раннице.
– Ничего не понимаю. Бабушка сказала, что эта книга передавалась внутри династии от женщины к женщине. И бабушка передала ее мне. Если я – наследница Харуты, которой доверял твой отец, то почему она мне не открывается?
– Отец сказал что-то вроде: есть тайны, которые нельзя делить надвое.
Ника закатила глаза и со скепсисом взглянула на книгу. Сил выносить их философскую болтовню у нее не было.
– Ты что-нибудь знаешь о пророчестве?
Севиль покачала головой, а затем потянулась к ней.
– Можно?
Ведьма взяла ее за руку и развернула ладонью вверх. Долго всматривалась в линии, прежде чем отстраненно сказала:
– Своих детей у вас не будет, но вы это и так уже знаете, да?
Ника пожала плечами, не понимая, какое это имеет отношение к происходящему. Нет, о том, что детей у нее не будет, наверняка она, конечно, не знала, но в глубине души давно рассчитывала на это, и если бы сейчас не была озадачена другим, то непременно порадовалась бы новости.
– Все закончится, когда мы придем к истокам, – прошептала Севиль, водя пальцем вокруг их с Алексом имен, – и у власти не будет будущего.
Плеснув в стакан бурбон, Николас опустился в кресло и едва успел закрыть глаза, как услышал скрип. Часть стены напротив него отъехала в сторону, и в кабинете показался Стефан Саквильский. В темных напомаженных волосах застряла паутина, рукав джемпера в пыли. Скользнув по Николасу взглядом, мужчина прошел к столику с алкоголем, наполнил стакан виски, сделал щедрый глоток и, увидев отражение в стеклянной дверце шкафа, нетерпеливо стряхнул грязь с волос.
– Еще одно убийство, – бросил он и опрокинул в себя остатки виски. – На этот раз точно вампир. Десятки мелких отметин в форме полумесяца – как и говорила твоя дочь.
Стефан снова наполнил стакан и занял кресло рядом с Николасом. Изможденный, лоб в морщинах, щеки опущены, словно от тяжести мешков под глазами. Николас молча смотрел на него. Знал, что пока Стефан не выговорится, встревать с репликами бесполезно. Они встречались по меньшей мере раз в месяц. Их резиденции соединял древний проход – длинный и узкий тоннель, не предназначенный для пеших визитов, но лет десять назад они создали портал, значительно сокращавший расстояние от дворца до замка.
– И я даже не знаю, что меня больше раздражает, – продолжил Стефан. – То, что я не понимаю, откуда взялись эти вампиры? Или что делали жертвы у подножия завесы Морабата? Или то, как сияет лицо Светуч после очередного убийства? Ты что думаешь?
– Нике я верю: вампиры, живущие в Морабате, никого не трогают. С их предводителем Тао я знаком.
– Но они животные! Мораль моралью, но сущность…
– Если собаку долго дразнить куском мяса, она в итоге перепрыгнет через забор.
– И я так думаю, – вздохнул Стефан.
Николас отхлебнул из стакана и откинулся на спинку кресла, фокусируясь на тихом треске горящих в камине поленьев. Он разделял и волнение, и раздражение Стефана. В terra caelum ближайшее к Морабату поселение находилось в сотне километров – куда дальше, чем крепость Шейфиля от границ леса в terra ignis. И то, что жертв находили у самой завесы, подводило лишь к одному выводу.
– Кто-то их заманивает, других вариантов нет, – озвучил Стефан его мысли.
– Чтобы доказать, что моя дочь действительно нацелилась на уничтожение твоей земли?
Николас прищурился, сверля Стефана взглядом.
– Нацелилась по твоей инициативе, – уточнил тот и мрачно усмехнулся.
– Точно. Только ты уж извини, но мне совершенно невыгодно подставлять Нику под удар. Нам она нужна живой.
– И в этом еще одна проблема.
Стефан оставил пустой стакан на столе и устало потер переносицу. О своем разговоре с Ритой Николас так ему и не рассказал. Они со Стефаном никогда не были друзьями, никогда не лезли в личные жизни друг друга, но их вынужденный союз породил между ними необъяснимую, болезненную зависимость. Политика наблюдать и не вмешиваться, отражавшая всю суть правления оклусов, теряла свою актуальность. Их земли были в опасности, границы сжимались с каждым десятилетием, магия Полосы Туманов поглощала территории. Настало время действовать, но ни Стефан, ни Николас не были к этому готовы. Ими двигала память предков – предков, которые поддерживали то, что создали задолго до них, и в эти тайные встречи оба пытались нащупать верный путь в будущее.
– Когда это закончится, Николас?
В зеленых глазах Стефана блеснул укор. Он никогда не разделял решения держать Нику вдали от terra, но если раньше Николас считал, что всему виной Рита, к которой Стефан испытывал слабость (конечно, это не секрет), а потому не мог простить ему, что теперь Рита живет вне зоны его досягаемости, то сейчас, пожалуй, разглядел в этом другой посыл, и его впервые по-настоящему одолели сомнения. Да, тогда он на самом деле считал, что все сделал правильно. Известная им часть пророчества гласила: когда наследница Харуты и Стамерфильда добровольно, движимая чувством любви и справедливости, ступит на землю Полосы Туманов, чтобы вернуть к жизни то, что потеряла (или кого?), проклятие будет разрушено, Полоса откроет врата и все невинно убиенные вернутся к жизни. И Николас думал, что, если у Ники, кроме матери, никого не будет, это ускорит процесс, и ради этого он был готов избавиться от Риты. Николас убеждал себя, что это единственная причина, почему он принял такое решение, но в глубине души давно знал, что были еще две другие. Первая: он хотел отнять у Стефана предмет его воздыханий. Вторая: он не хотел привязываться к дочери, понимая, что рано или поздно ей придется умереть. Три причины. И какая из них на самом деле толкнула его на то решение, Николас до сих пор не знал.
Он откашлялся и поморгал, прогоняя тяжкие мысли.
– С проклятием Полосы мы разберемся, время еще есть. Сначала нужно понять, кто зачинщик провокаций на твоей земле. Есть информация по Долохову?
Стефан покачал головой. Они оба знали: Долохов неуловим. Слежка не помогала – он растворялся в воздухе, ускользал от самых лучших следопытов, что приводило их к мысли о третьем мире и неизвестных землям порталах, вспышки которых регулярно засекал экран Центра отслеживания. Это же подтверждало и открытие Илана Домора.
– Я бы не сбрасывал со счетов Каю Светуч. В прошлом году она угрожала мне тайной Александра, и мне пришлось дать ей немного власти – выступать в церкви на собраниях, продвигать свою идеологию про бдительность и право любого жителя земли убивать нечисть, если та встретится на его пути, – Стефан хмыкнул. – Мы держали руку на пульсе. Если бы развернулся глобальный самосуд, мы бы приняли меры, но, на удивление, все прошло ровно – лишь пара жертв. – Николас вскинул брови, и Стефан отмахнулся: – Две женщины из глубинки, местные приняли их за ведьм.
– И что с местными?
– Оштрафовали.
– Оштрафовали за убийство?
– Поверь, они такие бедные, что штраф хуже тюрьмы.
Николас воздержался от комментариев. После того как он узнал о контракте Александра, вмешиваться в дела Стефана, как и разбираться в его политике, ему совершенно не хотелось. Да, ему выгодно, чтобы Стефан как можно дольше оставался у власти, но, если случится переворот и тот лишится трона, Николас сможет защитить свою землю: у него армия магов и налаженные контакты с ведьмами благодаря матери. Поэтому пусть Стефан делает что хочет, пока его земли это не касается.
– Я, собственно, пришел сегодня не просто поболтать. Хочу ослабить бдительность Каи и Совета. Может, это развяжет ей руки. Думаю, мы могли бы устроить совместный бал в новогоднюю ночь, а ей дать возможность действовать.
– Неплохо, – кивнул Николас. – Возьми моих ребят для слежки. А мы можем собраться в Алтавре.
Стефан кивнул и залпом допил виски.
– А что касается Николины… – протянул он.
– Я обещал матери пока не вмешиваться. Пусть знакомится с землей, пусть общается с кем хочет. Жертвенность ей чужда, но…
– Да уж, твоя Рита…
Николас метнул на него уничижительный взгляд, и Стефан, фыркнув, замолчал.
– Она близка с твоим сыном. Если хочешь, чтобы все это быстрее закончилось, будь добр, поспособствуй их сближению. Помнится мне, когда-то ты сам это предложил.
Стефан с достоинством выдержал его взгляд, и Николас в который раз поразился принципиальности этого мужчины. Если Александр и вправду станет тем, из-за чьей смерти Ника готова будет зайти в Полосу, Николас не сомневался: Стефан своими руками убьет сына. И не ради спасения земли, а ради того, чтобы доказать ему, Николасу, и всем вокруг благородство его династии. Его, а не Стамерфильдов.
Любила ли Харута Стамерфильда или саму идею свободы и равенства, что он нес, мне неведомо – так же, как неведома истина о Стамерфильде. Был ли Саквий прав в том, что воин, ощутив свою власть над людьми, пожелал стать их единоличным правителем, или же просто зеленоглазый маг сгорал от ревности и злости? Не мог же он не понимать, что раз уж и любимая сестрица, девочка, которую он когда-то спас и привел в семью, внемлет не его речам, а речам варвара, то Саквий теряет и людей, и магов…
Глава 15. Снежный бал
Terra caelum, Эхертаун.
Декабрь 2019 года
В этой церкви, стоявшей в центре Эхертауна, всегда было многолюдно. Возможно, всему виной были приближенность к завесе Морабата и желание местных жителей, боявшихся всего ведьмовского, день и ночь молиться за благополучие своих семей. Но важно не это. Главное, что Доминик Алиат мог прийти сюда в любое время и, затерявшись в толпе, спокойно наблюдать за Мари.
За прошедший год он приходил сюда раз пять, не меньше. Все хотел обозначиться, сказать «привет» или случайно задеть плечом. Сверлил взглядом ее затылок, одновременно желая, чтобы она обернулась и заметила его и чтобы никогда не оборачивалась. И дело было даже не в том, что он должен передать ей, а в страхе: вдруг Мари не узнает его или, чего доброго, испугается. Доминик сильно изменился. Иногда он смотрел на себя в зеркало и видел лишь жалкую копию, неудавшегося брата-близнеца, сильно исхудавшего, болезненного и погасшего. Последнее, чего он хотел от Мари, так это жалости.