алекс невольно откинулся, едва успев упереться ладонями в землю, чтобы не упасть.
– Почему именно твой отец? – он искоса взглянул на Севиль. – Кто он?
– Гидеон… его зовут Гидеон. Он маг. Необычный маг. Бессмертный… точнее, он проживает обычную жизнь в двадцать, тридцать, шестьдесят лет – всегда по-разному, – умирает, а потом его душа возрождается в новом теле, и к совершеннолетию он вспоминает все прежние жизни.
Алекс опешил. Его знания о ведьмах были очень поверхностны, но отчего-то он был уверен, что таких необычных бессмертных среди них не встречается.
– И ты такая же?
– Нет, я простая. Но эти люди думают, что отец в одной из своих жизней видел то, что нужно им, и рассказал мне, – в глазах Севиль застыла мольба. – Пожалуйста, возьми меня с собой, я не хочу к ним…
– Ты даже не знаешь, что за «они», – буркнул Алекс. Столько фантастической и бесполезной информации! Он даже разозлился.
– Именно поэтому мне страшно.
– Звучит как сказка.
Севиль вдруг зло сжала губы и сдвинула брови. Видимо, неверие Алекса задело ее.
– Как будто ты ни разу не видел, как сказки становятся былью!
Алекс какое-то время задумчиво смотрел на нее, а потом молча поднялся и побрел в сторону леса. Севиль тихо окликнула его, но он не отреагировал. Солнце клонилось к закату, и у него оставалось несколько часов, чтобы принять решение относительно предложения Али Ши.
Сказки, ставшие явью? Нет, такого он не видел, но вдруг вспомнил страницу с упоминанием Джей Фо, которую дала ему Ника в пансионе. Правда или вымысел, но это имя было и в книге сказок, и в его жестокой реальности. Глупо списывать все на совпадение. А если Севиль права и еще одна земля действительно существует? И жители ее, кем бы они ни были, – возможно, Блодвинг, Долохов, тараначи – все эти твари проникли в его terra в поисках… Чего? А сколько их еще? Есть ли среди его знакомых подобные безликой? И почему тогда отец бездействует?
В задумчивости Алекс споткнулся о камень и едва не упал. Выругавшись, пнул его ногой, а потом остановился и посмотрел вверх: там, среди мощных макушек, виднелось безмятежное серое небо, тронутое блеклыми красками заходящего солнца. Небо, умирающее в клубах тумана Полосы.
– Получается, Али Ши прав, – прошептал он, – и мы сами должны действовать.
А иначе какой толк от моего наследия?
Кто-то внутри ликовал.
Лес Морабат, на границе с Полосой Туманов.
Февраль 2019 года
Ни парящих шатров, ни огней, ни ощущения магии в воздухе – здесь все было по-другому. Обычные деревянные дома и протоптанные дорожки между ними, кухня под навесом и костры для приготовления пищи – мужская аскетичность, скорее даже вынужденный минимализм, будто эти ведьмаки утратили веру в силу волшебства.
В тот день наступила настоящая зима: снег укутал все вокруг, плотно осел на ветвях деревьев и крышах, спрятал землю под пушистым покровом. В полном молчании Нукко провел Нику через лагерь. Он походил на хищника, шествовавшего по своим владениям, и казалось, что даже в воздухе все замирало от его присутствия. Втянув голову в плечи, Ника семенила следом.
За деревянными домами открылась глухая пустошь, застланная кристально чистым, еще не тронутым снегом. Дойдя до середины, Нукко остановился и обернулся к Нике:
– Ты должна подумать, что для тебя значит эта душа. Что она дает тебе и на что влияет. Ты должна очень хорошо подумать об этом и сказать мне, иначе я не смогу ничего сделать.
Ника вскинула брови: что-что, а откровенничать с напыщенным ведьмаком она точно не собиралась.
– Мне нет дела до твоих секретов, – отвернувшись, продолжил Нукко. Мужчина выставил руки перед собой и стал медленно двигаться по кругу. Нике даже показалось, что она уловила вибрации воздуха в тех местах, где проходили его ладони. – Я должен понять, с чего начать. Или ты передумала?
– Нет, – выдавила Ника, расстегивая пуховик: ей вдруг стало жарко.
Нукко криво усмехнулся и, усевшись на землю, скрестил ноги. Девушка опустилась напротив.
– Она стирает мою память. Я мало что помню из детства, все очень размыто, – сказала Ника. Прищурившись, ведьмак впился в нее взглядом, но от этого ей лишь стало легче говорить. – Еще она глушит мои эмоции: я знаю, что сделала, но по ощущениям – просто смотрю со стороны. Много лет я почти ничего и никогда не чувствовала кроме… кроме злости, настороженности и… – Ника запнулась, проглотив эти последние и самые противные слова. Грусть и одиночество. Нукко кивнул. – Возможно, именно она лечит мои раны со скоростью света. А еще… Я точно не знаю, это лишь предположение одного человека… Когда моя человеческая часть пытается выйти из-под контроля вопреки ее воле, на теле появляются шрамы. На спине. Всегда на спине. Они долго заживают. Странно, почему именно на спине, да? Как наказание какое-то.
Ведьмак снова кивнул. Мускулы на его лице напряглись, и, несмотря на то что он ни на секунду не отвел взгляд, Ника была уверена, что он сосредоточенно обдумывает услышанное. Стало совсем жарко. Девушка сняла куртку и закатала рукава рубашки. За спиной Нукко показались блики – из ниоткуда, в пустоте: они переливались всеми цветами, то исчезали, то возникали вновь. И Ника наконец поняла, что своими действиями ведьмак окружил их невидимой стеной – наверняка для того, чтобы изолировать от лагеря.
– Ты должна понимать, что все, чего лишала тебя душа айтана, вернется одновременно: воспоминания, эмоции, боль от каждой раны – все, что ты не смогла своевременно почувствовать, – сказал ведьмак. – Чтобы не сойти с ума и выбраться, ты должна научиться сосредоточиваться на одном воспоминании и переходить к следующему только тогда, когда разберешься с первым. Твоя память будет сопротивляться, но ты должна пережить все, что забыла, от начала и до конца. Пережить и выбросить, чтобы расчистить дорогу к ее памяти.
Ника неуверенно кивнула. Она вспомнила, как было больно оказаться рядом с Полосой Туманов, и по телу невольно пробежал холодок.
– Но прежде ты должна понять, что заставило твою человеческую душу выйти наружу, – черные глаза Нукко сверкнули.
Ника вздохнула и зажмурилась. Первая мысль была простой и категоричной. Алекс. Сначала он был убийцей, и Ника впервые по-настоящему испугалась, что окажется такой же. И это чувство ощущалось таким же сильным, как и жалость, вызванная смертью его последней жертвы. А потом Алекс открыл их общие детские воспоминания и то, что изуродованного, никчемного, потерянного человека тоже можно полюбить. И она, казалось, полюбила и получила любовь в ответ.
Ника впервые за последние месяцы представила его лицо – серьезное, с грустными зелеными глазами, волевым подбородком, с той родинкой под ним – и непослушные волосы с дурацкой челкой… Девушка открыла глаза и едва не задохнулась от увиденного: он сидел перед ней, на том самом месте, где минуту назад был Нукко. Смотрел на нее растерянно, и в любимых чертах читалась знакомая, привычная усталость.
Дыхание сперло, и она хрипло выдавила:
– Ты…
Ника хотела коснуться его, подалась вперед, но внезапно повалилась на землю, и стало запредельно больно. Хотелось кричать. Снова кости горели огнем, и казалось, будто кто-то внутри прорывается сквозь ее тело. Силуэт Алекса расплылся окончательно, и последнее, что она увидела, – едкий туман, обволакивающий прозрачные стены, созданные вокруг них ведьмаком.
Яркая вспышка света ударила в глаза. Белая спальня, разбитое стекло. Тяжело дыша, Ника поднесла руки к лицу: пальцы были в крови, ладони – в мелких порезах. Она истерично стала тереть их об одежду, и почему-то вместо брюк и свитера на ней оказалось розовое платье. Голову наполнил противный звон. Ника попятилась на четвереньках и наткнулась на что-то мягкое. Тело мужчины. Он распластался на спине, в луже багровой крови, с разодранной грудиной – как будто на него напал хищник.
– Ради меня.
Голос, знакомый и ненавистный, самый любимый и самый болезненный голос – ее матери – звучал отовсюду, наполнял ее изнутри; и Ника, обхватив голову руками и закричав, калачиком свернулась на земле. Она как будто чувствовала осколок в ладони и снова видела, как била его – озверевшая и нечеловечески сильная. И в то же время пыталась оттащить себя от тела, ведь не хотела же убивать, но не могла остановиться. Плакала и била, плакала и била.
– Из-за тебя… из-за тебя я такая!
Ника ворвалась в светлую спальню со звонким смехом, и тут же на нее налетел черноволосый мальчишка. Они в обнимку прыгали по комнате, выкрикивая понятные лишь им двоим рифмы. Слова тонули в противном фоновом шуме, Ника чувствовала, что готова вот-вот потерять сознание, как вдруг мальчик остановился, положил руки ей на плечи и с серьезностью зрелого мужчины сказал: