Мгновения, оставшиеся до полного развертывания портала, тянулись словно столетия. Старший послушник уже едва держался на ногах. И это, видимо, чувствовали и его противники. И когда, наконец, они решились его «дожать», Портал неожиданно развернулся, скрывая фигуру азиата в потоке Магического света. И когда он погас, на прежнем месте остался только хрустальный Артефакт.
Место, куда выбросило старшего послушника, ничем не напоминало Портальный павильон Орденского замка, где постоянно дежурила пара-тройка желторотых послушников и один сильный Адепт-Медик. На всякий случай… И сейчас Медик бы, ох, как пригодился! Но мрачное окружение, пока еще просматриваемое в свете еще несвернувшегося Портала, говорило о том, что о Медике не стоит даже и мечтать! Из-за нанесенной проклятым Мамом раны, и практически полного истощения сил, старший послушник все никак не мог сообразить, куда его занесло. Еще ни разу за всю историю практики использования Портала, древний Артефакт никогда не сбоил! Ну, вот ни разу! Он всегда приводил из любой точки пространства в Орденский замок, к которому был Магически привязан.
Портал схлопнулся, оставив старшего послушника в кромешной темноте. Но это его не испугало, поскольку он, подобно настоящим Шаманам, мог видеть одновременно на двух планах бытия — «Духовном» и «Вещественном». Поэтому темнота не стала для него особым препятствием. В глаза тут же бросились многочисленные человеческие следы, отпечавшиеся на пыльном полу. Тибетец понял, что Портал несолькими минутами ранее вывел сюда и его подопечных, и это именно их следы. Остатки Жизненных сил стремительно таяли — рана, нанесенная нечистым Духом Тонкому Телу послушника, никак не желала закрываться. И азиат слабел. Слабел с каждой секундой, теряя драгоценную Прану! У него оставался единственный шанс на спасение, но для этого нужно было догнать ушедших вперед бывших спутников. Старший послушник залез в кармашек вещмешка, из которого вынул и зажал в кулаке Магический прибор с желтоватым кристаллом-Накопителем и толстым коротким штырем. Любой из Осененных, да и не только, с легкостью бы узнали в этом приборе обычный полевой Малый Пранотранфузер, широко используемы в регулярных частях Вермахта.
«Только бы хватило Энергии… — мелькнула мысль. — Только бы хватило…»
Закатав рукав подрагивающими от недостатка сил руками, азиат воткнул толстую иглу Пранотрансфузера в собственное предплечье и, совершенно ослабнув, опустился на пыльный каменный пол пещеры. Кристалл заполошно заморгал, переливая остатки Жизненной Энергии в обессиленное тело диверсанта. Руки тибетца мгновенно перестали дрожать, тусклые глаза заблестели, а из его груди вырвался вздох облегчения — Энергия в кристалле-накопителе еще оставалась. Немного, но её хватило, чтобы затянуть прореху в Тонком Теле, нанесенную нечистым Духом. Кристалл мигнул еще раз и потух — закачанная в него Прана закончилась. Слишком много Жизненной Энергии потратил диверсант, нарезая без устали круги возле городских стен Абакана. Но самое главное сделано — в ближайшее время он не умрет от истощения.
Продев руки в лямки, азиат закинул вещмешок за спину и, подволакивая ноги и загребая пыль, потащился вдоль четко прослеживаемых следов. Где-то там, в конце темного коридора, падали на стену какие-то светлые мерцающие блики, словно отсвет горящего пламени. Тибетец постарался прибавить скорость — силы утекали стремительнее, чем он рассчитывал. Подлый укус зубастого Духа-Гуся оказался коварнее, чем диверсант рассчитывал — он запустил в организме старшего послушника еще и какую-то неведомую «болезнь», которая постепенно распространялась по его Тонкому Телу. Когда азиат уже почти добрался до поворота, за которым что-то явно горело, раздался выстрел, прозвучавший оглушительным грохотом в тихом и замкнутом пространстве пещеры. Старший послушник изо всех сил рванулся на звук.
— Твою мать! — Неожиданно прозвучавший выстрел, заставил меня вздрогнуть и втянуть голову в шею.
Тонко взвизгнула пуля, отрикошетившая от вороненых доспехов неведомого мертвого великана, и вся «неустойчивая конструкция», состоящая из сидящей на костяном троне усохшей донельзя мумии, и сохраняющая равновесие хрен его знает сколько тысячелетий, неожиданно резко навернулась об пол. А вот его великанский меч, покоящийся на коленях хозяина подземелья, со свистом вспоров воздух, легко, словно палку молочной колбасы, перерубил шею Вревского, неудачно оказавшегося не в то время, и не в том месте — только голова, словно детский мячик, весело поскакала по пыльной пещере, разбрызгивая брызги крови по сторонам.
Пока мы с командиром и Харманом тупо стояли, пораскрывав рты, пялясь на кровь, выплескивающуюся толчками из обрубка шеи, пытаясь осмыслить и уложить произошедшее в своих головах, из темноты к бьющемуся в конвульсиях безголовому телу выметнулся какой-то неопознанный субъект. Коротко размахнувшись, этот ублюдок засадил в грудину трупа какую-то хреновину, тут же засветившуюся желтоватыми переливами.
— Пранотрансфузер? — Первым вышел из ступора командир. — Какого хрена?
— Ты кто, пацанчик? — Я уже приготовился серьезно попотчевать «незваного гостя», который, как известно, хуже татарина, хорошей порцией огня.
— Вторник? — Узнал азиата Харман, едва не всадив в него очередной заряд из пистолета.
— Робка, совсем уже двинулся в этом подземелье? — То, что немецкий утырок, пусть и косвенно, но ухлопал-таки предателя Вревского, меня нисколько не взволновало — умер Максим, ну и хрен с ним! Главное, свою основную миссию бывший ротмистр, а ныне — безголовый труп, выполнил — свел с кем надо. — Какой нах вторник? Пятница сегодня… если я ничего не путаю…
— Он — Вторник, — указал на агента Хартман. — Вы разве его не узнали?
— Разглядишь тут! — ворчливо заметил я, вглядываясь в азиата. — А, это ты, хранитель хрустальных яиц? Ты ж без своего шарика уходить не хотел?
— Так… сложились обстоятельства… — с трудом выдавил азиат. — Духи… много… не совладать… пришлось оставить…
— А-а-а! — догадливо протянул я. — Порвали болезного? А помирать ты явно не собирался?
— Да…
— А чего это ты творишь, братская чувырла? — спросил я, хотя, в принципе, уже догадался, откуда тут «ухи торчат».
— Жизненную Энергию бедолаги Вревского собирает, — невозмутимо произнес оснаб. — Подлечиться за чужой счет, видать, хочет.
— Пусть его, — словно что-то самой собой разумеющееся, отмахнулся я, хотя внутри все клокотало. Надо привыкать, в Рейхе такое положение вещей — норма! Не стоит палиться на такой мелочи. — Че добру-то пропадать!
Наконец «всадника без головы» престало колотить, а кристалл разгорелся не в пример ярче, чем в самом начале. Азиат, выдернув наполнившийся Жизненной Энергией Пранотрансфузер, поспешно воткнул его себе в руку. Я мысленно отметил заранее закатанный рукав его куртки и свежую рану, нанесенную, по всей видимости, тем же прибором. Азиат распластался о полу неподалеку от обезглавленного тела ротмистра и замер, закрыв глаза и что-то неслышно шлепая губешками. Изменения, происходившие с ним, были видны невооружённым взглядом. Диверсанту явно получшело.
— Слышь, чепушила? — окликнул я азиата по-русски, когда тот открыл глаза. — А почему вторник? — Вот не давал мне покоя этот вопрос, уж не знаю почему. Как будто других проблем нет.
— Мимар, — ответил диверсант так же по-русски. Чисто, четко, безо всякого акцента, словно всю жизнь на нем разговаривал. Оно понятно, этот поц — не то что пехота-Хартман — настоящий подготовленный диверсант! — Это мое имя, — пояснил азиат. В переводе оно и означает — вторник.
— А с какого языка перевод? — полюбопытствовал я, а командир молча наблюдал за моим «допросом» диверсанта.
— С тибетского, — не стал скрывать азиат, похоже, поймавший приход, как наркоман, но только не от наркоты, а от обилия чужой Жизненной Энергии.
— Настоящий тибетец? — Удивленно покачал я головой. — А я, грешным делом, решил, ты калмык.
Но азиат не ответил, а только блаженно расслабился и затих.
— Ты чего творишь, Харман? — Отвлекшись от Мамира, накинулся на оберштурмбанфюрера командир. — Что это сейчас было? — И он указал на обезглавленное тело Вревского. — Какого черта, Роберт?
— Он шевельнулся… — Хартман попытался перевести стрелки на упавшую мумию. — Я и среагировал…
— В жопу такую реакцию! — Вскипел оснаб. Хоть он и сам бы «с удовольствием» удавил предателя, но такая внезапная и нелепая смерть бывшего боевого товарища и однополчанина выбила Петрова из колеи. — Почему про пистолет ничго не сказал? Быстро отвечать! — рявкнул Петр Петрович, усилив приказ Ментальной атакой.
— Я… я… — Дернулся было оберштурмбаннфюрер выстроить Стену Отчуждения, но с опытным Внеранговым Мозголомом такой фокус не прокатил.
— Не доверяешь, значит, герр Хартман? — Быстро выдернул всю необходимую информацию из мозга немца оснаб. — Пистолет сюда! — Он требовательно протянул руку. — Живо! — Фриц поначалу пытался сопротивляться, но его слабенький Дар против Ментального Дара командира не имел никаких шансов. — И запомни, Роберт, — пряча пистолет под ремень, произнес оснаб, — командую здесь я! И никто без моего прямого приказа даже чихнуть не имеет права! Уяснил, оберштурмбаннфюрер?
— Яволь, герр оснаб! — с кислой физиономией произнес Хартман.
— И запомни, Роберт, — немного «снизил накал» и отпустил Силу командир, — мы с тобой в одной лодке! И чтобы нам всем выжить — не нужно её раскачивать! И без того штормит!
— Виноват, герр оснаб! — потупился Хартман. — Но этот гигант… он действительно шевельнулся…
— Тебе показалось, пацанчик! — Я подошел к огромной мумии и потыкал её носком ботинка. — Если он и шевелился, то это было ой, как давно!
— Ошибся… — совсем упав духом, повторил немец.
— Ладно, Робка, — я панибратски хлопнул фрица по плечу, — ты только в следующий раз не ошибайся, ладно! А то всех нас скопом угробишь! Я, хоть и старик, но пожить еще годок-другой не откажусь!