– От тебя смердит, – пробурчал Стефан, обращаясь к столу.
– Да ну?
– Всех девок обошел? Закончились?
– Тебе-то что?
– Мне надоело подчищать за тобой. Мало того, что ты в Лондоне творил, так теперь еще и здесь! Светуч под тебя копает, а ты развлекаешься.
– Я творил? Да пошел ты! – Алекс запустил в него кружкой, и она разбилась о стол, окропив бумаги коричневой жижей. Стефан подскочил на месте и с яростью уставился на сына. – Да что ты понимаешь?! Думаешь, все так просто? Плохое и хорошее в твоем мире?! Да черта с два!
– Не чертыхайся в моем доме!
Алекс чуть подался вперед, и Стефан отшатнулся, а парень испытал такое злорадство, что на секунду даже пожалел, что плохо контролирует изменения в своей внешности, потому что отцу бы не помешало увидеть его «другое» лицо во всей красе.
– Ты меня таким сделал, ты! Все это ради тебя, а не ради этого треклятого мира! Чтобы заслужить твое расположение! Чертов ты ублюдок.
Голова шла кругом, и в груди пекло. Алекс едва сдерживался, чтобы не наброситься на отца. Кто-то из его сущностей хотел это сделать, и ему пришлось отвернуться, чтобы подавить порыв.
– Иногда мне кажется, что я здесь только из-за тебя, – как можно тише произнес он. – Ты пробудил такое зло. Если бы мне не пришлось все это сделать, я бы никогда не вернулся сюда.
– Разумное решение, – процедил Стефан.
Алекс повернулся к нему и едва сдержал смех: даже самоуверенная поза не смогла скрыть ужас, застывший в не по годам старом взгляде отца.
– Я тебе не буду облегчать задачу. Хочешь, чтобы я ушел, – скажи прямо.
В комнате воцарилось напряженное молчание. Оба сверлили друг друга взглядами, выжидая, кто первый сдастся. Наконец Стефан сказал:
– Не хочу, чтобы ты уходил.
Волна облегчения пронеслась по телу, и Алекс едва удержал на лице спокойное выражение. Он даже дернулся к отцу, но вовремя остановился. Потупив взгляд, Стефан вернулся в кресло. Алекс приблизился.
– Рита Харт-Вуд была в сговоре с безликой, которая училась в твоей школе, – вдруг сказал он тихо, но нетерпеливо – словно с самого начала хотел поговорить об этом.
Опустившись в кресло напротив стола, Алекс растерянно уставился на отца:
– И что?
– Безликая дала ей яд для принцессы, и Рита Харт-Вуд травила ее несколько дней, пока… пока…
– Пока что? – Злость на отца в мгновение уступила место панике. Алекс начинал задыхаться.
– Ее больше нет.
– К-кого нет?
– Риты. Говорят, ее должны были казнить сегодня, но она каким-то образом накануне заполучила смертельную дозу яда и убила себя. Хотя… все мы знаем, кто дал ей таблетки.
Отец сказал что-то еще, но Алекс не слышал. Лишь на мгновение, но он подумал, что Рита исполнила свой замысел, – и все вокруг в одночасье треснуло. А потом Алекс снова вспомнил площадку и ее, сидящую на земле. Но в этот раз он почувствовал другую злость. На себя.
Стефан откинулся в кресле, не смея взглянуть на сына. Когда он заговорил, его губы заметно тряслись.
– Я любил твою мать. Всегда любил, – тихо сказал он, обращаясь к стене.
Алекс поморщился и потер переносицу. Отец любил мать, но страдал по женщине, которая родила ему обожаемую дочь, а теперь потерял обеих. И наверное, Алексу надо бы наконец спросить, а как же так получилось, что любил он одних, спал с другими, а изливает свою боль именно ему, и откуда взялась эмпатия, погубившая их с сестрой, раз уж они не были двойняшками, потому что эмпатия – первое, что проявляется у детей, если в их жилах есть хоть грамм магической крови. Но он не спросил, потому что впервые отец видел его, говорил именно с ним. Да, Алекс понимал, что он делает это от безысходности, что у отца, по сути, больше и выбора-то нет, но, как и любой ребенок, взрастивший свой цинизм из жажды родительского внимания, в тот момент он легко отмахнулся от понимания ситуации и позволил себе обмануться. Потом, позже, Алекс обязательно задаст свои вопросы. Они еще много раз поругаются и, может быть, даже помирятся, но сейчас, сегодня он измотался, устал и хотел быть просто сыном.
Алекс поймал взгляд отца.
– Что ты хочешь знать? – спросил Стефан.
– Начнем с Долохова?
Лицо отца вмиг посуровело, но он сделал глубокий вдох и кивнул.
– Было бы еще что рассказать! То, что он из неизведанной земли, это мы поняли давно. В год, когда ты покинул нас, Илан Домор, воин Розы, отслеживал перемещения Владислава. Уж не знаю, как это там на их магическом языке зовется, но господин Домор говорил, что там, где предположительно исчезал Долохов, магия ощущается так же, как в любых других местах, где открываются наши порталы.
– Предположительно исчезал?
– Да, предположительно, потому что он совершенно неуловимый. Мне иногда кажется, что у него глаза на затылке. Маячки ему подбрасывали, людей приставляли, а два года назад Лидия даже подругу свою, ведьму, подключала, и ничего, – Стефан хмыкнул в ответ на недоумение, отразившееся на лице Алекса.
– Но он всего лишь человек…
– Да кто его знает. Может, человек, может, нет. Сам понимаешь, как оно бывает.
Стефан потупил взгляд. Алекс от комментариев воздержался.
– Но почему вы не избавитесь от него?
– Когда мы убедились в существовании третьей земли, вопросы о расправе над Долоховым отпали сами собой. Я дал ему место в Совете, чтобы держать поближе. Есть ли кто у нас из его людей, мы не знаем, и, по сути, он единственный, кто выступает в открытую. Убивать его рискованно: неизвестно, кто придет на его место.
– Так всю жизнь можно прождать, а он будет продолжать.
– Верно. – Стефан посмотрел на него и неожиданно улыбнулся. – По крайней мере, благодаря Николине мы знаем о лаборатории и экспериментах. И кажется, понимаем, что нужно Долохову.
Алекс вскинул брови.
– Хранители. Помнишь сказку из детства?
– Помню. Про магов, которые тысячу лет назад построили крепости, заложив в их основу магические камни. И только они знали, какой камень кладки – тот самый, и были вынуждены из поколения в поколение передавать секрет крепости потомкам.
– Верно. Только это не сказка. В обоих мирах есть такие постройки. Замки, церкви, старые здания. Подобный камень заключает в себе магию, к которой привязаны порталы и которая держит наши границы. И за каждым стоит какая-то семья.
– И как сила Хранителя передается?
– По-разному, для этого нужно провести простенький ритуал – помазать ребенка своей кровью. Кто-то делает это при рождении, кто-то тянет до последнего в надежде, что уйдет мирно и тогда камень запечатается навсегда, а объект останется нерушимым. Но Хранителям, как и любым созданиям, связанным магией, редко выпадает шанс дожить до старости и умереть своей смертью. Обязательства – это всегда проклятие.
– А ты знаешь всех Хранителей?
– Нет, что ты. Если бы так, меня бы уже давно пытали. Но я знал нескольких, и конец их был печальным. Я ведь и сам Хранитель, а в фундаменте нашего дворца заключен камень, как и в замке Стамерфильда.
– Значит, после тебя им стану я?
Стефан кивнул.
– А Долохов не убивает тебя, потому что ему не известно, передал ли ты мне знание или нет?
Стефан снова кивнул.
– Вот как… Не понимаю. И что ему стоит избавиться и от тебя, и от меня?
– Твоя жизнь и так в его руках. И пока есть люди, которым ты дорог…
Алекс взглянул на Стефана, и тот отвел взгляд. Если бы он сам считал свою жизнь важной, манипуляции Долохова имели бы хоть какой-то смысл, а так… Он вспомнил разговор с Блодвинг о его контракте и подумал, как бы всем стало проще, если бы только он один мог распоряжаться своей смертью.
– А с чего ты взял, что Долохову это известно?
– Так началось наше знакомство. Он пришел и показал карту с отметками, где находятся объекты, подобные дворцу. Он даже начал называть имена других Хранителей. И когда я выразил свое недоверие, он просто… да я даже не знаю, как он это сделал, но церковь на границе города ушла под землю.
– Пожар в «Стании»?
– И взрыв Шейфиля у Николаса, – Стефан угрюмо кивнул.
– Но фундамент крепости выстоял, и ее отстроили…
– Мы предполагаем, это потому, что они не убрали настоящего Хранителя. «Стании» и нашей церкви так не повезло. И с их потерей мы также потеряли один портал. – Стефан скрестил руки на столе и нагнулся к Алексу. – Если все уничтожить, мы останемся в ловушке. Понимаешь?
Алекс кивнул. Туман медленно съедал их земли, но, пока есть мирообразующие объекты, у жителей terra есть надежда продержаться еще много десятилетий, может даже столетий, потому что эти объекты работают как форточки или фильтры для воздуха.
– Но если это так, почему Долохов так медленно действует?
– Потому что ему далеко не все известно. А еще потому…
– Потому что он не знает, можно ли избавиться от Ники, – догадался Алекс, и в груди жалобно заскребла тоска. Он поморщился. – Если я – Хранитель дворца, то она – Хранительница замка Стамерфильдов.
– И ее жизнь каким-то образом связана с Полосой Туманов, а никто не знает, что будет, если Николина умрет от чьей-то руки.
Алекс уставился на руки, сцепленные в замок на коленях, и поджал губы. Ему было дурно от одной лишь мысли, что кто-то, например та же Рита Харт-Вуд, мог лишить ее жизни, а он бы сейчас сидел в мире, в котором ее нет.
– Если следовать логике Хранителей, ее смерть разрушит Полосу.
Стефан печально усмехнулся и покачал головой.
– Не факт, Александр, далеко не факт. Если верить преданиям, Полосу создала женщина и связала ее благополучие с жизнью другой женщины. Мы думаем, Полоса не поддается другим законам, а развивается по своим, а вот по каким… – Стефан вздохнул и устало провел рукой по волосам. – Одному лишь Богу известно.
Или Гидеону Рафусу. Интересно, открылась ли Нике книга?
Его сердце билось глухо, карман оттягивал шприц с лекарством. Лекарством, которое, если верить Блодвинг, позволит ему на время обуздать голод айтана и приблизиться к ней. Господи, когда он в последний раз нормально касался ее? Еще в пансионе. Так давно, словно этого и вовсе не было. Но стоило ему закрыть глаза, как живо, будто наяву, всплыли очертания ее гибкого тела, прижатого к нему, губы – мягкие и нетерпеливые, словно если не насытится в два счета, то умрет, – тонкие пальцы на его запястье, у шрама в волосах… Алекс так ярко все вспомнил, так красочно представил, что заскулила душа. Между той их жизнью и этой пролегла пропасть, и он не понимал: сможет ли перешагнуть, перепрыгнуть, перелететь? Сможет ли хоть что-то исправить? Они сильны порознь – Ника была права, и он по-прежнему с ней соглашался, но что же ему делать без нее? Может, Алекс болен, связан, зависим или просто сходит с ума, но она ему нужна, потому что если не она, то кто? Потому что больше никого не осталось.