– Малыш такую девочку заполучил, ай-ай-ай, – Инакен похлопал Илана по плечу и, смачно затянувшись, выдохнул: – Шок, у меня шок. Ты совсем уже вырос, раз…
– Может, заткнешься уже?
– И как она в постели, а? Оседлала тебя или позволила нагнуть…
– Фернусон, честное слово, я тебе морду набью, если продолжишь, – процедил Домор. Инакен хихикнул и застегнул рот на воображаемый замок. – Пойду за вещами.
– Погоди, – Фернусон в две затяжки докурил и затушил сигарету. Дурашливость исчезла с его лица, уступив место максимальной серьезности. – Ты к Дофину присмотрись, хорошо? Что-то с ним происходит, задницей чую.
– Что-то с Софи?
– Да не знаю, он же, как и ты, на любой вопрос как в рот воды. Просто присмотрись, чтоб он глупостей не натворил.
Тихий стук в дверь – первый, второй, третий, но Ника не реагировала – съежилась в кресле, уткнувшись в первую попавшуюся книгу, да и ту вверх ногами держала.
– Эй… – Домор зашел в спальню и, подойдя к креслу, опустился на колено. Ника задрала книгу выше, чтобы он не видел ее перекошенное от злости лицо. Знала же, что эта передышка в Алтавре не навсегда, и злиться сейчас было глупо, но она ничего не могла с собой поделать. Не ожидала, что все так быстро закончится и этот гребаный реальный мир с тонной проблем и недомолвок напомнит о себе уже следующим утром.
Домор взялся за книгу и попытался вытащить из ее рук, но Ника намертво вцепилась в переплет.
– Ну хорошо, – вздохнул он. – Слушай, я вернусь через пару дней, если захочешь.
– Угу, – промычала Ника.
Домор накрыл ладонью ее колено и крепко сжал.
– Посмотри на меня. Ну же…
Ника нехотя опустила книгу и встретилась с его потухшим взглядом. Домор улыбнулся ей и коснулся рукой щеки.
– Ты и я – мне бы очень этого хотелось. Ты делаешь меня счастливым – таким счастливым дураком, каким я уже много лет не был, – Илан нежно погладил ее, и Ника чуть повернула голову, прижимаясь щекой к его руке. – Знаю, что это будет непросто, но я готов ко всему, к любым испытаниям, пророчествам и чему бы там еще ни было. Кроме одного. Делить тебя с ним я не смогу.
Сердце пустилось вскачь, и она затаила дыхание, смотря на Домора широко распахнутыми глазами. Так вот в чем дело… Илан сжал ее руку и поднес к губам, нежно поцеловал.
– Что бы ты ни решила – я все равно буду рядом, и твое решение никак не отразится на моем поведении. Я продолжаю служить оклусу и продолжу служить тебе. Как воин. Но как твой мужчина… – Домор запнулся, и Ника судорожно вздохнула. Ей стало жарко, в груди – тесно. – Сколько угодно времени, но дай мне знать, когда разберешься. Хорошо?
Потупив взгляд, Ника хмуро кивнула. Ей ничего не стоило дать ответ сейчас. Не уходи, давай попробуем. Но она сдержалась. Понимала, что ее нетерпение в первую очередь вызвано страхом лишиться его, даже несмотря на заверения Домора, что ничего между ними не изменится. Но она не могла так с ним поступить – слишком дорожила, чтобы обнадежить его. Потому что… а вдруг он прав, и она всего лишь поддалась эмоциям?
Домор запечатлел на ее пальцах долгий поцелуй и поднялся, намереваясь уйти, но Ника успела схватить его за край толстовки, потянула на себя, обвила шею руками и прильнула к губам. Рассмеявшись, Домор поднял ее, и Ника повисла на нем, обхватив ногами. Они кружились по комнате, самозабвенно целуясь, насколько хватило дыхания.
– Обещай не давать ложных надежд, если поймешь, что не хочешь быть со мной, – прошептал он. – Делай что хочешь, но не играй с моими чувствами.
Ника понимала, что с отъездом Домора и ей самой нужно возвращаться в реальный мир: как минимум обсудить с Николасом все, что она нашла в лаборатории третьей земли, еще раз поговорить с Севиль и попытаться найти ключ к записям Гидеона Рафуса. Продвинуться в решении проблемы айтанов, разобраться с собой и найти ответы на миллион вопросов. Но вечер подкинул новые сюрпризы.
Ника собрала вещи и спустилась на первый этаж, чтобы найти Фернусона и договориться с ним о времени отъезда, но, проходя мимо обеденного зала, зацепилась взглядом за фигуру, сидевшую во главе массивного деревянного стола, да так и застыла.
– Ваше Высочество, – Владислав Долохов повернул к ней лицо и хищно улыбнулся, стуча по столу краешком какого-то свитка, – а я уже хотел набраться наглости и подняться к вам.
Вспыхнувшая ярость заглушила все мысли и чувства. Зарычав, Ника выхватила из ботинка подаренный Домором нож и бросилась на Долохова, но тот, ловкий как змея, оказался на ногах быстрее, чем она успела приблизиться к столу.
– Нет-нет-нет, – улыбнулся Долохов, развернув перед ней свиток и угрожающе потянув концы в разные стороны.
– Я тебе сердце вырву и заставлю сожрать! – прошипела Ника, держа нож перед собой.
– Ваши познания в анатомии крайне сомнительны. Как и в целом способности к обучению, – хмыкнул он.
И разорвал свиток.
Ника перестала дышать. Нет… Нет-нет-нет. Сердце стучало, как бешеное, на глазах предательски выступили слезы. Долохов как ни в чем не бывало помахал фрагментами, затем сложил вместе и повернул к ней, демонстрируя написанное чернилами имя с кровавой кляксой поперек букв: Томас Бейтс. Испытанное облегчение сорвалось с губ протяжным стоном, и Ника даже подалась вперед и уперлась руками в стол – и только потом осознала, какую ошибку совершила. Показала ему, как сильно это ее испугало.
– Так и знал, – равнодушно бросил Долохов, убирая части свитка в карман. Скрипя зубами, Ника сверлила его яростным взглядом и так крепко сжимала нож, что заболела рука. Владислав сунул руку во внутренний карман пиджака и вытащил другой свиток – на первый взгляд ничем не отличавшийся от разорванного. С его лица в одночасье исчезла притворная дружелюбность. – В следующий раз я разорву этот контракт, будь уверена, – вкрадчиво сказал он, позволяя ей прочесть имя: Александр Саквильский.
– Что тебе нужно?
– Книгу открой и покажи мне пророчество. – Не просьба, а приказ.
Убрав нож обратно в ботинок, Ника вышла в коридор, к сумке, которую оставила под дверью, и, доставая книгу, украдкой осматривалась в поисках Фернусона.
Не бойся. Он тебе ничего не сделает. Преподал еще один урок? Сделай вид, что испугалась, и покажи эту чертову книгу.
Но я же реально испугалась.
Проклиная себя за трусость и слабость, Ника рывком выхватила книгу со дна сумки, быстрым шагом вернулась в обеденный зал и бросила ее перед Долоховым.
– Я сказал: открой.
Она подчинилась. Медленно, одну за одной, пролистала все страницы, ни разу не отведя от него взгляд, и, когда дошла до последней, к своему удивлению, увидела, как на лбу Долохова выступил пот.
– Понятно. Значит, не покажешь.
– Я же говорила, что не знаю текст пророчества! – Ника едва сдержалась, чтобы не ударить книгой по его лицу. Она села за стол, через три стула от Долохова.
– Или не хочешь, чтобы я его увидел.
– Этого ты уже никак не проверишь.
– Проверю, – Долохов кисло улыбнулся. – Последнее, что я хотел сделать, но раз нет другого выхода…
Руки дрожали, и Ника скрестила их на груди. Если он блефует в попытке снова ее запугать – что ж, у него получилось. Она невольно стрельнула взглядом на дверь, мысленно ругая Фернусона всеми словами, которые только могла вспомнить.
– Расслабься. Сейчас я ничего не собираюсь делать: нужно время, чтобы подготовиться. – Долохов потянулся к подносу в центре стола и взял стакан и графин с водой. – Мне на беду, вы слишком молоды. Ваши поступки не разумны, а импульсивны, и, поверьте, если бы у меня был другой кандидат для достижения целей, я бы непременно обошел вас стороной. – Долохов вздохнул и, наполнив стакан, сделал глоток. Взглянул на нее – устало, даже измученно.
В обеденном зале тихо трещал камин и горела лишь одна лампа над столом, и в ее неярком свете Долохов без привычного жеманства и хитрости в глазах выглядел старым, измотанным и крайне разочарованным. И этот его вид пугал Нику еще больше, чем маска удава.
– Я так привык работать с контрактами, – продолжил Долохов, задумчиво глядя в стакан. – Давно понял, что, если давить на жизнь, получишь желаемое куда быстрее, чем через всякие там разговоры и объяснения. Но вы, насколько я понял, устроены иначе – даже удивительно. Ваши родители сделали все, чтобы напрочь отбить у вас желание кого-то любить, но чудесным образом породили самое голодное существо на этом свете. И вы так боитесь за тех, кого любите, так боитесь! И все же ведете себя нелогично. Скольких еще мне нужно убить, чтобы вы наконец начали беспрекословно слушаться, а не ждать очередных объяснений?
Ника выдержала его тяжелый взгляд, но промолчала. Помогать ему в поисках ключей к ее мотивам и поступкам она точно не будет. Долохов ухмыльнулся и откинулся на спинку стула.
– Надеюсь, вы не вините меня в смерти дражайшей Марии? – Ника сжала кулаки, и это не укрылось от его внимания. Его ухмылка стала шире, оттягивая к уху безобразный шрам на щеке. – Напрасная жертва, я уже говорил вам. Кровь Саквия и Харуты – если бог есть, он смеется. Самый бесполезный ребенок династии, отравленный слабостями Стефана Саквильского. Не будь я таким безучастным, я бы был в восторге.
Долохов усмехнулся и сделал еще глоток.
– Это ты ее убил!
– О нет! Это вы. Вы и ваша убежденность в безнаказанности. А я даже не прикоснулся к ней: та веревка предназначалась вам – не убить, конечно, но хорошенько напугать и посмотреть, боитесь ли вы смерти на самом деле. Прекрасная магия. Да, Николина, на моей земле тоже есть ведьмы, и они, в отличие от ваших, с гордостью пользуются своим даром.
– Ну и кто ты? Ах, простите… Кто вы? Давайте, выкладывайте уже. Сами же сказали, что мне все время нужны объяснения. Объясняйте. – Ника смело перегнулась через стол и схватила графин с водой. – Может, проникнусь.
– Проникнетесь? Хм. Это вряд ли. Но я расскажу. Конечно, расскажу. Что же в этом такого…