— Эх! Раззудись, плечо! Размахнись, рука[66]! — Я тоже поднялся на дрожащие ноги и навалился вместе с ним на валун, выворачивая его совместными усилиями. Что ни говори, а совместный труд для моей пользы — он объединяет[67]!
В конце концов, нам удалось расчистить указанное Кощеем место. Однако попасть в подземелье мы так и не смогли — вход в него перегораживала неподъемная каменная плита, некогда выступавшая перекрытием между спуском в подвал и жилой частью дома.
— Вот ведь, оказия какая! — недовольно прошипел я, оценив непомерную толщину перегородившей проход каменюки. — Что будем делать, господа-товарищи дорогие? Это препятствие мы и на хромой козе не объедем!
— А то без тебя не видно, старый! — фыркнул Асур, обойдя плиту по периметру.
— Здесь нам явно без применения Силы не обойтись, — произнес командир. — И Дар Мозголома ничем тут не поможет. Так что мы с Робетом — тихо «курим» в сторонке.
Эх, а я бы с удовольствием по-настоящему покурил!
— Твое бессмертие, есть соображения на этот счет? — с прищуром поинтересовался я у нашего «проводника».
— Будь я в своем теле — не было бы проблем, — поморщившись от осознания собственной беспомощности, произнес Асур. — А так, поломаю Вторника, либо выжгу непомерным для его организма Магическим потоком…
— Ну вот, — довольно потер я мозолистые сухие ладошки, — и для дедушки посильная работенка нашлась…
— Хоттабыч, не дури! — закричал командир, но я, как обычно, оказался куда быстрее в своей дурости.
Основательно зачерпнув Силы из казавшегося безразмерным Резерва, я стремительно переправил её в район своего правого кулака, так, что он даже засверкал он переизбытка Магии, словно маленькое солнце, а затем со всей дури засадил им по толстой каменной плите. И казавшаяся незыблемой каменная плита с сухим звуком лопнула в одно мгновение! Во все стороны брызнула мелкая и острая каменная крошка, от которой я попросту не успел отвернуться. Лицо ожгло каменным крошевом и основательно посекло — до крови. Хорошо, что еще глаза уцелели, и я с облегчением успел заметить, что никто из моих попутчиков особо не пострадал — так, несколько неглубоких царапин не в счет.
Но самое печальное зрелище на данный момент представлял мой «ударный инструмент» — накачанный Силой кулак, которым я сдуру саданул по каменной плите. Он словно побывал в чудовищно мощной мясорубке или камнедробилке, либо его долго и упорно жевала какая-то зубастая тварь, но отчего-то не проглотила, а выплюнула обратно. Темная, до черноты, вязкая кровь била маленькими фонтанчиками из разорванных вен и артерий, во все стороны торчали, пробив кожу и вылезши наружу, острые обломки тонких пястных костей.
— Млять, Хоттабыч, совсем сбрендил? — заорал на меня командир, отирая ладонью струйку крови — через всю его щеку тянулся длинный, но неглубокий порез. Однако кровил он со всем положенным прилежанием.
— А я говорил, — невозмутимо заявил Кощей, — что это несовершенное тело пока еще не сможет перенести запредельных для него нагрузок. Но, тем не менее, препятствие удалено. Дальнейшая дорога открыта, пусть и таким дурным способом.
— Дурное дело нехитрое, — проворчал командир, с удивлением наблюдая за стремительной трансформацией моей поврежденной кисти: сначала перестала брызгать кровь из разорванных сосудов, после чего сухожилия и мышцы с хрустом самостоятельно вернули обломки костей на свои места, прорехи в коже затягивались коричневой «коростой».
Через несколько мгновений коросты осыпались на «останки» плиты, и я уже щеголял абсолютно целой и невредимой рукой, которая спокойно и без всякой боли вновь сжималась и разжималась в мой разрушительный и сметающий все со своего пути «ударный» кулак.
Глава 22
Если о том, что легко могу разбить свой кулак в кровавые сопли, я как-то не подумал (прав командир — дурное дело-то нехитрое), то о своей поистине чудесной регенерации я просто забыл. И сейчас я, едва не впав в ступор, наблюдал за стремительным процессом восстановления раздробленных костей и порванных тканей. Из-за чрезмерного перевозбуждения я даже боли не почувствовал — рука просто «отнялась», как будто стала совсем чужой. Но это не могло не радовать, поскольку мне никак не улыбалось словить болевой шок.
— Ты видел это, командир? — помахав перед самым носом князя Головина восстановленной кистью, радостно похвалился я. — Не свистел Атойгах — регенерация просто огонь!
— Можно было и без этой дурости обойтись, — недовольно проворчал командир.
— Извини, дружище, — повинился я перед ним, — нет худа без добра! А то когда бы еще мои возможности проверили? Слушай, твое бессмертие, а если мне руку, допустим, по локоть отмахнуть, сколько она обратно вырастать будет? — Я пристал к Кощею, так и не сумев привести нервишки в порядок: неожиданная эйфория захлестнула меня с головой — еще мощнее и ярче, чем во время поглощения Живой Водички.
— Ты прямо сейчас хочешь это проверить? — Накинулся на меня оснаб. — Хоттабыч, приди в себя!
— Это естественная реакция, — усмехаясь, пояснил Кощей. — Стремительное восстановление организма всегда шибает в голову почище любого выдержанного хмельного меда!
— То-то я гляжу, он совсем с головой перестал дружить, — согласился с Асуром командир.
— Командир, я в норме! — шуточно приложив раскрытую ладонь к голове, отрапортовал я. — Да еще в какой! — Меня просто распирало от неумного желания сотворить что-нибудь полезное… Ну… хоть что-нибудь! Я не мог просто так стоять на одном месте — ноги сами «просились в пляс». — Нет худа без добра! — Язык тоже молол всякую чушь, лишь не простаивать «без дела».
Не придумав ничего лучшего, я в три захода сдвинул в одиночку несколько крупных осколков каменной плиты, освободив проход в подземелье Кощея. — Господа-товарищи, — пока командир с Хартманом удивленно пучили глаза, громогласно объявил я, — проход открыт!
— Ну… ты… блин… — Командир даже заикаться начал, наблюдая за моей нездоровой суетой.
А вот чего там «блин», узнать мне было так и не суждено, поскольку именно в этот самый момент какая-то неведомая, но мощная тварь нанесла по нашей «дружной» и уже спаянной совместный трудом (для моей пользы) компании неожиданный и стремительный удар. Да еще такой Силы, что современная ядерная боеголовка показалась бы детским лепетом и баловством по сравнению с этим «потрясением» всего и вся.
В первый момент я даже и не понял, что вообще происходит: полыхнуло таким ярким и чудовищным жаром, что зрение махом отказало. На каких-то запредельных инстинктах я вслепую умудрился развернуть над собой Магический Защитный Полог, не скупясь плеснув в него Силы. Уже потом, раздумывая «на досуге» о своей слепоте, я понял, что мне попросту напрочь выжгло глаза. Однако, картинка, успевшая отпечататься на сетчатке глаз, вмиг утраченной вместе с самими органами зрения, успела отравиться прямиком мне в башку.
— Нет! — Попытался заорать я, когда мозг, наконец, успел обработать последние запечатленные мгновения.
Но сожжённая в хлам гортань и выгоревшие легкие не позволили мне этого сделать. Лишь Ментальный крик, полный отчаяния и боли, отнюдь не физической, заполонил собою весь Эфир. Ибо от того, что я успел осознать, впору было не только отчаяться, но и вовсе пасть духом: последнее, что я увидел, это как рассыпаются невесомым пеплом тела командира и оберштурмбаннфюрера Хартмана. Один лишь Кощей, заключенный в теле азиата, каким-то чудом не сгорел дотла в этом огненном аду, хоть и обгорел до самых костей, тоже лишившись глаз. Но он, по крайней мере, был еще жив на тот момент. Земля вокруг нас спеклась в единый черный и блестящий монолит, а каменные развалины плакали и растекались лужами, словно таявшее на солнцепеке масло.
Кто, или что напало на нас в тот злополучный момент, мне было абсолютно наплевать. Ненависть на это чудовищное создание, уничтожившее в один миг самого дорого мне человека на земле, едва не свела меня с ума, поглотив без остатка. Я едва сумел удержаться на краю «пропасти безумия», ибо еще не знал, кого мне надо растерзать в отместку за гибель командира… Ну, и Роберта тоже — я успел привязаться к этому, в общем-то, неплохому фрицу, просто родившемуся не в том месте и не в то время и связавшемуся с «плохой компанией». Нет, сука, я обязательно выживу во всей этой огненной заварухе, а затем найду и, для начала, разорву этой падле задницу на фашистский крест!
Хоть мне и выжгло глаза, гортань и легкие «раскаленной плазмой», а сам я выгляжу наверняка не краше Кощея, наконец-то ставшего похожим на того сказочного костяного мертвяка, но оба моих сердца — как Энергетическое, так и физическое — уцелели, и теперь усиленно раскачивали мой внутренний «ядерный реактор». Несмотря на заполненный Резерв, хлынувшая в меня Сила раздула его совсем до полного безобразия, едва не разорвав меня на тысячи маленьких Хоттабычей. Я ощутил (не знаю, уж, каким-таким «шестым» чувством, поскольку все органы, отвечающие за восприятие, уже нахрен отгорели), как хрустнула, ломаясь кусками, запеченная до зеркального состояния корка земли, а мои ноги погрузились в нее по щиколотку. Но на этом погружение прекратилось — под небольшим слоем земли, оказалась крепкая скальная порода, на которой я смог крепко утвердиться на своих обгоревших костылях. Однако, если такое интенсивное нагнетание температуры продолжится еще какое-то время, эта порода может легко перейти в жидкое состояние, подобное раскаленной лаве. И тогда уже, етить, мне придется в ней искупаться.
Я не ощущал прежнего пожара в груди, как в прошлый раз, когда включался мой «боевой режим Святогора», поскольку сегодня полыхало, сгорая в нестерпимом огне, все мое тело. Но одно я почувствовал совершенно точно, это то, как стремительно начал опустошаться мой раздутый донельзя Магической Энергией Резерв. А еще я ощутил, как само Время вильнуло хвостом, как послушный моей воле пес, и покорно замедлило свой неумолимый бег. Пусть я, как та пресловутая обезьянка ничего не видел, ничего не слышал и ничего не мог сказать, но я точно знал, что все вокруг, вот уже третий раз в моей жизни, превратилось в статическую картинку. Я перестал ощущать жар, опаляющий мо