Ника посмотрела на Алекса и, шмыгнув носом, продолжила:
– Я спросила их как-то, почему они живут здесь, почему не хотят перебраться ближе к центру, где есть условия для жизни, ведь оклус готов им это дать. Знаешь, что они ответили? Им неинтересно. Представляешь? Им неинтересно с нами – столичными жителями! Они не знают, о чем с нами говорить. Наши предки так сильно хотели забыть все, что произошло при создании этих земель, что стерли целый пласт знаний. Я столько дней провела в библиотеке в попытках найти хоть что-то о временах Харуты, о том, как жил Стамерфильд… но кроме имен и сухих дат – ничего. Подумать только, в этом мире есть пророчество, но никто до сих пор, за столько лет, так и не узнал, в чем его смысл. Не говоря уже о том, чтобы кому-то было дело до проклятых айтанов…
Ника часто заморгала, прогоняя слезы.
– Но именно душа этого айтана подтолкнула меня пойти в Морабат, и это было лучшим решением. Чем не знак? Может, я наконец нашла свое место? Я не знаю наверняка, пока не знаю, но если это так, то я хочу сохранить его. А не это все – с масками, мишурой и дурацким блеском. Хочу разобраться во всей этой чертовщине, чтобы… если вдруг когда-нибудь кто-то, такой, как я или ты, запутавшийся и потерявшийся, столкнется с тайной, чтобы были люди, которые помогут ему, ответят на вопросы. Не юля, не боясь быть услышанным там, где его слова под запретом. Свобода от предрассудков – это так важно. Важно жить и не прятаться. Понимаешь? – Слезы текли по щекам, но Ника их даже не смахивала. – Я не знаю, как разрушить проклятие, не знаю, каким образом моя жизнь связана с Полосой, но это вопрос времени – я обязательно добьюсь правды. Но… даже если мне удастся вытащить из себя душу Джей Фо, я никогда не стану обычным человеком. Я тоже ношу в себе частичку магии, и я хочу найти способ жить с такими, как я, – Ника глубоко вздохнула, собираясь с силами сказать то, что внезапно открылось ей. – А ты… мне кажется, ты другой. Мы с тобой повязаны проклятием, о котором не просили. Это случайность, понимаешь?
– Все, что происходит, – это череда случайностей, разве нет? – голос Алекса сорвался на хрип. Он прокашлялся.
– Может, и да. Но это ведь ни к чему не обязывает – ты думал об этом? Когда-то ты хотел заслужить любовь отца, хотел править родной землей, потом хотел рисовать, заниматься архитектурой – в этом нет никакой магии и никаких случайностей. Случайность – это то, что произошло с нами, и это не дает тебе получить то, чего ты на самом деле хочешь. Мы… – Ника запнулась. Ее губы затряслись, и слезы с новой силой брызнули из глаз. – Мы… Мы мучаем друг друга, разве ты не видишь?
Алекс сверлил ее взглядом, и Ника отвернулась, уставившись на огонь в горелке, не в силах сказать ему все в лицо. Есть такая правда, которую умом понимаешь, точно знаешь, что это правильно, но сердцем – нет, сердцем не поймешь до последнего.
– Возможно… возможно, будет лучше, если мы разойдемся. Это ведь ничего страшного, что не получилось, правда же? Я… я не знаю, я ни с кем до этого… да неважно… Пока я не пойму, как вытащить эти души, пока ты не научишься снова контролировать… Так зачем… На твоей земле умирают люди, у нас тут тоже не все гладко, и… не лучше ли направить силы на это? – Ника заговорила быстрее, боясь сбиться с мысли и разрыдаться. – Вместе мы сильнее, но это не про нас. Порознь, Маркел, от нас будет больше толку. Возвращайся к себе, забери Севиль и дай ей защиту. Мне кажется, она… – Ника глубоко вздохнула и на секунду прикрыла глаза. – Ты дорог ей. Наладь отношения с отцом или закрой ему рот, в конце концов, и больше не позволяй делать то, что он делал, а потом займи его место. Ты сможешь, ведь народ тебя любит. А если нет, то полюбит, ведь Кая Светуч поймет, что я не представляю для нее опасность, и будет помогать тебе править. Сохрани мир, который Саквильские строили до тебя… Возможно, твое предназначение в этом? Держать своих подальше от всего потустороннего. Держать их подальше от…
Ника не успела договорить: Алекс подался к ней и обхватил ее лицо руками. Его дыхание обожгло губы – и сердце забилось быстро-быстро, в крови забурлил адреналин. Опасность! Все кричало ей об этом, и Ника вдруг ощутила забытое чувство эйфории, как тогда, в ванной пансиона и в бассейне, – где угодно, когда они были вместе, когда любили друг друга, рискуя выпустить монстра. Ника вцепилась в его плечи, а Алекс задел губами ее губы. И ей так хотелось прижаться к нему, поцеловать глубоко, сильно, крепко. Начать задыхаться – от страха, возбуждения, предвкушения, – но что-то внутри нее сломалось. А может, наоборот, починилось наконец и поняло, что все это совсем неправильно и, кроме очередного страдания, ни к чему не приведет.
Алекс прижался лбом к ее лбу, задержался ненадолго, а затем оставил на коже влажный поцелуй и отстранился. А Ника, хоть и понимала, что все правильно, едва сдерживалась, чтобы не закричать об обратном. Зелень его глаз тронула легкая краснота.
– Я тебя люблю, – тихо сказал он. Слова прозвучали с чувством, но без горечи. – Но… ты права: мы сильны не вместе, а порознь.
И я тебя люблю. Мальчика из детства. Монстра. Мечтателя. Слабака. Дурака. Любовника. Лучшего друга. Я. Тебя. Люблю. Но совершенно не знаю, как быть с тобой.
Ника сглотнула, силясь вымолвить хоть слово, но слова не шли. Может, в другой раз…
– Как в старые добрые времена, – послышался за их спинами веселый голосок.
Ника и Алекс одновременно вздрогнули и, отскочив друг от друга, резко обернулись к веранде. Мари с бокалом вина стояла на ступенях. Блестящая маска была сдвинута на лоб, в зеленых глазах плескался задор.
– Твой прелестный охранник уже хотел идти за тобой, – улыбнулась она, заискивающе поиграв бровями. Ника опешила. – Сказала, что встречу вас. И он ушел.
На лице Мари – сплошное веселье и ни капли стыда или сожаления за сказанное в Центре. Ника скосила взгляд на Алекса и не заметила никакого напряжения. Ей стало противно. Какой бы запутавшейся Мари ни была, но никто из них не заслужил от нее такого откровенного лицемерия в свой адрес.
– Я устала, – Ника коснулась плеча Алекса, и он накрыл ее пальцы ладонью.
– Спокойной ночи, – Алекс легонько сжал ее руку, и Ника улыбнулась ему.
– Пока, Мари.
Ника зашла в пустой праздничный зал и зажмурилась, ослепленная его блеском. Мысли и чувства толпились в голове, сердце, душе; в груди было тяжело, ей хотелось закричать или напиться, забыться, все разом решить или просто уснуть и не думать. Не думать. Не думать. Ника побрела к лестнице, лениво задевая праздничную мишуру, свисавшую с потолка, когда Мари ее окликнула.
– Нужно поговорить, – она кивком указала на лестницу. Былой задор улетучился, и ее по-детски наивное лицо стало непривычно суровым.
Они присели на нижнюю ступеньку.
– Только не надо… – начала было Ника, но Мари вдруг замотала головой и, запустив руку в карман белоснежного праздничного платья, вытащила какой-то предмет, завернутый в бумагу.
– Есть шанс, что ты можешь найти информацию о вашей с Александром одержимости, – тихо сказала она.
А потом поведала о встрече с Домиником. Соглашаясь на разговор с Мари, Ника готовилась к извинениям или как минимум объяснениям того, что случилось в Центре отслеживания, но никак не к этому. Мари рассказывала о матери Доминика, его причастности к неизвестной земле и таинственной лаборатории, и чем дальше она говорила, тем сильнее у Ники отвисала челюсть. Лидия уверяла, что Клементина Алиат непричастна к их похищению. Врала ли она или действительно верила ведьме? И как, черт возьми, мать Доминика попала во дворец, с его-то защитой? Кто ее вписал в круг приближенных?
– У нас есть союзник там. Да, не ахти какой, без особой власти, но… – глаза Мари вспыхнули надеждой. – Но разве это не шанс? Я слышала, что ты говорила Александру, и я… Ника, я знаю, как он страдает. И пусть мне тяжело понять тебя, я допускаю, что сама ты тоже мучаешься от этого. Никто из наших правду не расскажет, даже если бы знал ее.
– И почему ты пришла ко мне, а не к Алексу?
Мари поджала губы и какое-то время хмуро рассматривала пропуск в руке.
– Ты просто сильнее, вот и все, – она подняла на нее глаза. – Можешь рассказать обо всем отцу или Илану Домору, если доверяешь ему. Твое право. Но… возьми.
Мари вложила пропуск в руку Нике и сжала ее пальцы.
– Он написал на листе, куда идти.
– И ты правда веришь Доминику?
Мари кивнула. Ее губы затряслись, глаза заблестели, но Ника, которой уже давно не были чужды ни сострадание, ни жалость, в тот момент ничего к ней не почувствовала. Убрав пропуск в карман джинсов, она поднялась.
– Ты его отпустила… Спасибо.
Поднимаясь по лестнице, Ника угрюмо усмехнулась. Отпустила – глупое слово. Нельзя отпустить того, кто делит с тобой жизнь, пусть даже эта жизнь навязана какими-то пророчествами и проклятиями. Она просто струсила. Или, может, и вправду устала и решила, что раз уж не знает, как ему помочь, лучше отойдет в сторону и разберется со всем в одиночку, потому что, оказывается, нет ничего ужаснее, чем быть бессильной рядом с дорогим человеком и наблюдать, как он мучается. Ника так не умела. И ушла, потому что ей самой так проще.
Terra caelum, недалеко от границы с Морабатом
– П-пожалуйста… – едва шевеля губами, молила девушка.
– Тихо-тихо, – приговаривала Кая Светуч. – Мирена, посвети здесь.
Тощая советница Мирена Магуста беспрекословно направила луч фонаря в указанное место. Закусив губу от усердия, Кая несколько раз перекинула веревку через обмякшую кисть девушки и завязала узел. Она проделывала это далеко не в первый раз, и руки уже не дрожали, но сердце по-прежнему заходилось от волнения и страха, что ничего не получится, что ее поймают.
В темноте пустынная земля, покрытая тонким слоем нетронутого снега и грязными языками тумана, была зловещей и уродливой. Убедившись в прочности всех узлов, Кая отступила и смахнула пот со лба. Девушка обессиленно повисла на импровизированном кресте – с раскинутыми руками и туго стянутыми ногами. Сквозь тонкое платье проглядывали кости. Она все еще была в сознании, но голова то и дело заваливалась набок. В этот раз Кая использовала другое снотворное и теперь жутко злилась на себя, что не вколола ей ту же дозу, что вкалывала другим, – тогда девчонка сразу бы отключилась, и ей не пришлось бы выслушивать полумертвые мольбы о пощаде.