– Они заметят, что самка пропала, – тихо сказал Алекс, вычерчивая палкой на земле хаотичные линии. – Не зря же мы раньше ее не видели.
– Ну и что? Мало ли что может случиться. Они же тупые, а тут до обрыва недалеко.
– Думаешь, тупые?
Кир закатил глаза и затянулся сигаретой. С той их первой стычки много воды утекло. Они по-прежнему не были друзьями, но терпели друг друга по долгу службы Али Ши. Сфонов больше не позволял себе провокационных высказываний насчет титула Алекса в Небесных землях, хотя никогда не упускал возможности подколоть его или напомнить, «кто здесь старше». Поначалу Алекс жутко бесился, а потом как-то привык и вовсе перестал обращать внимание. Наоборот, иногда ловил себя на мысли, что завидует солдату. Тот был выходцем из семьи архитекторов и не раз рассказывал, как по возвращении присоединится к проекту отца по работе над новым зданием для театра в Эхертауне, южной столице terra. Было невыносимо обидно и грустно делить казарму с человеком, который вот-вот начнет жить жизнью его мечты…
Час прошел в молчании. Парни перевязали тело погибшей самки веревками и поволокли в лагерь. Али Ши встретил их у ворот и кивком велел идти за ним, к складам. В одном из помещений, где хранилось продовольствие, командир открыл огромный холодильник и погрузил тело.
– На несколько недель нужно залечь на дно, никаких прогулок в лес к обрыву. Я предупрежу всех, – отрезал он и удалился.
Кир и Алекс переглянулись. Сфонов пожал плечами и, выйдя на улицу, снова закурил. Алекс махнул ему на прощание и не спеша направился в казарму.
Лагерь уже погрузился в темноту. Огни горели только над входами в жилые дома. За несколько месяцев Алекс привык к аутентичной атмосфере поселения и уже не мог представить иной жизни. «Стания» напоминала маленькую деревушку, где каждый друг друга знал. Местные жители с теплотой встречали новобранцев и с радостью делили с ними праздники, приглашали на ужины, а иногда по вечерам устраивали посиделки на улице с тихими песнями и разговорами обо всем на свете. Все знали о том, кем был Алекс, но никто (кроме Кира Сфонова) не говорил об этом, не считал его каким-то особенным.
Проходя мимо дома Севиль, Алекс остановился и несколько минут смотрел в темное окно, думая о Мари. С сестрой они не виделись уже почти пять месяцев. В январе она заезжала на новогодние праздники, но Алекс возненавидел тот день, потому что, хоть сестра и не говорила, по выражению ее лица и гулу, возникавшему в голове при ее приближении, понимал, что их эмпатия никуда не делась и что Мари, как и прежде, переживает все то, что переживал он. И лучше бы ей подальше убраться от «Стании» и жить спокойно. Мари, как и хотела, поступила в музыкальный колледж в Эхертауне и уже успела добиться успехов: у нее появились первые ученики среди первоклассников, а в начале лета должен был состояться концерт. Кажется, она будет аккомпанировать на фортепиано какой-то певице… Алекс убеждал себя, что искренне радуется ее успехам и замечательно справляется с собственной грустью от несбыточной мечты о свободе.
Он усмехнулся своим мыслям и, спрятав руки в карманы, хотел было идти дальше, как вдруг дверь открылась, и в проеме показалось заспанное лицо Севиль.
– Эй, привет, – шепнула она. – Что ты здесь делаешь так поздно?
– А, ничего, – отмахнулся Алекс. – Не спится. А ты спи.
– Тоже не хочется, – она смущенно потупила взгляд. – Может, чаю?
Алекс пожал плечами и зашел внутрь. Дом у Севиль был такой же милый и скромный, как и она сама: много книг, на стенах – выцветшие плакаты, старые кресла со светлой обивкой и блеклые воздушные шторы на окнах. Алекс устроился на диване, видимо служившем ей спальным местом, и несколько минут просидел с закрытыми глазами, не думая ровным счетом ни о чем.
– Сегодня с шиповником, – Севиль вернулась в комнату с двумя дымящимися кружками и, вручив одну из них Алексу, села рядом.
Возникла неловкая пауза. Они и раньше подолгу молчали в обществе друг друга, но отчего-то сегодня это ощущалось иначе. Севиль несколько минут сосредоточенно разглядывала содержимое кружки, а потом внезапно встала и, подойдя к магнитофону, нажала на кнопку – комнату заполнила тихая мелодия, красивая и тоскливая.
Алекс вскинул брови, но Севиль лишь смущенно пожала плечами и протянула ему руку:
– Давай танцевать?
– Э… плохая идея, правда… я так себе танцор… да и вообще, – растерянно сказал он, заключив, что в целом было очень глупо приходить сюда. Севиль его совершенно не интересовала.
– Просто танец, – девушка обняла себя за плечи, заливаясь румянцем, – это же ничего…
– Ладно-ладно, извини. – Алекс поспешил поставить кружку на пол и подошел к девушке. – Давай танцевать, что же тут такого.
Алекс обнял Севиль за талию, а она положила руки ему на плечи. Они медленно раскачивались в такт этой странной мелодии, сыгранной на самых разнообразных музыкальных инструментах, и с ощутимой неловкостью глядели в разные стороны. Алекс не понимал, что происходит, просто знал, что не должен быть здесь и что все это – плохая затея, а еще этот раздражающий сиплый голос, поющий о какой-то неземной радости прощения… Он уже решил было идти в казарму, как вдруг почувствовал пальцы Севиль у себя за ухом, прямо на татуировке.
– Что это за созвездие? – тихо спросила она
– Гончие… Гончие Псы.
– Я читала о них, – Севиль робко улыбнулась. – Такая печальная история. Ты же знаешь…
– Знаю, – перебил Алекс. Ему безумно захотелось, чтобы Севиль убрала руку. – Мы просто… то есть я… для меня это значит другое. Так совпало… Господи, убери руку.
Сердце забилось сильнее, и стало раздражающе жарко. Севиль отдернула пальцы и неожиданно улыбнулась ему – с таким пониманием, будто действительно разгадала все, что творилось в его душе. Но как она могла? Как могла понять, что в единственный раз, когда он по-настоящему хотел танцевать, рядом с ним была девушка, настолько близкая и родная, будто часть своей души он делил с ней, а вторую… вторую отдал существу, жаждущему крови? Что этот год в «Стании» открыл ему глаза на то, от чего он отнекивался годами, – на удовольствие, настоящее, неприкрытое удовольствие от убийства, и не было в этом влияния какой-то там второй души. Не было!
Алекс очень бы этого хотел, но с каждой вылазкой на охоту убеждался в том, что это его сущность. Самая что ни на есть настоящая. И почему он такой, никто ему не расскажет. Как Севиль могла это понять? И то, что он боролся с собой каждый божий день и что на руках не осталось живого места, что иногда, сидя в засаде, он колол ножом не ладони, а лодыжки, а потом отпускал себя, давал поблажку, мол, это же охота, здесь нужно убивать… Наслаждайся. Тебе официально разрешили. И думал о Нике. Что бы она сказала? Какие бы нашла слова, чтобы убедить его в обратном, оправдать, обнять, надавить на шрамы и успокоить, внушить, что он достоин жизни? Нет, Севиль не могла этого понять.
Алекс зажмурился и вдруг дернулся: губы Севиль коснулись его губ. Он растерялся, оцепенел, а она тянулась к нему, обхватив ладонями шею, нежная и настойчивая, с дрожащими ресницами и тихим, прерывающимся дыханием. Алекс чувствовал ее мягкие губы, ощущал сладость от чая, оставшуюся на языке, но все это были лишь факты. Ничего не значившие факты. Музыка – и та вызывала в нем больше эмоций.
– Это из-за меня? – выдохнула Севиль, дотронувшись ладонью до груди – там, где отчетливее всего ощущался стук сердца.
Алекс растерянно посмотрел на нее и на мгновение прикрыл глаза, собираясь с мыслями. Нет, не из-за тебя. Прости. Он уже хотел ответить, как вдруг на лицо упал яркий свет.
Они одновременно бросились к окну. На улице, за домами – там, где были склады с едой, – что-то горело, да так сильно, что огонь осветил половину лагеря.
– Это же наши запасы! – Севиль дернулась к выходу, но Алекс удержал ее за руку.
– Оставайся здесь! Слышишь, здесь!
– Могут быть пострадавшие, я помогу!
– Сейчас два часа ночи, никого там нет! – Алекс схватил ее за плечи и встряхнул. – Будь здесь, обещаешь?
Севиль неуверенно кивнула, и он инстинктивно чмокнул ее в лоб. И в этот момент раздался взрыв. Окно разлетелось вдребезги, и их отбросило на пол, осыпав жгучими осколками. Алекс закашлялся и, вскочив на ноги, вытащил из ладони небольшой кусочек стекла. Он затаил дыхание, чтобы не поддаться соблазну слизать кровь. Севиль лежала рядом с широко распахнутыми глазами, ухватившись руками за горло, и хрипло дышала.
– Тихо-тихо, – Алекс бросился к ней. – Молчи.
Один из осколков попал ей в шею. Алекс схватил с дивана подушку и быстро снял с нее наволочку.
– Потерпи, – прошептал он и выдернул стекло. Из раны обильно текла кровь, и он поспешил приложить к ней валик из ткани, затем поднял руку Севиль и быстро наложил через нее жгут, как учили. – Лежи спокойно, хорошо?
Девушка с ужасом смотрела на него, беззвучно шевеля губами.
– Моргни два раза, если поняла.
Севиль моргнула. В этот момент Алекс услышал тихое рычание. Он обернулся и застыл как вкопанный: в оконном проеме блестела лысая черная голова существа со сплющенным носом. Тараначи скалился, впившись в него взглядом, и готовился к прыжку, выразительно виляя мохнатым задом.
Это охота. Здесь официально разрешено убивать.
Душа внутри придала Алексу неведомых сил, и, как только тараначи влез в окно дома Севиль, парень одним движением свернул ему шею и пинком вытолкнул тело на улицу.
– Я пришлю к тебе помощь, не двигайся! – крикнул он лежащей на полу девушке и вылетел наружу.
Огонь превратил амбар в пылающий факел, объявший все вокруг слепящим светом. Из жилых домов выбегали испуганные люди, озирались и, заметив причину суматохи, в ужасе замирали.
– Уходите! – кричал Алекс, размахивая руками. Он бросился вверх по улице, прямиком к амбару. – Уходите за ворота!
Из-за угла выскочили Кир Сфонов и еще несколько солдат.
– К водонапорной башне, живо! – приказал блондин.