Последнюю фразу Кая буквально выплюнула из себя. Алекс усмехнулся, сделав глоток, а внутри все предательски затряслось. Если пресса была такой же наблюдательной, как советница, проблем ему хватит надолго.
– Когда она поймет вашу слабость, вы пропадете. Она использует против вас все, что узнает.
Кая зловеще нашептывала ему свои опасения. В сером одеянии эта женщина была такой блеклой на фоне праздничных огней и роскошных нарядов гостей, что в какой-то момент Алексу показалось, будто ее и вовсе здесь нет, а голос звучит из его головы.
Мимо них прошел воин Алой Розы, блондин с длинными волосами в хвосте, предусмотрительно прикрывающими заостренные уши. Алекс окликнул его:
– Господин Домор!
Мужчина в замешательстве остановился.
– Прошу меня извинить, – Алекс кивнул советнице и, не дожидаясь ответа, проковылял к воину. – Мы официально незнакомы. Александр, – парень протянул руку, и Домор немедля пожал ее. – Прогуляемся?
Они отошли к светящемуся краю моста, в самую гущу тумана.
– Я давно хотел поблагодарить вас за то, что вмешались тогда, в Лондоне.
Воспоминания о случившемся были размытыми, но ощущения, которые Алекс испытал тогда, – о крови, которой напоила его Ада Блодвинг, о жажде и превращениях, о диком, разрывающем желании убивать, – этого он забыть не мог. До отъезда в Эхертаун Мари много раз пыталась вывести его на разговор, но Алекс отмахивался, отшучивался, потом злился, и они ругались, и он просил больше никогда не поднимать эту тему. Но Домору всегда хотел сказать спасибо. Потому что, если бы он не вмешался, один черт знает, чем бы это закончилось.
– Это моя работа, – голос воина прозвучал холодно, но взгляд стал любопытным, и Алекс немного расслабился.
– Хорошая у вас работа. Полезная. Не сочтите мой вопрос неправильным, но вы прямой потомок эльфийского народа?
– Полукровка, Ваше Высочество, как и все ныне живущие эльфы, – улыбнулся Домор, опершись на одну из сверкающих башенок.
– Но это правда, что ваш народ умеет чувствовать свершение магии там, где человеческий глаз ее не видит?
Илан нахмурился и медленно кивнул. Алекс глубоко вздохнул. Колкие мурашки устремились вверх по рукам. Идея пришла ему в голову минуту назад, и он даже толком не обдумал ее.
– Вы наверняка слышали о сожжении военной базы на нашей земле? Не хотите ли на днях наведаться туда со мной и моим товарищем?
– Вы что-то подозреваете?
Алекс промолчал, взглядом давая понять, что здесь говорить не будет. Когда Домор согласился, Алекс с благодарностью кивнул и огляделся. Кая Светуч по-прежнему стояла на противоположной стороне и вела непринужденную беседу с Владиславом Долоховым. Как странно… Какой бы скользкой ни была эта женщина, она презирала Долохова так же, как и вся его семья. Алекс прежде не видел их рядом, да еще и вдвоем.
Илан попрощался с ним и направился к своей принцессе. Репортеры уже покинули площадку, и Алекс позволил себе без стеснения смотреть на нее. Рука машинально метнулась к татуировке за ухом, и он улыбнулся. Илан наклонился к Нике и что-то сказал, кончиками пальцев касаясь ее спины. Как и всегда, лицо у воина было бесстрастное, взгляд – спокойный, движения – уверенные. Но Алекс смотрел на его пальцы, едва касавшиеся спины Ники, и было в этом что-то неправильное, что-то, чего не прочтешь на лице, не увидишь в глазах, не заметишь в движениях. Ника кивнула Домору и позволила себя увести. Алекс смотрел им вслед и с такой силой сжимал бокал, что в итоге тот треснул и рассыпался в его руке, порезав ладонь. Мимолетная боль охладила его пыл.
Он ее оберегает. Как воин – свою принцессу. Как защитник – госпожу. Как мужчина оберегает женщину. Как я не могу.
Позже Мари сказала, что со стороны их общение с Никой выглядело приторно милым и что если бы она не знала всей предыстории, то подумала бы, что они искренне обременены обществом друг друга.
– Ты прекрасный актер, мой юный господин, – едко шептала она, сидя рядом в машине по дороге домой. – Только в следующий раз следи за руками: все время так и норовил потискать ее.
Алекс закатил глаза. Рядом с Мари сидел Кир. Опустив голову ей на плечо, парень дремал, а сестра уставилась в окно, машинально поглаживая его по руке.
– Как думаешь, этот воин…
– Илан Домор. И не делай вид, что не знаешь его имени, – ты же фанатеешь по нему, как малолетка, – фыркнула Мари.
– Это в прошлом!
– Ах, ну конечно, в прошлом.
– Ты дашь мне договорить или нет?
– Да знаю я, что ты хочешь сказать, – Мари подавила улыбку. Взгляд ее снова сделался усталым, в зеленых глазах мелькнуло сочувствие. – Если сам ничего не собираешься делать, не мешай им, хорошо? Хоть в этом не будь эгоистом. – На ее лице вдруг мелькнул испуг, и она поспешила добавить: – В смысле, не будь эгоистом. Просто не будь им сейчас.
Кем была Харута, мне неведомо. И сама она не знала. Говорила, что ее нашел Саквий: девчонка лет пяти сидела в лохмотьях на берегу реки, в которой он крестился. На ее шее блестел крест, а глаза – синие-синие, как магическое пламя, как вода на глубине, как ночное небо, – горели ярко и призывно. И сам Саквий, уже несший в себе этот огонь, принял ее сразу.
Глава 13. Откровения
Следующим утром все газеты пестрели громкими заголовками о прошедшей церемонии титулования. Конечно, особое внимание журналисты уделили появлению ведьмака Нукко. «Надменный маг», «фарс», «слуга наследницы» – самые популярные определения его пребывания на мосту. Найк Крамар посвятил несколько абзацев рассуждениям о том, что же такого сделала принцесса, раз уж самый скрытный ведьмовской клан удостоил ее своим вниманием. «Дружеские объятия, трепетный поцелуй в лоб – чувства, совершенно несвойственные этому народу. Кажется, наша принцесса действительно дьявольская, раз уж ей удалось склонить на свою сторону этого мужчину. Бойтесь, ignis populus[9], Николина Харт-Вуд – куда больше Стамерфильд, чем все вы думаете».
– Сучий потрох, – Ника вновь и вновь перечитывала статью. – Откуда тебе вообще знать, что им свойственно, а что нет? Ты же впервые его видел вживую!
Также, по мнению Крамара и еще десятка его соратников, «дьявольская» принцесса и наследник-мученик terra caelum с трудом («скрипя зубами») выносили общество друг друга. «Сколько страсти и желания к мудрому ведению мира в глазах юных heredes[10]», – издевался Крамар, иллюстрируя написанное фотографией, на которой Алекс и Ника держались за руки, связанные Нитью Доблести и Преданности. Они напряженно смотрели друг на друга, плотно сомкнув челюсти: Алекс – в попытке контролировать пробудившуюся душу, Ника – от боли в сломанном пальце.
Однако некий Э. Юсбис, журналист terra caelum, опубликовал совершенно иную точку зрения. В его статье не было ни громких высказываний, ни ярлыков и нудных рассуждений о ведьмах, дьяволах и прочей чепухе – лишь подборка фотографий под витиеватым заголовком: «Долг перед народом обрекает жертвовать истинными желаниями». Снимки были уникальными – таких никто не сделал, даже длинноносый Найк Крамар: поцелуй руки, которым Алекс благодарил Нику за танец; его объятия для первого совместного фото, напряженные пальцы на ее талии; и два отдельных кадра с изображением татуировок созвездия Гончих Псов – на руке у нее и за ухом у него.
Оказалось, что это та самая молодая журналистка, осмелившаяся задать вопрос Нукко, робкая блондинка с трясущимися руками и дрожащим голосом. Эмма Юсбис. С комом в горле Ника рассматривала эти провокационные фото, глубоко пораженная тем, что Алекс тоже запечатлел звезды на своем теле.
– Надо срочно придумать правдоподобную версию этих рисунков, – говорил Михаил. – Мы не можем позволить народу развивать тему.
– Скажите, что так в Англии выглядит вид на жительство, – буркнула Ника.
Михаил что-то ответил, но она не слушала: сверлила взглядом фото, тщетно пытаясь избавиться от противного, скребущего ощущения в груди. Как бы сильно Ника ни злилась на Алекса, скучала она по нему куда сильнее. Ей так не хватало ночных откровений и возможности снять маску, быть искренней, не боясь показаться глупой, поломанной или сумасшедшей. Она скучала по дикому, сводившему с ума ощущению контроля, которое приходило каждый раз в моменты их близости. И по надежде. До того года в «Форест Холле» Ника и не знала, что умеет мечтать, желать чего-то хорошего и быть счастливой. И что же теперь? Ника с прискорбием осознавала, что, возможно, понимает поведение Алекса, что с их мрачными тайнами и титулами нет другого пути, как просто не дышать рядом друг с другом. И теперь ей придется перевирать все, что было так важно для нее, даже такие сокровенные, казалось бы, мелочи, как звезды на руке. Но дело было не в самом вранье – она просто боялась. Боялась, что однажды так сильно закопается во лжи и притворстве, что поверит в них.
Ника скомкала газету и уже собиралась бросить ее в камин, но в последний момент передумала и сунула в карман толстовки.
Тем временем в terra caelum Стефан смотрел на происходящее совсем под другим углом, и Алексу не один день приходилось выслушивать тирады относительно той публикации.
– Необдуманно! Позор! Ты как маленький ребенок! Ты совершенно не готов занять мое место!
Мари предприняла несколько попыток образумить отца, уверяя, что это все выдумки журналистки и что на самом деле Ника и Алекс никогда даже не дружили, но тщетно. И если бы не громкое заявление Кира Сфонова спустя неделю после церемонии, одному лишь богу известно, чем бы закончились сетования оклуса. Приехав во дворец поздно вечером, воин собрал Саквильских в тронном зале и сделал Мари предложение.
– Этот мир ошибся, послав мне не того сына, – буркнул Стефан в сторону Алекса, пока Эстелла, утирая слезы, обнимала обручившуюся пару. – Избавься от этого позора: заклей, замажь, если надо – вырежи! Скажем, что журналистка сама дорисовала для фото.