осуровело, губы превратились в тонкую линию. Он даже ускорил шаг.
Ника сжала его ладонь и слегка дернула вниз.
– Эй…
Домор вздрогнул и посмотрел на нее.
– Прости. Задумался.
Ника остановилась перед ним, плотнее завернулась в плед. Они дошли до края охраняемой территории поместья. Впереди – пустынный каменистый берег, и ветер без преград ощущался сильнее. Стал холодным и настырным, трепал искусственные волосы, забирался под одежду. Домор снял с головы парик и небрежно засунул в карман, а потом нехотя перевел взгляд на Нику.
– Как ты попал на службу к оклусу, расскажешь?
– Тебе не нужно это знать.
– Но я хочу.
Домор выдержал ее пытливый взгляд и пожал плечами. Вышло слишком беззаботно, чтобы Ника поверила в его равнодушие. Он выпустил ее руку и сел прямо на камни.
– Если коротко, я убил человека, а твой отец спас меня от тюрьмы. Мол, отслужу ему пять лет – и все, свободен. – Домор едко улыбнулся. – Пять лет – такова цена отнятой человеческой жизни, если владеешь уникальными фокусами, ведь таких, как я, больше нет. А знаешь почему?
Ника села рядом с ним, затаив дыхание. В голосе Домора было столько злости, что стало опасно. Но не так опасно, как с Алексом: рядом с воином Ника знала, что ей ничего не грозит, что его злость направлена на кого угодно, но только не на нее.
Илан занес ладонь над камнями, и к его пальцам потянулись светящиеся нити – такие же, как те, что проткнули тела Блодвинг и Валери на детском кладбище у пансиона прошлой весной. Домор медленно двигал пальцами, поддевая нити, сплетая их между собой, пока светящийся хаос не превратился в клинок. Ника вытаращилась, а эльф, перехватив ее взгляд, хмыкнул и провел пальцем по острию – на коже выступила кровь.
– Я могу вытащить магию отовсюду, где она есть. Или в ком она есть.
– Так вот что ты сделал тогда со мной, – выдохнула Ника, вспоминая жуткое ощущение паралича, в которое погрузил ее Домор, когда вытащил с кладбища и оставил на привокзальной площади terra. – Но я не умерла…
– Нет. Я воспользовался магией из твоего тела, а магия хозяина убить его не может. А эта штука, – Домор покрутил светящийся клинок в руках, – эта штука может.
Ника, как завороженная, смотрела на оружие в его руках, отмечая, что оно не полностью самостоятельно, потому что подушечки пальцев Домора мерцали и рябили – как магниты, питавшие эту странную, необыкновенную магию. Ника вспомнила Блодвинг и Валери. Как у второй потекла кровь, а безликая исчезла, и поняла наконец, почему так произошло. Открыла было рот, чтобы спросить у Домора, зачем он лишил жизни ту невинную девчонку, но прикусила язык: его взгляд потух, на лице застыла вымученная гримаса. Кажется, он страдал.
– И кого же ты убил?
Домор растер светящийся клинок пальцами – и тот исчез, будто ничего и не было, и камни между ними снова стали черными, едва различимыми в ночи.
– Мою сестренку… кхм… мою сестренку изнасиловали и убили. Ей отрезали уши и затолкали в горло, чтобы кричать не могла, а потом вспороли живот. Говорили, что хотят посмотреть, как там у эльфийских выродков все устроено, – Домор плевался словами. Голос его хрипел и срывался на шепот, в светлых глазах заблестели яростные слезы.
Ника стиснула зубы:
– Надеюсь, ты тоже посмотрел, как все устроено у столичных выродков.
– Нет, Ника, не посмотрел.
– А что ты сделал? Скажи что?
Домор заглянул ей в глаза и прищурился, на его лице мелькнуло что-то похожее на удивление, но Ника отмахнулась. Понимала, что спустя годы все еще ищет оправдание своему поступку – не может найти в себе, но ищет в ком-то другом. Каждый раз хватается и испытывает хоть и недолгое, но такое желанное удовлетворение…
– Хочешь в подробностях?
– Хочу.
Домор неопределенно хмыкнул и вдруг прикоснулся пальцем к ее нижней губе, медленно провел вниз, к подбородку. В его пытливом взгляде не было ничего заискивающего, кричащего – только холод и что-то необъяснимо болезненное, даже жалостливое.
– Кто же тебя так?
– Еще один столичный выродок, – процедила она, тряхнув головой. Домор убрал руку. – Так что ты сделал? Говори!
– Одному отрезал стопы, второму – член. Затолкал в глотки. Потом сидел, ждал, когда подохнут. Оружие не нашли, и теперь ты знаешь почему, но я и не пытался скрыться. Просто сидел и ждал, когда придут, и сам все честно рассказал.
Посмотрев на море, Домор поднял с земли камушек и запустил в воду. Ника сглотнула. В их первую встречу в замке она бы никогда не подумала, что этот сдержанный, холодный человек мог так извращенно убивать. Да и в целом убить, сам, без приказа. Но потом она вспомнила, каким было его лицо, когда он проткнул Блодвинг и Валери, и все поняла.
Подцепив края сползшего с плеч пледа, Ника обняла себя руками и тоже уставилась на море. Ветер, соленый и холодный, щипал кожу, выжигал ярость, уносил с собой – вперед, к границе миров, которую никогда не увидеть воочию.
– Ты жалеешь?
– Что они сдохли? Нет.
– О чем же ты жалеешь?
– Что они сдохли от моей руки.
– Но они заслужили!
– С этим я не спорю. Заслужили. Но до того дня я не знал, на что способен. – Уголок его губ дернулся. – Каким чудовищем могу стать, если не научусь сдерживаться. Пугает не убийство, а то, во что оно тебя может превратить. Когда смотришь в зеркало и видишь урода. Понимаешь?
Из глаз невольно брызнули слезы, и Ника, скрипнув зубами, украдкой промокнула глаза. Домор вдруг усмехнулся:
– Ты первая после Дофина, кому я об этом рассказал. Кто бы мог подумать…
Ника кивнула и, не сдержавшись, шмыгнула носом. Ей вдруг так захотелось прижаться к нему, обнять крепко и повторять снова и снова, что она понимает, что и сама только об этом и думала и что не хочет, чтобы он уходил (черт возьми, так не хочет!), хотя всеми силами желает ему свободы от отцовского контракта, и что, возможно, причина ее эгоистичного порыва в том, что она и сама хочет свободы, но пока не понимает, как ее получить, и, если Домор по-прежнему будет рядом, ей станет чуточку легче. Ника снова вспомнила о том, как Алекс просил ее о помощи, а она сбежала и до сих пор не поговорила с ним, и вдруг поняла, что не имеет права держать Домора. Это они с Алексом повязаны, это им нужно решать, как выбраться из всего – убийств, проклятий и своих спутанных чувств, – а Илану Домору здесь места нет. И как бы ей ни хотелось другого, Ника должна вернуться в замок и попросить отца освободить воина от ее охраны. Если Николасу угодно держать кого-то при ней, пусть найдет другого.
– И что, – подал голос Домор, – кто-нибудь пришел тебя защитить?
Вопрос прозвучал так неожиданно, что Ника поначалу растерялась. А потом разозлилась и выплюнула резкое «нет».
– Мне жаль.
«Мне тоже жаль», – хотела сказать Ника, но вытолкала эту мысль из головы. Игнорируя взгляд Домора, она поднялась на ноги и скинула туфли. Холод мгновенно схватил за пальцы, но ей это и было нужно. Вспоминать, как первые разы с Сэмом она ждала, что вот-вот придут отец или мать, что они спасут ее и ей не придется делать то, что в итоге сделано, Ника больше не хотела. Как бы там ни было, Сэм Бэрри получил по заслугам, а убийцей стала именно она, и этого не исправить.
Из мыслей ее вывел скрежет, донесшийся откуда-то из-за спины. Ника и Илан разом оглянулись. Никого. Только шум волн, бившихся о скалы. А затем снова. Рычание – тихое и протяжное, подхваченное ветром и разнесшееся по пустырю. Домор резко подскочил и протянул Нике руку, кивком указав в сторону поместья. Не раздумывая, Ника потянулась к нему, но даже дотронуться не успела: нечто огромное и светлое прыгнуло на нее, сшибло с ног и пригвоздило к месту. Дыхание сперло, в груди разлилась боль, от удара головой о камни из глаз посыпались искры. И вместе с тем необузданная, неуправляемая ярость Джей Фо вырвалась изнутри, трансформируясь в острые когти и зубы. А может, не было никаких зубов и когтей – только игра подсознания.
Оскалившись, она приклеилась взглядом к существу и стиснула пальцы на лапах, прижимавших ее к камням. Ощутила, как когти вонзились в шерсть, проткнули кожу и зловонное дыхание обдало лицо. Оно рычало, лязгая зубами, пыталось дотянуться до ее шеи, а Ника брыкалась, отбивалась изо всех сил, где-то глубоко внутри упиваясь предвкушением долгожданной схватки. Схватки, которую она ждала много лет.
Ника извернулась и с диким ревом вцепилась в шею существа, и они кубарем покатились к воде. Боли не было. Холод исчез. Остались только азарт и неуемное желание выжить. Победить. Убить. Ника не помнила, в какой момент человеческий разум полностью отключился. Как и в случае с Сэмом, она будто наблюдала за всем со стороны, а волчица в ее теле по-звериному управляла ситуацией. Противник с чудовищной силой кусал руки, шею и тянулся длинными тощими лапами к глазам. Они упали в ледяную воду. Воспользовавшись моментом, Ника схватила существо за плечи и ударила головой в лоб. Оно зарычало, лязгая зубами, а потом глаза обожгло яркой желтой вспышкой. Животное взвыло, вскочив на задние лапы, туловище с выступающими ребрами выгнулось дугой. Ника часто заморгала, и в путаных, расплывающихся образах разглядела силуэт Домора позади нападавшего. Он держал его на расстоянии вытянутой руки, нанизанного на светящиеся нити иглами, торчавшими из пальцев.
– Маркел… – прошептала Ника. – Маркел, ты там?
Рев затихал, монстр перестал брыкаться и постепенно обмяк. Домор подхватил его под лапы и опустил на камни. Ника сглотнула, в ужасе наблюдая, как светлая шерсть растворяется в окровавленной коже, как морда трансформируется в знакомые черты лица, а на виске проступает шрам. Алекс лежал без сознания, по колено в воде, и Домор вытащил его на берег, а затем снял с себя плащ и накрыл.
Ладони защипало от соленой воды, и Ника поспешила подняться. Ее трясло – то ли от холода, то ли от увиденного, этого она еще не поняла. Просто таращилась на Алекса, отказываясь верить тому, что только что произошло. Он превратился. Не просто клыки и шерсть, а полностью обернулся айтаном – тем самым, которого Ника на протяжении многих дней видела, блуждая по воспоминаниям Джей Фо.