Не выдержав, Ника обернулась к нему и облизала сухие губы. Если он не замолчит, ее сердце попросту взорвется – так стучит. Она обняла себя за плечи, но дрожь не унялась; ее затрясло еще сильнее. Домор стоял в нескольких метрах от нее, темный силуэт сливался с мглой, но волосы развевались на ветру, как ореол, и Ника едва сдержалась, чтобы не сдернуть его шапку и не смотреть на него настоящего. Мужчину, который больше не прятался и каким-то образом пробрался к ней в сердце. А она и не заметила…
– И в чем же еще? – шепнула она.
– Я служу в Розе десять лет: первые пять – за убийство, вторые – по собственному желанию, скорее от безысходности, непонимания, как мне жить и что делать дальше. – Домор выдержал паузу и, усмехнувшись, продолжил: – И я пойду на третий круг, потому что впервые понимаю, что моя работа имеет смысл.
– Из-за… из-за меня?
Домор сделал шаг навстречу, но подходить ближе не стал. Лицо спокойное, расслабленное, и взгляд – уверенный, медовый, теплый-теплый. Ее сердце екнуло.
– В мире не так много людей, которые заставляют меня чувствовать, что все не зря. Ждать, пробовать, ошибаться, терять, оплакивать, делать через силу, когда уже и сил-то нет. Ты – одна из немногих. Если не единственная.
Ника забежала в спальню, сбросив мокрую одежду, завернулась в халат и спрятала лицо в ладонях. Домору она не ответила – не выдержав его взгляда, просто пошла в сторону поместья, больше не проронив ни слова. Тот заговорил о слишком важном, слишком личном, ничего не предлагая и не прося взамен, и она не имела права необдуманно открывать рот, потому что, если от страха или растерянности сболтнет очередную ерунду, это может все разрушить.
А разрушать ей не хотелось, хотя о чем именно шла речь, она не понимала. Слышала каждое его слово, запомнила точь-в-точь, но вот так сразу принять не могла. Когда-то ей легко дались откровения Алекса и ей нравилось быть особенной для него, потому что они так похожи, и было время, когда им даже слова не требовались, чтобы понять друг друга, утешить, сделать мир вокруг чуточку лучше. Но знать, что такой человек, как Домор, считает ее особенной, это… это было за гранью ее понимания.
Сняв халат, Ника открыла шкаф и потянулась за сухой одеждой, но замерла, зацепившись взглядом за подол желтого платья. Одна из вещей, которую принесла ей Софи: легкое, на запах, с красивым декольте и летящей юбкой до середины икры. Ника не помнила, чтобы брала его с собой, да и зачем ей платье в Алтавре? Наверное, случайно захватила.
Ты красивая. Очень.
Это ее мать была красивой, и даже странно, что их так часто сравнивали. Похожи, как две капли воды, – это же про глаза и цвет волос, а остальное разве не в счет? У Риты были грация, сумасшедшая женственность, ее походка опьяняла похлеще самого крепкого алкоголя – сколько раз Ника видела, как мужчины и женщины едва не сворачивали шеи, таращась ей вслед, в чем бы она ни прошла – хоть в платье, хоть в трениках. И до сегодняшнего дня Ника была уверена, что эта красота ей не досталась.
Неожиданно ей захотелось доказать себе обратное, и Ника надела платье. Подошла к зеркалу, расчесала спутанные смоляные волосы и долго-долго всматривалась в свое лицо, за худобой и болезненным видом пытаясь разглядеть то, что видел Домор.
Глупости.
Бросив щетку, Ника опустилась на пол и прислонилась спиной к кровати. Скользнула пальцами по паркетной доске и, зацепившись кожей за скол, вздрогнула, опустила взгляд и замерла. На высокой ножке кровати, покрытой глянцевым лаком, виднелись надписи, нацарапанные неумелой рукой. Буквы кривые и разных размеров – Нике пришлось лечь на живот, чтобы прочитать неожиданно обнаруженное послание: «А + Н = друзья навеки».
Сердце сжалось от тоски. Значит, в детстве они с Алексом были здесь, а Ника и не знала. И если она внимательно изучит поместье, то, вероятно, найдет еще множество следов из прошлого. Ника выпрямилась и поймала свой взгляд в зеркале – потухший и разочарованный. Если бы она обнаружила надпись хотя бы вчера, то непременно отправилась бы на поиски, потому что во что бы то ни стало хотела сохранить отношения, которые со смертью Мари, кажется, были разрушены без остатка. Да, Ника сама сказала Алексу, что они только мучают друг друга и им лучше быть порознь. Но это сейчас, пока проблемы не решены. И пока они порознь, она сможет подпитываться воспоминаниями, возвращаться в прошлое, тешить себя, думать о том, что когда-то было хорошо и что, может быть, когда-нибудь… Если удастся избавиться от айтанов, разгадать план Долохова и этой третьей земли, предотвратить похищения людей и еще много всяких «если», у них с Алексом все наладится. Изредка размышляя о будущем, она видела лишь сложности, созданные миром, но сегодня впервые разглядела в этом будущем себя и неожиданно поняла, что, помимо творящихся вокруг необъяснимых ужасов, у нее есть собственные чувства и желания, на которые не влияют ни айтаны, ни пророчества, ни что-то там еще.
Ника поднялась и, расправив подол платья, уверенно пересекла спальню, но стоило ей взяться за ручку двери, как она замешкалась. Если выйдет, то уже никаких «может быть» между ними не будет. Ника закрыла глаза и глубоко вздохнула. Привязанность как наркотик – страшная вещь. Она столько лет убеждала себя, что не наркоманка и в любой момент может прекратить, но время шло, а в ее кармане по-прежнему пузырек с таблетками, а в жизни – все те же люди, и только смерть здесь что-то меняет.
Прости меня, Алекс.
Ника вышла в коридор и, остановившись перед дверью Домора, постучала. Сердце забилось быстрее, от страха и предвкушения заныло в груди. В спальне послышались шорохи, затем шаги, и, пока Ника ждала, ей вдруг стало неловко. Платье, и волосы, и эти мысли о чувствах показались сущей ерундой: вдруг она все не так поняла, и лучше побыстрее убраться отсюда, чтобы не запутаться еще сильнее… но в этот момент дверь открылась, и один взгляд на Домора развеял все сомнения.
Он был босой, в свободных брюках и простой футболке, с волосами, небрежно собранными на затылке. Ника растерянно улыбнулась, скользнув взглядом по кончикам ушей и татуировке розы на шее. Домор вскинул брови, его губы дрогнули, но прежде, чем он успел что-то сказать, Ника шагнула к нему и с жаром выпалила:
– Поцелуй меня.
Просить дважды не пришлось. Он обхватил ее крепко и, увлекая в спальню, поцеловал глубоко и пылко. Закрыл дверь ногой, прижал к себе еще сильнее, сминая пальцами платье на талии. Ей не хватало роста, и Ника тянулась к нему на носочках, намертво схватившись за ворот его футболки, упиваясь свободой, объявшей ее мысли и тело. Пьяная и одержимая – не зверем, а собственными желаниями.
Рука Домора скользнула ниже, пальцы сжали ягодицы, подминая платье, задирая его выше. Хотелось всего и сразу: проверить, понять, а каково это – быть наедине с мужчиной и ничего не бояться, – и Ника потянулась к тесемкам на платье, но Домор неожиданно накрыл ее руку своей.
– Черт… Не нужно, – прошептал он, едва справляясь с дыханием. Его бледное лицо раскраснелось, светлые глаза заискрились.
– Тебе… тебе не нравится? – пробормотала Ника, собираясь отступить, но Домор удержал ее. Сбитая с толку, она потупила взгляд.
– Если бы это была последняя ночь на земле, я бы ни на секунду не выпустил тебя.
– Может, и последняя – ты же не знаешь, что будет завтра.
– Если не собралась умирать, то завтра будет завтра – так уж этот мир устроен, – Домор поддел пальцем ее подбородок и мягко улыбнулся. – С тобой мне хочется думать и о завтра, и о послезавтра, и о чем-то большем, чем секс на одну ночь.
– Если переживаешь за мою честь, то ты поздно спохватился, – хмуро шепнула она. Домор с улыбкой покачал головой и сильнее стиснул пальцы на ее талии.
– Допустим, я просто эгоист и боюсь совсем уж потерять голову, если… как ты там говорила? По шкале от одного до десяти, где один – случайный перепихон? Ну вот, таких случайностей с тобой я не могу себе позволить: контракт подписан и мне от тебя уже никуда не деться.
Ее сердце кувыркнулось в груди, и, не сдержавшись, Ника потянулась к нему и коснулась пальцами уха. Закрыв глаза, Домор вздохнул.
– Значит, ты никуда не уйдешь?
Он покачал головой и коснулся губами ее запястья. Ника внимательно смотрела на него, наконец без стеснения изучая каждую черточку лица, отмечая длинные светлые ресницы и россыпь мелких морщин вокруг глаз, и чувствовала, как ее смятение и неуверенность тают в нежности, затопившей сердце. Решившись прийти сюда, Ника не думала о том, что за пределами этой спальни есть какое-то будущее для них, но сейчас, касаясь мужчины, подобных которому никогда в ее жизни не было, она вдруг поняла, что, может, границы ее нормальности куда шире, чем поиск себе подобных, и что любовь, страсть, преданность и счастье могут рождаться не вопреки испытаниям, которые подкидывает судьба, а идти с ней параллельно.
Мир не рухнет, завтра обязательно наступит, и в этом завтра Ника обязательно подумает об этом и, наверное, наберется смелости и скажет, что настроена серьезно, хочет попробовать и обязательно постарается ничего не разрушить. Но это будет завтра, а пока ей не хочется думать ни о каком будущем – да и о прошлом тоже. Ей хочется один-единственный раз жить здесь и сейчас.
Остаток вечера они провели за ужином, говоря ни о чем и обо всем, без стеснения и ужимок привыкая к близости, которой теперь связаны, и Ника не переставала удивляться, как же это возможно – чувствовать себя настолько на своем месте именно рядом с ним. Уходя спать, она была абсолютно счастлива и ждала следующего дня, совершенно не представляя, но всем сердцем предвкушая новые оттенки чувств, что ей откроются. Действительно ли Домор решил сегодня не спешить из своего эгоизма или же на самом деле понял ее настолько хорошо, что, вопреки желанию, захотел во что бы то ни стало показать ей, как бывает по-другому, – Ника не знала наверняка, но правила игры приняла и уважала. Только решимость ее продлилась недолго: промаявшись несколько часов без сна и едва не сойдя с ума от тревожного стука собственного сердца, Ника плюну