Псих. Маньяк. Сумасшедший. Она ни на секунду не поверила в его благоговейные чувства. И оставалось лишь понять, какую цель преследует его высокохудожественный рассказ.
– Да, Николина, вот такой я, оказывается, сентиментальный, – сказал Долохов словно в ответ на ее мысли, однако Ника уловила в его голосе насмешку. – Любовь – штука коварная. Но я не жалею ни о чем. Через три месяца я сделал ей предложение, хоть и понимал, как сильно рискую, ведь, если меня раскроют, я тоже попаду в чей-то список. Но мне было плевать. Я готов был пойти на риск, готов был прятаться, лишь бы не отпускать своего счастья. У Мирты не было родителей, только тетя. И близких друзей тоже набралось около десятка. Мы решили обвенчаться в часовне недалеко от нашего дома.
За пару дней до свадьбы Мирта сообщила, что ее близкая подруга не сможет присутствовать на торжестве. Она уличила мужа в измене и, когда сказала ему об этом, была избита. Вот он – момент, когда я проснулся. Вспомнил, почему стал контрактником. Понял наконец, что ее любовь меняет меня, но не может заставить забыть прошлое. Моя идеология еще жива, и я не могу ее изменить. И тем не менее следующие пару дней я сходил с ума. Представлял, что Мирты не будет в моей жизни, и не мог сдержать слез. В день свадьбы я зашел в комнату в часовне. Моя невеста была прекрасна. Стояла перед зеркалом в платье – воздушном и тонком, как и она сама, – и с нежными цветами в волосах. Мне никогда не было так тяжело. Я обнял ее, крепко прижал к себе и говорил, как сильно люблю. Моя рука лежала на ее груди, и я чувствовал, как громко бьется ее сердце.
«Ты спас меня от обыденности, – шептала она. – Мой любимый мужчина». И протянула мне коробочку.
Долохов показал Нике кисти в белых перчатках.
– Я надел их сразу же, а затем снова обнял, и моя рука прильнула к ее сердцу. «Закрой глаза, – шепнул я, – ничего не бойся». Она подчинилась. Она же верила мне. И тогда я достал пистолет и пустил пулю сквозь свою руку – прямо в ее сердце.
Сняв перчатку с левой руки, Долохов покрутил ладонью, демонстрируя Нике шрам.
– Я хотел, чтобы рука болела больше сердца, но никакая рана не могла заглушить вопли моей души. Мирта умерла сразу, без единого звука, а я уехал из этого городка навсегда. Вернулся к Контрактам и прожил еще десять лет, но так и не смог забыть. Через несколько месяцев после происшествия я свел шрам с тыльной стороны, но вторая его часть будет вечным напоминанием… Смотри, здесь по-прежнему ее кровь, – Долохов вывернул перчатку: действительно, на шве виднелись светло-бурые пятна.
В глубине комнаты тихо потрескивал камин, за окном разбушевался ветер. Долохов надел перчатку и, откинувшись на стуле, с любопытством смотрел на Нику.
– Ну и что с того? Ты псих и садист, это и так понятно. Или в чем смысл? Что такие, как ты, тоже умеют любить? На фига мне эта информация?
Долохов рассмеялся, и она поморщилась.
– Понимаю, ты надеялась узнать подробности о моей земле или выведать, как твоему милому избавиться от обязательств, налагаемых контрактом, но это было очень наивно, даже для тебя. Смысл истории в том, что если я ставлю перед собой цель, то я ее достигну – и неважно, через что мне придется пройти и кого устранить. И чем раньше ты это поймешь, тем проще нам будет в будущем.
– История о собаке с отрубленным хвостом была куда красноречивее, – буркнула она.
Долохов вдруг поднялся, и ее обманчивая уверенность вмиг растворилась в страхе. Замерев, Ника искоса наблюдала, как он обходит стол и останавливается за ее спиной. Дернулась, но не успела уйти: Долохов сжал ее плечи и, наклонившись, зашептал на ухо:
– Ты ведь тоже хочешь, чтобы все это закончилось? Хочешь ясности. Я уже тебе помог, расчистил дорогу…
– Что…
Расчистил дорогу? О чем он? Но Долохов лишь сильнее сжал ее плечи:
– Рано или поздно эта игра закончится. Я получу все, что хочу. Пророчество, тебя, душу Саквильского – все. Вопрос времени. А я умею ждать.
– Пошел вон, – процедила Ника, стиснув пальцы в кулаки. И тряслась от страха и злости: еще чуть-чуть – и расплачется. Слабачка!
– Мы скоро увидимся, – прошептал он на ухо, и его мятное дыхание разрушило реальность зала, подменяя стены поместья затхлыми очертаниями камеры в лаборатории, площадкой и виселицей, криками воронов и тяжестью того предсмертного неба. – И будь уверена: та встреча растянется надолго.
Резко отпустив ее, он ушел, и бесконечные минуты Ника тряслась на стуле, молча таращась на книгу Гидеона Рафуса, брошенную на столе. В висках стучало, и от бессилия по щекам заструились слезы. А потом онемение прошло. Она с криком вскочила со стула, схватила книгу и со всей дури запустила ее через весь зал прямиком в камин. В ту же секунду поняла, какую глупость сделала, и неосознанно вытянула руку, срываясь с места, но предпринять ничего не успела: стоило ветхой обложке коснуться пламени, как книга, словно отброшенная невидимой силой, вопреки всем человеческим законам устремилась обратно и, больно ударив Нику в живот, упала на пол у ее ног.
Какого хрена…
Ника схватила книгу и судорожно пролистала страницы. Пусто – как и вчера, и год назад. Но… Она взглянула на камин, затем снова на книгу. На ум невольно пришли слова Домора: «Магия в тебе. Ты просто еще не нашла ее». Нет, херня. Это просто чертова книга наверняка защищена каким-то антивандальным заклятием.
Ладно. Хорошо. Соберись.
Нужно убираться из поместья. Книгу отдать Миккае на хранение, а самой вернуться в замок и рассказать Николасу о визите Долохова. Ей было плевать на его историю, но часть про работу Контракта занимала мысли. Долохов связан контрактом, и последнее имя в списке – Джей Фо. Он не знает, кто это, а это значит, у Ники есть преимущество.
Подумав об этом, Ника даже рассмеялась.
Что он там говорил в камере, когда мучил ее? Как его бесит, что существование земель повязано с жизнью одной-единственной девчонки? И никто, включая Долохова, не знает, что с ней делать. Он будет изводить ее, убивать всех, до кого дотянется, размахивать контрактом Алекса, даже не догадываясь о том, что Джей Фо, которая непонятным образом попала в список смертников, живет в ее теле и, чтобы закрыть собственный контракт, ему придется убить Нику. Девчонку, которую нельзя трогать, пока не будет ясен полный текст пророчества.
– Фернусон? – крикнула она, озираясь по сторонам. – Фернусон, твою мать!
Молчание.
Ника запихнула книгу в сумку, накинула куртку и выбежала в беззвездную ночь в поисках воина. Обошла поместье, но Инакена Фернусона нигде не было.
– Да чтоб тебе провалиться, клоун ты ебучий! – шипела она, пиная ногами камни. – И как мне теперь попасть домой?
В этот момент вдалеке послышался шум мотора, и вскоре берег осветили фары. Сердце кувыркнулось в груди. Неужели он вернулся? Оставив сумку на веранде, Ника медленно направилась в сторону припарковавшейся машины. Какой-то джип, похожий на тот, который водил Агвид Берси, но меньше, да и цвета другого, белого. Водитель заглушил мотор, выключил фары и наконец вышел.
– Не поместье, а проходной двор, – буркнула она, разглядев нежданного гостя.
Алекс застыл у машины, растерянно разглядывая ее. Скрестив руки на груди, Ника хмуро смотрела в ответ, не желая потакать волнению, охватившему ее внутри. Злость, разочарование, вина, ярость, усталость и абсолютное нежелание говорить с ним сейчас – все смешалось, но больше всего ее раздражало счастье, трепыхавшееся где-то глубоко в груди и в глупой, неугомонной и презирающей любые аргументы части мозга.
Ника молча вернулась к веранде, еще раз осмотрелась в поисках Фернусона и, подхватив сумку, бодрым шагом прошла к Алексу.
– Я… – начал было он, но Ника сунула ему в руки свои вещи и, оттолкнув, открыла дверь машины.
– Мы едем в Морабат, – процедила она, пристегивая ремень безопасности. Чувствовала на себе его пытливый взгляд, но сама не смотрела. – До Шейфиля часа четыре. Справишься или кетчуп захватить, чтоб вкуснее было жрать меня?
Что-то буркнув себе под нос, Алекс с размаху закрыл пассажирскую дверь, обошел машину, закинул внутрь ее вещи и забрался на водительское сиденье. Ника закрыла глаза и глубоко вздохнула.
Когда они выехали с защищенной заклятиями территории, Ника уставилась в боковое зеркало, проклиная удалявшееся поместье за все, что там случилось в минувшие несколько дней.
Эта давняя, со множеством пробелов и переосмыслений история – их, не моя. И вопрос, который мучил меня годами, я задал лишь в последнюю встречу. Хотел спросить, кто я, но, ведомый необъяснимым порывом, выпалил:
– Почему ты не предупредила Факсая? Не сказала, что скроешь его стеной огня и никто – ни Саквий, ни Стамерфильд – не узнает, что он и его семья живы? Тогда брат не убил бы тебя. Он тебя любил…
– Потому что он должен был меня убить, уверенный, что я заслужила, – чтобы моя смерть создала нам пристанище. И вернула к жизни мальчика, с которого все началось.
Глава 24. Мир ложных надежд
Алекс принял негласные правила поездки, и первые часы они провели в молчании под тихую музыку, сочившуюся из колонок. Привалившись головой к окну, Ника пыталась уснуть, но без толку: стресс от встречи с Долоховым сделал свое дело, да и Джей Фо давала о себе знать – тихо билась в груди, видимо готовая в любой момент обороняться, хотя повода бояться вроде не было. Алекс сосредоточился на дороге, его дыхание было тихим и размеренным, и в какой-то момент Ника даже удивилась: а как это он так снова научился контролировать себя? Хотела даже спросить, но прикусила язык: сейчас на спокойный разговор она была не способна, а провоцировать ссору и участвовать в ней не было сил.
Так они и ехали, деловито не замечая друг друга. Алтавр остался далеко позади, а вокруг – ночь другого района, вероятно долины Куската, эльфийского поселения. Ника тоскливо вздохнула, но не успела дать мыслям ход: из колонок зазвучала песня из прошлого и она, не выдержав, резко взглянула на Алекса, безуспешно пытаясь замаскировать вспыхнувшую злость.