– У вас очень странные представления о женственности, – хмыкнула Ника, с ногами забираясь на кровать.
– Нужно что-то дерзкое, но не вызывающее. Яркое, но ранимое…
– Я не ра…
– Таинственное, но не отталкивающее, и при этом…
– Тихо вы, – шикнула Ника, и Софи резко замолчала, с удивлением посмотрев на нее. – Честное слово, мне плевать, во что вы там собираетесь наряжать меня. Одно условие: без каблуков. Лады?
Она уже готовилась к спору и репетировала аргументы от «я должна чувствовать себя уверенно» до «кто здесь принцесса, вашу мать», но Софи снова удивила ее. Расплылась в улыбке и кивнула, а потом резко вскочила и кинулась к своей сумке, которую бросила у порога. И с таким воодушевлением принялась что-то искать в ней, что не заметила, как задела волосы, – и ее каре внезапно завалилось набок, обнажая часть лысой головы. Ника не смогла вовремя отвести взгляд, и Софи покраснела, спешно поправляя парик.
– Больное сердце, депрессия, таблетки – что-то пошло не так, выпали волосы, – просто сказала она.
– А ваш муж…
Софи рассмеялась:
– Знает, конечно! Мы с ним и познакомились в госпитале. Я стояла в коридоре, в больничной рубашке, освещая путь своей новенькой лысиной. Святой он человек, мой Давид. – Она поджала губы и очень серьезно добавила: – Если Бога не существует, то кто же создал моего мужа?
Ника не нашлась с ответом.
Потом Софи выудила из сумки огромный ежедневник, тщательно сняла мерки с Ники и еще более тщательно все записала, что-то обдумывала, улыбалась, опять что-то обдумывала и снова улыбалась, улыбалась, улыбалась – так, что у Ники в какой-то момент заслезились глаза, – и наконец объявила, что ей «все понятно», наспех затолкала в сумку все, что успело вывалиться из нее, пока она искала ежедневник, и, театрально присев в реверансе, ушла.
Ника прислонилась к двери спиной и с шумом выдохнула. Софи определенно была человеком, которого нужно принимать дозированно. Взгляд Ники упал на пол, на синий пузырек с таблетками. «Валиум»[7]. Она подняла его, немного покрутила в руках, а потом закинула в рот две штуки.
Рита ворвалась в кабинет, с грохотом захлопнув дверь. Николас устало смотрел, как его несостоявшаяся жена пронеслась мимо него к мини-бару, рывком откупорила бутылку с бренди и, наполнив стакан, опрокинула в себя.
– Ты дашь ей титул?! – прошипела она, утирая рот пальцами. Растрепанная и раскрасневшаяся, с дьявольским огнем в глазах, Рита повернулась к нему, стиснув руки в кулаки. Николас поджал губы, с прискорбием отмечая, что некогда действительно любил эту женщину. Несмотря ни на что.
– Защиту. – Николас отхлебнул из стакана и, откинув голову на спинку кресла, закрыл глаза.
– Какую на хрен защиту?! Наденешь ей корону у всех на виду, объявишь своей своре, что признаёшь наследницу, что она не просто жива и невредима, а готова продолжать твое вонючее дело?
– Тебе что, завидно? – Николас нехотя посмотрел на Риту и встретился с ее разъяренным взглядом.
Так они и смотрели друг на друга – минуту, десять, может больше. Николас – равнодушно, Рита – готовясь к нападению. Его веки дрогнули – от фантомной боли, испытанной много лет назад, когда Рита поняла, что ее дочери не было в той жуткой горе из трупов, и бросилась на него в этом же кабинете, вцепилась ногтями в кожу, исцарапала в кровь. Это было давно и уже казалось неправдой. За минувшие годы Николас уверился в том, что знает эту женщину как облупленную. Выжег из сердца, души и тела свою нездоровую любовь к ней. Но сейчас, смотря на разъяренное выражение ее прекрасного лица, засомневался. Не понимал, что ею движет. Про зависть он сказал, чтобы просто задеть ее, – глупо, по-ребячески, словно он все еще был вздорным горделивым мальчишкой, для которого наследие и великая миссия несерьезны, лишь игра на самолюбии.
Рита вдруг зарычала и, схватив стакан, запустила им в стену слева от кресла Николаса. Он и бровью не повел. Ничего нового, много раз проходили. Женщина схватилась за голову и резко опустилась на корточки, согнувшись пополам. Костяшки пальцев, сомкнутых на затылке, побелели.
– Где я просчиталась? – прошептала она, сев на пол и опершись спиной на ножку мини-бара. В ее синих глазах блестели слезы. – Скажи, Никки, где я просчиталась? Все сделала. Все сделала, чтобы она никогда и никого не любила. Все сделала… все…
Николас нахмурился и глубоко вздохнул, пытаясь усмирить бешеный стук сердца.
– Ты знал, что ее изнасиловали? А я сказала, что не верю ей. Сказала, что она сама виновата, – шептала Рита, пялясь в пустоту. – Я столько всего сделала, чтобы она весь мир ненавидела. Думала, лучше пусть сдохнет от злости, чем от любви к какому-нибудь идиоту, за которым отправится в эту вашу сраную Полосу.
Николас расстегнул пуговицу на рубашке, опасаясь, что еще чуть-чуть – и задохнется. Стакан в руке задрожал, и он поставил его на пол.
– Ты… ты… должна… ты обещала ее защищать, – выдавил он.
– Защищала! – огрызнулась Рита. – От тебя. От твоей матери. От всего вашего сброда, который верит в эти ебучие сказки про предназначение.
Она метнула в его сторону злобный взгляд и, стерев с носа слезы, криво улыбнулась. Николас резко встал, Рита вскочила следом и отступила к окну. В лживых покрасневших глазах мелькнул страх, и Николас впервые по-настоящему представил, как может убить ее. Одно движение – и все закончится. И вместе с тем ему стало нестерпимо больно видеть, как она боится его. Он провел по волосам и, отвернувшись, сказал:
– Я отдал тебе ее, потому что был уверен, что это будешь ты.
– Что?
– Все считают, что в пророчестве говорится о любви романтической, ведь Харута погибла именно из-за любви к Стамерфильду. И ведьмы думают, что справедливость восстановит только жертва во имя такой любви. Но я так не считаю.
Николас скосил взгляд: Рита вытаращилась, вжавшись в подоконник. И он ощутил мерзкое, ранее неведанное злорадное чувство удовлетворения – и на мгновение испугался его. Так мелочно с его стороны бить ее правдой, так недостойно правителя… Николас взял чистый стакан и плеснул в него бренди. Рядом с ней он становился худшей версией себя – что в двадцать лет, что в сорок. Ничего не менялось.
– Именно твоя фанатичная любовь к ней показала мне другой вариант. Что есть любовь куда крепче любви женщины к мужчине. – Николас повернулся к ней, с хмурой усмешкой отсалютовал стаканом и выпил залпом. – Именно поэтому я был уверен, что это будешь ты. Что только ради тебя она пойдет туда по своей воле, разрушит это чертово проклятие – и все наконец завершится.
Губы Риты затряслись, на висках вздулись вены. Ее глаза становились все круглее, синева выплескивалась, грозясь затопить все вокруг бездонными отчаянием и злостью; и оклус уже успел пожалеть о сказанном, возненавидел себя и за слова, и за слабость, которую испытывал к слезам этой женщины, как вдруг Рита зарычала и бросилась на него. Выбила стакан из руки, вцепилась в его лицо, и Николас едва успел схватить ее за плечи и оттолкнуть от себя, чтобы не лишиться глаз.
– Какой же ты подонок! Ты с самого начала хотел убить меня? Ведь только жертвы попадают в эту сраную Полосу, да?! – кричала Рита. – И когда? Когда это должно было случиться? Ты. Обещал. Мне. Жизнь. Мудила! – она попыталась вцепиться в его руку и зарычала, когда не получилось. Рита сдула со лба прядь. – И что, кто должен был это сделать? Сам же ты руки не мараешь. Кому из своих щенков ты бы поручил перерезать мне глотку?
Николас снова оттолкнул ее, и Рита врезалась в шкаф с книгами. Она с силой пнула стеллаж и, тяжело дыша, уткнулась лбом в полку. Оклус сжал пальцы в кулаки и глубоко вздохнул, стараясь унять гнев. Хотел прогнать ее, но вдруг плечи Риты затряслись, и она засмеялась:
– А она, значит, в мальчишку Саквильского влюбилась. Счастлив? Ты же планировал их союз с рождения. Все эти крестины и провальное заключение мира. Забыл, да? Забыл, что из-за тебя… Из-за твоих амбиций ее украли у нас! Но тебе-то что… Она все равно в него влюбилась. Ну что, теперь его убьешь? Придумал уже как?
– Пошла на хер, – прошептал Николас, отворачиваясь.
– А Стефан тоже в деле? Поэтому он держит сыночка на расстоянии и к тебе до сих пор таскается? Папаши года, мать вашу.
– Вон!
Рита хмыкнула и пронеслась к двери.
– Ты облажался, Никки. Ты охренеть как облажался, – она хохотнула. – Господь всемогущий, да ради такого зрелища даже сгнить в этом мире не страшно!
Долго Факсай сопротивлялся брату, отмахивался, отшучивался. Не верил. Ведь он сам видел, как менялся мир, как страх в глазах людей уступал место лучам солнца, вере, доброте и открытости… Он не раз пил хмель за одним столом с простаками и, закинув руку на плечо крестьянина, пел с ним гимн во славу Божию. Он крестил с простыми мужами своего первенца, не слыша ранящих сердце слов «ваша сила от лукавого». Нет, Саквий был неправ!
Глава 12. Тайна Риты Харт-Вуд
Terra caelum, дворец Саквильских.
Июль 2019 года
– Глазам не верю!
Мари с громким визгом влетела в комнату Алекса и бросилась ему на шею.
– Такое важное событие я бы ни за что не пропустила! – Девушка чмокнула его в щеку и, отстранившись, придирчиво оглядела. – Ну и уродец ты!
– Кто бы говорил!
Алекс широко улыбался, рассматривая сестру. Волосы стали короче, едва прикрывая мочки ушей, и парфюм какой-то не тот – взрослее, что ли, более терпкий и тяжелый. Дерзкий задор в зеленых глазах – точь-в-точь таких же зеленых, как у него, – но сами глаза уставшие, с россыпью мелких красных сосудов на белках, словно от недосыпа или продолжительных слез.
– Ты в порядке?
Мари закатила глаза и отстранилась. На ее губах играла улыбка.
– Конечно, что за вопросы.